Новые русские

За дверью слышна суетливая возня, заканчивающаяся смехом и воплями Нади: «Сэр, поосторожней, вы откусите мне грудь! Ну, куда, куда… Она же больше, чем ваш рот. Ах, ах, ах… ой! Не надо лезть туда пальцами. Ну, пожалуйста… ой, больно. У вас что, кроме пальцев ничего нет?»

Сопение выползает из недр организма Матвея Евгеньевича и дотягивается до высокого повизгивания, заполняющего наступившую тишину. Снова возглас Нади: «О, дедок! Это твой или взял у кого-нибудь напрокат? Тогда я пошла в ванную».

Макс зажимает уши. Он не в состоянии слушать высокий неестественный смех Матвея Евгеньевича. Макс вспоминает Фолкнера, отгораживавшегося стеной пьянства от наступающей пошлости. Встает и входит в комнату. В кресле сидит Туманов с расстегнутыми брюками и запрокинутой головой. Рубашка валяется под столом. Седые волосы на груди всклокочены. Рябое тело в помаде и укусах. Не произнося ни слова, Макс берет бутылку с разведенным спиртом, кладет на хлеб кусок колбасы и идет в комнату Али. Его останавливает телефонный звонок. Макс косится на настенные часы. Всего половина одиннадцатого. Поднимает трубку. В ней слышится незнакомый голос:

— Алло, Макс? Привет.

— Кто это?

— Ты меня не знаешь. Но есть срочная информация. Важная для тебя.

— Кто это?

— Мне известно местонахождение твоей дочери. Али… Алевтины.

— Что с ней?

— Пока ничего. Но пора девчонку спасать.

— Кто ты?

— Ты меня не знаешь. Но нам стоит познакомиться.

— Когда?

— Завтра в двенадцать у Дома журналистов. Знаешь где?

— Да. Как я вас узнаю?

— Я сам подойду. Все. Привет.

Короткие гудки возвещают о конце разговора. Макс опускается на стул возле телефона. Из ванной выходит Надя в махровом халате Веры и ее пляжных тапочках. С вызовом смотрит на Макса. Он не реагирует. Девушка, покачивая бедрами, проходит мимо. Тянет за нос задремавшего в кресле Матвея Евгеньевича: «Пошли, дедок. Покажешь мне, как работает твоя штучка».

Ночь и любовь приходят независимо от нашего желания

Ночь и любовь приходят независимо от нашего желания. Элеонора боится и того, и другого. Ей страшно входить в свою квартиру. Стоит, прислонившись лбом к кожаной обивке двери. Несмотря на изрядную дозу шампанского, вина и коньяка, подавить в душе страх не удалось. Вечер у Таисьи получился на удивление веселым. Все смеялись над рассказом Гликерии Сергеевны и убеждали Элеонору не придавать значения дурацким снам. В какой-то момент ей и впрямь показалось чушью творящееся в доме светопреставление. Возможно, потому что поддалась обаянию безмятежно-спокойной улыбки Степана. Катя, находившаяся постоянно начеку, заметив это, быстро увела его из-за стола в другую полукомнату с диваном и концертным роялем. Дамы моментально оценили ситуацию, переглянулись и пустились в рассуждения о женском одиночестве. Элеонора почти не участвовала в разговоре. Ей было гораздо интереснее прислушиваться к доносящимся обрывкам истеричных фраз Кати и глухих оправданий Степана. Из услышанного Элеонора уловила явное вранье в его отнекиваниях. «Да она мне в духовке снилась!» — отчетливо донеслось оттуда. Элеонора восприняла эти слова, как признание в любви. Чтобы не привлекать внимания горделивым блеском глаз, она с аппетитом набросилась на золотисто-молочного поросенка, царственно возлежащего в яблоках на огромном круглом кузнецовском блюде.

Таисья продолжает вздыхать и жаловаться на проблему выбора. Женщины их положения, к которым, разумеется, причисляются все присутствующие, кроме Кати, ни за что не должны оставаться одни.

В каком бы возрасте они ни находились, их должны окружать мужчины, мечтающие попасть в ранг избранников. Гликерия Сергеевна горячо поддерживает подругу, при этом активно намекая, что она, единственная из присутствующих дам, опять замужем. На что Таисья высказывает с солдатской прямотой:

— Какой-нибудь кособоконький, после моих достойных мужей, меня не устроит. Ходил тут один грузин. Всем вроде бы неплох, пенсионер, профессор медицины, с собственной квартирой, но носки носил с дырками. Если он за собой уследить не в состоянии, куда же ему ухаживать за такой избалованной женщиной, как я?

В ответ подруги единодушно зазвенели бриллиантами.

Нинон в отличие от Таисьи считает мужчин всего лишь полуфабрикатами. Она сама берется сделать из мужчины человека, при условии его высокого общественного положения. Если на званых вечерах, презентациях, премьерах и прочих сборищах бомонда ее спутника не узнают в лицо, значит он еще не созрел для нее.

Элеонора тоже имеет на этот счет свое мнение, но высказывать его не собирается. Доставшиеся от Ласкарата богатство и роскошь делают ее недоступной для любого самого незаурядного претендента. Хотя в глубине души она мечтает оказаться послушной девочкой в мужественных руках пришельца из других миров, не понимающего цену окружающих ее вещей. До встречи с Василием она сама ни о чем таком не мечтала. Сначала хотела стать актрисой, три года поступала в театральные училища и не поступила. Пошла работать в Театр имени Станиславского в реквизиторский цех. Однажды пожилой артист, которому она подавала из-за кулис во время спектакля высокий кубок, обклеенный стекляшками, пригласил ее поужинать в ресторан ВТО. Какой непередаваемый восторг испытала она, впервые переступив порог знаменитого актерского ресторана. Они пришли после спектакля. Длинный узкий зал с четырьмя рядами столиков, накрытых белыми скатертями, был полон народа. Все громко разговаривали. Поэтому над головами висел непрерывный гул, сопровождаемый звоном посуды. По залу бродили известные и неизвестные артисты. Они подходили к столикам, обнимались с сидящими, выпивали, присаживались на краешек стула и, размахивая руками, о чем-то возбужденно рассказывали. Официантки с высоко поднятыми подносами бесцеремонно расталкивали попадавшихся на пути посетителей, а те, раскрывая объятия, тут же начинали подхалимничать. Из официанток особенно запомнилась Элеоноре высоченная девушка, судя по всему бывшая баскетболистка. В дальнем углу зала за большим столом пели цыгане. Ни одного свободного места обнаружить не удалось. Но пригласивший Элеонору пожилой актер не растерялся. Пошушукался с метрдотелем, высоким представительным мужчиной в усах, и тот великодушно позволил сесть за угловой столик, судя по всему служебный, с грязной скатертью и как раз двумя стульями. Этот вечер запомнился Элеоноре еще и тем, что ужасно хотелось узнать, что находится в конце зала за тяжелыми портьерами. Спрашивать было неудобно. Не хотелось признаваться в своем первом посещении…

Элеонора вздрагивает. Кто-то дергает ее за локоть. Она не в силах сбросить оцепенение.

— Мадам, вы забыли ключи или вам плохо? — узнает она знакомый, немного гнусавый голос консьержки. — Я все жду, жду, когда хлопнет ваша дверь, а она не хлопает. Так давай подниматься, смотреть, чего с вами такое могло произойти.

Элеонора с трудом отстраняется от двери и чуть не падает. Ее подхватывают участливые руки консьержки.

— Спасибо, Марта Степановна. Вы не поможете открыть дверь и снять квартиру с охраны?

Консьержка с готовностью берет ключи и входит первая. Элеонора, пользуясь ее присутствием, с опаской проходит по комнатам и везде включает свет. Ничего подозрительного не обнаруживает. Немного успокаивается. Ей безумно хочется спать. Аж покачивает. Хорошо, что выпила. Элеонора сует Марте Степановне деньги, та считает, несколько бумажек берет, остальные возвращает. Элеонора отказывается, тогда та кладет деньги на столик рядом с телефоном. «Ежели чего помочь или сделать, позвоните мне, мадам, я ночью не сплю. Вмиг поднимусь к вам. Благодарствую. Деньги-то не смахните со столика. Там много». — Видя, что Элеоноре все равно, неодобрительно качает головой и уходит.

Полыхающая всеми хрустальными люстрами, торшерами на мраморных подставках, лампами из китайских ваз с плетеными абажурами и легкими кружевными накидками, настенными изысканными бронзовыми светильниками квартира, занимающая половину этажа, выходящая окнами на обе стороны дома, кажется огромным, залитым светом кораблем, одиноко плывущим по темному ночному морю. Элеонора бесцельно бродит по комнатам. Останавливается, замирает. Ей кажется, из мемориального кабинета Сталецкого слышатся приглушенные голоса. За его дверью и при Ласкарате частенько раздавались таинственные звуки. Элеонора входит туда редко. По сути эта комната как бы и не существует в ее повседневной жизни. Гости, впервые наносящие ей визит, стремятся попасть туда на домашнюю экскурсию. Элеонора неохотно уступает просьбам. Многие подруги и их друзья, зная о нелюбви хозяйки к этой, всегда закрытой на ключ комнате, не пристают с желанием побывать еще раз в обители гения. Тяжело передвигая отекшие ноги, Элеонора доходит до круглого холла. Непонятные звуки возникают попеременно во всех комнатах. В ее спальне явно скрипнули пружины. Неужели он уже в постели? Испуг прошибает тело, страх, приглушенный спиртным, вырывается из алкогольного плена, сдавливает сознание, заставляет дрожать руки.