Золотой иероглиф (СИ)

— Работаю, да. Но от меня никто не требует, чтобы я стоял над душой у твоего бывшего босса. У меня несколько иные задачи… Ладно. Поехали к Попову.

Нельзя сказать, что нашему приходу Сашка Попов обрадовался до невозможности. Он вовсе не обрадовался. Даже, пожалуй, совсем не обрадовался, потому что мы своим визитом сорвали ему сеанс сетевой игры.

Я, честно говоря, с компьютерами не на «ты», умею разве только тексты набирать, да и то по-любительски, плюс еще играть в простенькие игрушки.

Кое-как удалось уговорить Сашку уступить нам место за компьютером. Технолог Попов поворчал и пошел куда-то на улицу — то ли в гости, то ли за пивом… Сэйго заглянул в свой блокнот и быстро набрал адрес сайта. Ждать пришлось долго — телефонные линии в нашей стране еще те, несмотря на то, что услуги связистов дорожают едва ли не быстрее прочих… Сашка перед уходом очень сильно сокрушался, что как только за телефон придется платить поминутно, Интернету в России придет капут… Такэути согласился и заметил, что если будет так продолжаться и дальше, коммуникации начнут пожирать сами себя. Я не стал просить перевести поточнее эту сентенцию — а зачем? И без того все понятно.

Наконец компьютер открыл нужную страницу (текст был набран по-английски), и Сэйго принялся читать.

— Ничего не понимаю, — растерянно сказал вдруг Такэути. — Как будто специально почистили… Вот, видишь, читаю: «Дзётиин Икита: 1543–1567… Дзётиин Кота: 1560–1601… Дзётиин Норими: 1604–1647… Дзётиин Сампэй: 1619–1670»… А где, черт возьми, Тамоцу?

Сэйго при этом даже руками развел.

— Может быть, имеется в виду другой род? Однофамильцы? — спросил я.

— Не было другого рода. Одна линия… И вот, пожалуйста, последний Дзётиин, о котором мы хоть что-то знаем: «Кивата, 1918–1939…» Все. Род Дзётиинов на этом закончился, но теперь ясно, что в тридцать девятом Кивата не погиб, и даже обзавелся наследником… Кстати, обрати внимание: почти каждое имя выделено гипертекстом: щелкаешь мышью по нужному имени и получаешь развернутые сведения… Где теперь искать сведения о Тамоцу?

— А был ли он? — спросил я.

— Омамори видел? Текст читал? Значит, был. Теперь, смотри, что у нас получается: в тринадцатом веке у нас есть несколько пробелов, но они и даются как пробелы — написано: «сведения о жившем отсутствуют». А тебе не кажется странным, что не обозначен пробел между Котой и Норими?

— Я плохо понимаю, что тут написано…

— Но цифры-то видишь?

— Цифры вижу.

— И подумай сам: Норими родился в тысяча шестьсот четвертом…

— … А Кота умер в тысяча шестьсот первом!

— Наконец-то до тебя дошло. Даже в те времена японцы не умели становиться отцами в отрицательном возрасте. Пропущен отец Норими, он же сын Коты.

— Чего проще: открой сведения о них!

Сэйго воззрился на меня с неподражаемым выражением на лице.

— Уже лучше, — сказал он, явно имея в виду мои умственные способности. — Сейчас я так и сделаю…

Такэути щелкнул мышью по имени Кота. Дождался, когда на экране появятся новый текст, и потом… Почесал в затылке. А я уже знал, что этим жестом мой компаньон выражает довольно сильные эмоции.

— Да что такое? Какой-то кретинизм! Написано, что сын Коты Дзётиина, умершего в тысяча… Так. Родился спустя три года после его смерти… Они там, в Токио, что — людей за идиотов считают!?

— А может человек залезть на эту страницу и поправить текст так, как он захочет?

— В принципе, может, — сказал «Сергей». — Сейчас попробую… (Прошла пара минут.) Нет, ничего не выйдет. Требуется пароль доступа.

— А пароль можно подобрать? Или… купить?

— Да все можно, все! Вот только кому это надо?

— Мы знаем, кому, Сергей.

Такэути повернулся ко мне и сказал серьезно:

— А может быть, мы этого еще и не знаем.

— А Мотояма?

— Он может оказаться лишь исполнителем.

— Значит, заказчик…

— Заказчик сидит в каком-нибудь японском городе на берегу теплого моря и только распоряжается.

Мы замолчали. И тут я спросил:

— Послушай, а ты говорил, что для того, чтобы открылся омамори, должно было наступить определенное время. Ты имел это в виду с чисто мистической точки зрения, или…

И тут Такэути поднял кверху указательный палец.

— Хорошая мысль. Кланы якудза существуют в Японии с незапамятных времен. Почему они действительно не суетились в течение трехсот лет? Слушай, слушай, в этом что-то есть! — Сэйго даже встал со стула и стал как тигр, ходить взад-вперед по тесной комнатушке. — Тридцатые годы. Может, начало сороковых… Надо копнуть там!

— А почему не девяностые? Ведь дело-то начало разворачиваться именно сейчас!

— Может, ты и прав. Но, мне думается, надо смотреть именно в тот период. Тогда Япония была кипящим котлом. Возрождение духа Ямато, самурайских традиций: «бусидо», кодекс «Хага-Куре». Даже во времена первой мировой не было такого. Шла подготовка к новой большой войне, и тогда случилось что-то такое, на что общественность вообще не обратила внимания, потому что была во власти истерии, захлестнувшей родные острова. Но случилось важное. И это заметили якудза.

— Важное на фоне войны. Только если землетрясение.

— Японцы привыкли к ним. Да, должно было произойти не просто сильное, а катастрофическое землетрясение, чтобы его заметила вся нация. А раз его не заметили, значит, оно было рядовым, какие трясут Японию едва ли не каждый год. Нет, что-то другое. Возможно, что-то стихийное, но не катастрофическое, правда, происходящее довольно редко… Что же это может быть?

— Какие-нибудь инопланетяне…

— Нет, надо думать о более реальных вещах. Вполне вероятно, что информация о том, что ты владеешь омамори, просочилась в Японию, где никогда и ничего не забывающие якудза решили добыть информацию о наследстве Дзётиинов. Заметь, кстати, до тридцатых годов нынешнего столетия талисман действительно был им не нужен, хотя, возможно, они и следили за древним родом. Поэтому вот что: подумай хорошо, кому и при каких обстоятельствах стало в последние годы известно о твоем омамори?

А чего думать? Я и так это хорошо знал.

Глава III

Саша вернулся еще до того, как Такэути закончил свое блуждание в виртуальном мире.

— Ну, вы мне сегодня дадите выйти в сеть? — жалобно спросил он.

— Запросто… Сколько у вас стоит работа в Интернете? — спросил Сэйго.

— Двадцать четыре в час…

— Так, вот тебе за два часа… Моя половина. — Сэйго протянул Сашке две десятки и пятерку. — Остальное — с компаньона.

Да, с педантичностью этого типа можно далеко зайти… Черт, но ведь мы действительно договорились — расходы пополам…

Мы проводили японца до двери, и я чихнул несколько раз подряд. Потом закашлялся. Что-то мне очень не понравилось все это. Неужели простудился?

А когда закурил сигарету, то даже поморщился: многим, возможно, известно это чувство сухости в носоглотке, которое усиливается из-за дыма и становится болезненным… Я закашлялся и скривился от рези в глазах. Похоже, купание в Обском море выходит мне боком…

Саша Попов заметил это и с беспокойством произнес:

— Э, ты никак загрипповал?

— Нет, простыл маленько… — ответил я и снова закашлялся.

— «Маленько», — проворчал Саша. — Конечно, лихо ты тогда крутанулся с заплывом, но, по-моему, это тебе даром не прошло.

Ну да, я и сам это предполагал…

— Сейчас чаю заварю, у меня еще и мед есть. Но лекарств не держу, беги в аптеку.

— Куплю чего-нибудь посильнее.

Сигарету я мужественно докурил и начал собираться в аптеку. На улице было тепло, но я накинул свою джинсовую куртку, которую, кстати, очень ценил за то, что в ее карманах можно разместить целую кучу документов и прочих вещей.

Саша проживал в одном из домов по Красному проспекту в районе площади Калинина, но от собственно проспекта весьма далеко — чтобы выйти к улице, нужно пересечь массу дворов. А ближайшая дежурная аптека располагалась по-настоящему у черта на рогах: если добираешься до нее, приходится не только продираться через дворы, но еще и пересекать проспект, обходить половину площади и идти вглубь другого массива. Время шло к девяти.