Реквием для свидетеля
Реквием для свидетеля читать книгу онлайн
Гениального хирурга, хирурга от Бога — Владимира Першина коллеги называют Моцартом. Унаследовавший от матери любовь к произведениям выдающегося композитора, Першин даже оперирует под его музыку. Но однажды его спокойная и счастливая жизнь кардинально меняется. Вооруженные люди вывозят Моцарта за город и под дулами автоматов заставляют оперировать криминального авторитета по прозвищу Граф.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
18
Протокол № 11
об опознании трупа (Дело 48 — А 416)
Место произв. опозн.: морг 1-й Градской б-цы г. Москвы.
Время нач. опозн.: 29 июня 1996 г. 12 час. 35 мин.
Время оконч. опозн.: 29 июня 1996 г. 13 час. 10 мин.
Следователем Моск. гор. прокуратуры ПЕРВЕНЦЕВЫМ А.Ф. произведено следств. действие по опознанию трупа.
В присутств. гр. ПЕРШИНА В.Д. (пасп. сер. IV-ПЛ № 685083 выд. ОВД Ленинского РИК г. Свердловска 20.3.1989 г., пропис. г. Москва, ул. Лесная, д. 6, кв. 171 28.05.1985 г. Место раб.: 14-я гор. б-ца г. Москвы, должн. врач).
Понятые:
1. Гаврилец Степан Аркадьевич, санитар морга 1-й Гр. б-цы;
2. Нестерук Светлана Анатольевна, фотограф БРУ коммунхоз.
3. Васин Лев Алексеевич, водитель специализир. сан. бригады № 214 Госанупр.
При производстве следственного действия применялось фотографирование (аппарат крупноформ. в 8 фок. расст. объектива).
Признаки внешности трупа совпали с предварительно описанными гр. Першиным В.Д. признаками ГРАДИЕВ-СКОЙ ЛУИЗЫ ИВАНОВНЫ (см. Протокол обнаружения № 1), супруги Першина В.Д..
По настоянию Першина В.Д. произведен детальный осмотр трупа (повторно, см. Протоколы № 4, № 6), в рез. констатировано изменение внешности трупа действиями насильственного характера, как-то:
1. Колотые раны живота (8);
2. Гематома в обл. лев. глаза;
3. Множественные следы порезов;
4. Ожоги в обл. груди;
5. Открытый перелом стопы (прав).
Протокол № 11 лицами, участ. в производстве следств. действия, прочитан.
Замечаний, подлежащих внесению в протокол, не поступило.
Факт идентификации предъявленного для опознания трупа с гр. ГРАДИЕВСКОЙ ЛУИЗОЙ ИВАНОВНОЙ подтверждаю:
Допрошенное лицо (подпись)
Понятые (подписи)
Протокол составил следователь Московской гор. прокуратуры
ПЕРВЕНЦЕВ А.Ф. (подпись).
Алоизию Першину было жалко до слез. Чего хотели убийцы от одинокой женщины, работавшей коммерческим директором фирмы, догадаться было не сложно. «Вам нужна прописка? А мне нужны деньги», — вспомнил он их первый разговор в день знакомства. Деньги составляли главный смысл ее существования. Неужели их можно любить настолько, чтобы умереть за них под пытками?
Существовала ли связь между смертью ее мужа-предпринимателя и ее собственной смертью? Пусть теперь это занимает Первенцева!
В машине просигналил радиотелефон.
— Слушаю, Первенцев… Когда?.. Это точно?.. Хорошо. — Следователь положил трубку и посмотрел на Першина, сидевшего на заднем сиденье между милиционером и экспертом-криминалистом. — Владимир Дмитриевич, где вы были вчера вечером?
Першин презрительно хмыкнул и отвернулся к окну.
— Как это — где? — ответил сквозь зубы. — Известно: на улице Лесной убивал гражданку Градиевскую.
— Зачем?
— Денег требовал, наверно.
— А они у нее были?
— Были. Только я вам не скажу, где она их держала. А то еще приберете к рукам, пока я буду в цугундере срок отсиживать.
Все, включая Первенцева, заулыбались.
— Смешно, Владимир Дмитриевич, смешно. Но не очень. На вашем месте…
— А вы никогда не будете на моем месте, — серьезно сказал Першин. — Для этого надо людей любить.
— А я, значит, людей не люблю? — обиделся следователь. — Ну, ну. Так вы не ответили на мой вопрос?
— На какой?
— Где вы были вчера?
— А-а, это… Ну вот приедем сейчас в прокуратуру — предъявите мне обвинение, ознакомите с делом, пригласите адвоката, и там я отвечу. Под протокол. А пока отдыхайте, набирайтесь сил.
— Хотите вызвать у меня сочувствие своим поведением или разозлить?
— Ваши каверзные вопросы для меня унизительны, вы это понимаете?!
— Что же в них унизительного?
— Да не в них! А в том положении, в которое вы меня ставите!.. В подозрении вашем!
— Неужели вы думаете, что мне убийца нужен для галочки? Для чего мне отправлять под суд невиновного человека?.. Ничего себе, представленьице!.. Книжек дурных начитались, господин хирург? Не следователь, а прямо исчадие ада какое-то, в самом деле. Странно вы себя ведете, я бы даже сказал — провокационно.
— Спал я вчера вечером, ясно? Спал! Из дома не выходил! — сдерживая истерику, выкрикнул Першин.
Первенцева проняло. До самой прокуратуры вопросов он больше не задавал.
Кабинет его находился на третьем этаже, он проследовал туда быстрым, размашистым шагом, и Першин вынужден был идти за ним, как собака на поводке, будто это было нужно ему, будто это он добровольно вызвался давать показания, подобно какому-нибудь стукачу или сексоту, и понимал, что с невидимого поводка этого ему не соскочить, и отвечать на вопросы службиста придется, и краснеть в суде, и искать вину перед Богом и Алоизией в себе самом даже после того, как в деле будет поставлена точка.
— Подождите здесь, — коротко бросил Первенцев, отомкнув замок ключом на массивном брелоке.
Першин остался в коридоре один. Потом в кабинет стали заходить какие-то люди, никто из них не удостоил его взглядом, хотя ему безумно хотелось чьего-нибудь взгляда, хотя бы не участливого, а просто так — что-нибудь понять по человечьим глазам. Заложив руки за спину, он вышагивал туда-сюда по коридору, стараясь сосредоточиться, но сосредоточиваться оказалось не на чем: мысли путались, обрывались, и если бы так было перед операцией, он ни за что не согласился бы войти в операционную, ибо такое его состояние заведомо предвещало бы летальный исход.
Минут через сорок от Первенцева вышли люди, среди которых были уже знакомые ему эксперт и милицейский капитан. Еще через некоторое время в проеме приоткрывшейся двери появился и сам Первенцев — в рубахе с неаккуратно закатанными по локоть рукавами, расстегнутой едва ли не до пупа, будто он вернулся домой после трудового дня и позволил себе расслабиться.
— Войдите, — приказал сухо, глядя куда-то в сторону.
Першин вошел в маленький казенный кабинет с зарешеченным окном, необыкновенно жаркий, потому что окно выходило как раз на запад, а солнце уже перевалило за половину своего дневного пути и теперь слепило, пекло, расплавляло оставшиеся чувства и мысли.
— Садитесь… не сюда… вот сюда…
— Спасибо, — вынужден был занять место Першин, как нарочно, напротив окна.
— Курите, если хотите.
Першин закурил и удивился, что не сделал этого раньше — там, в коридоре: первая же глубокая затяжка поставила все с головы на ноги.
— Я пить хочу, — жалобно попросил он, проиллюстрировав жажду высохшим, как болото, голосом.
Вода была теплой и невкусной, какой и полагается быть в прокуратуре.
Первенцев снял с тумбочки портативную пишущую машинку, поставил ее перед собой на стол. Зарядив в каретку бланк протокола, отпечатал несколько строк. При этом он вел себя так, как если бы находился в комнате один — Першина для него не существовало вовсе.
— Значит, вы утверждаете, что встретились с Градиевской семнадцатого в понедельник случайно? — заговорил он наконец, все так же не поднимая на допрашиваемого глаз.
— Да.
Два щелчка — две буквы в протоколе. Руки застыли на клавиатуре.
— Где именно это произошло?
— Где-то в центре. Я не запомнил, — соврал Першин, полагая, что его финансовые взаимоотношения с Алоизией никак не могут иметь отношения к ее убийству, а упомяни он о деньгах — следствие уж точно пойдет по ложному пути.
Первенцев одним пальцем внес его ответ в протокол, свободной рукой нащупал пачку «Мальборо» на столе. «Что скажешь, то и напечатаю, мне все едино, — как бы говорил он каждым своим неторопливым, не окрашенным никак движением. — Торопиться некуда, до конца рабочего дня время есть. — В столе у него оказалась запасная зажигалка, он прикурил как раз в тот момент, когда Першин протянул ему свою. — Больше мы в ваших услугах, гражданин Першин, не нуждаемся!» — означал жест.
Был это психологический прессинг или его обычная манера ведения допроса, но Першин начинал себя чувствовать так, как чувствовал на графской даче, и даже хуже того: там он, по крайней мере, сознавал свою правоту перед законом, здесь — представитель закона уверенно-небрежительным отношением подавлял его, парализовывал и, несмотря на возмущение и протест, готовые вырваться наружу, приходилось мобилизовывать остатки воли и чувств, укрощать острое желание схватить следователя за грудки, разбить окно, крикнуть на улицу, что он не намерен терпеть такого к себе отношения, и только каждый раз после очередного вопроса, досчитывая до пяти, отвечал так же кратко и холодно, и в ответах его сквозило неприкрытое: «Ты — так? А я — вот этак! Докажи!» Первенцев, идя на поводу явно сформировавшейся у него (или у кого-то из тех, кто ему приказывал) версии, будучи психологом средних способностей, провоцировал его на такое поведение. «Гордость сердца, — говорят, — особенность честных людей; гордость манер — особенность дураков». Першин слишком много лгал, чтобы считать себя честным человеком; Первенцев слишком много допрашивал, чтобы обнаружить задатки записного дурака — опыта ему было не занимать.