Один в чужом пространстве

Мы выпили.

— Я съем это, ладно? — он придвинул к себе остывший глиняный горшочек.

Некоторое время мы молча подметали то, что оставалось на столе. Бутылку шампанского я решил приберечь на потом.

— Больно падать с высоты? — спросил.

Корзун вскинул брови:

— С высоты?.. Что вы! Я не падал. Я опускался ме-едлен-но, деление за делением. Вы думаете, этим все кончилось? Да чхать они хотели на моральный облик советского ученого!

— Что же тогда?

— А-а!.. Вот! Вот тут оно, самое главное, и началось. Не догадываетесь?

Я догадывался. Наверняка Корзуну предложили сделку, и он отказался, начав этим отсчет упомянутым делениям.

— Ошибаетесь, — физик отбросил вилку и вцепился в край стола. — Я согласился.

— ???

— Да-да, Евгений Викторович! Я подписал, и они тут же, при мне, уничтожили все: магнитофонные записи, негативы, фотографии. Особа в чулочках навсегда исчезла в пламени, а вот я остался… А казалось, это ни к чему не обязывало, это было всего-навсего тактическим ходом. И открывало широкую столбовую дорогу в мир… Да не собирался я совестью торговать, черт подери! — прокричал он вдруг.

Несколько посетителей кафе повернули в нашу сторону головы, и я повторил жест, призывающий говорить тише.

— Не собирался, — резко перешел он на шепот. — У меня уже было солидное имя, неужели вы думаете, что кто-то был заинтересован получать от меня информацию о том, что говорят лаборантки?.. Абсурд! Это была узда. Это был саркофаг, если хотите! — Он постучал по столу костяшками пальцев. Помолчал. — А в академию меня не избрали. Промели-c!.. Ах, как купили, сволочи, как купили!.. Будто мальчишку какого-нибудь. Им по разнарядке не академик был нужен — вот и все. Финита!

Корзун выдохся. В сущности, нехитрая история его была проста и понятна: типичный продукт времени, властолюбец, прислужник, завербованный в стукачи, возомнивший о себе много больше, чем был на самом деле, прозрел, раскаялся, искал утешения в Боге, нашел — в бутылке, избрав путь наименьшего сопротивления. Но была у этой «лауреатской» медали другая сторона: трагическая, страшная в своей типичности. Мне казалось, что я услышал хруст костей человека, попавшего в безжизненный, беспощадный механизм, человека-игрушки в цепких железных руках. Откажись — пропал, согласись — пропал: рано или поздно совесть проснется и сожрет с потрохами.

— Но теперь-то, теперь, Александр Иванович? — воскликнул я, подразумевая новые времена.

— Теперь?. Ха-ха-ха!.. — Корзун театрально всплеснул руками и, навалившись грудью на стол, прохрипел. — А теперь меня отдали на съедение вам! Нате, жрите!.. Меня — спившегося, никому не нужного — можно!.. Как образец. Теперь у них секретов не стало. Не то чтобы совсем, но частично: чтобы из их подвалов тоже подул свежий ветер… А вы и рады стараться, лакомый кусочек! Небось проголодались? Падалью, вроде меня, народ подкармливается, иначе он вас содержать не станет, демократов х..!

— Тише, Александр Иванович, тише, — я улыбался, давая любопытным понять, что драки промеж нами не будет. — Я-то здесь при чем?

— А все ни при чем!

— Тогда, выходит, было плохо, сейчас тоже?

— Да не плохо, а… А ни черта-то вы и не поняли, — Корзун махнул рукой и сник, уронив на стол отяжелевшую голову.

Мы сидели уже минут сорок. «Рокеры» давно все выпили и съели и теперь поджидали кого-то, не выпуская нас из поля зрения. Я чувствовал, что пора закругляться и линять, пока физика не развезло окончательно. Когда посетители потеряли к нам интерес, я тряхнул уставшего от самобичевания Корзуна за плечо:

— Александр Иваныч!.. Эй!..

К счастью, он не успел еще погрузиться в сон.

— А?.. Н-да, здесь я. Что вас, собственно…

— Александр Иваныч, — доверительно заговорил я вполголоса, — я не тот, за кого вы меня принимаете.

— Что?

— Я не корреспондент. Мне нужна ваша помощь.

Он недоверчиво оглядел меня, словно впервые увидел, усмехнулся и грустно покивал головой:

— Ну-ну. Я предполагал, «единожды солгавший»… Давай те! Только учтите, молодой человек, не знаю, как вас звать-величать, что сведения у меня устаревшие. Непонятно даже, почему они меня так опасаются, — он обреченно кивнул в сторону «рокеров».

— Да бросьте вы! — мнение Корзуна о собственной ценности для мирового шпионажа начало меня злить. — Я что, похож на агента «Моссада»?

— Тот тоже не был похож.

— Кто?

— Тот, который мне предлагал уехать в мусульманские края. Виллу обещал, деньги в любом количестве, лабораторию… Только мы ведь это уже проходили! — неожиданно он встал, схватил меня за воротник куртки и прошипел в лицо: — Не выйдет, господа! Все пропью, а Родину не предам!

Я с трудом оторвал его от себя и усадил на стул. Хотел сказать, что предавать там уже нечего, но сдержался и, развернув грязный листок, пришлепнул его к столу перед ним.

— Александр Иванович, мне нужна ваша консультация. И, только. Вы мне говорите, что это такое, распиваем шампанское и — по домам, договорились?

Корзун снял очки, протер их носовым платком. Против моего ожидания, у него оказались маленькие глазки, совсем не такие, какими я видел их сквозь толстые линзы. Он уставился на формулы, потом — на меня.

— Шутите? — спросил. — У вас там своих консультантов нет?

— Я частное лицо. К тому же — в чужом городе. Мне не у кого больше проконсультироваться.

Он опять посмотрел на листок и опять — на меня.

— Это красная ртуть, — сказал недовольно. — Все?

— Нет, не все. Вы можете восстановить, что было написано на левой, сгоревшей части листка?

— Могу. Но не буду.

— Почему?

— Потому что частные лица красной ртутью не интересуются.

Это уже было кое-чем! Похоже, я действительно не зря потратился на «кафешантан».

— Что такое «красная ртуть»? Где она применяется?

Корзун пожал плечами.

— Вы не знаете?

— Послушайте, молодой человек, оставьте вы меня, старика, в покое. Христом Богом прошу. И друзей своих вы сюда зря привели: я не собираюсь ни бежать, ни оказывать сопротивления. Но говорить с вами не буду, даже если… даже… Ах, старый осел! — он хлопнул себя по лбу. — Как же я сразу не сообразил?!

— Послушайте, Александр…

— Все! — Он грохнул кулаком по столу, чем снова привлек общее внимание. — Сколько с меня?

Я улыбнулся: вне всякого сомнения, Корзун был нищ, как церковная крыса.

— Шампанское пить будете? — спросил.

— Нет!

— Тогда по три сотни с носа.

Он растерянно посмотрел вокруг и начал суетливо выворачивать карманы. Выждав, я положил руку на его плечо:

— Перестаньте, Александр Иванович. За все заплачено. Не сердитесь на меня.

Мой тон подействовал: он обмяк, осунулся, беспомощно и жалко покачал головой.

— Спасибо, — вымолвил чуть слышно.

— Пойдемте отсюда. — Я встал, забрал со стола листок и бутылку шампанского, в надежде с ее помощью извлечь из Корзуна остальную информацию где-нибудь в скверике.

«Рокеры» зашевелились, уже не таясь, уставились на нас и стали подниматься из-за столика. Да, пожалуй, физик был у них на мушке. Если ему предлагали работу на Ближнем Востоке — мозги его стоили того, чтобы не допустить их утечки. Но он был хорошо известен. Значит, прощупывать будут меня! Попал… Хорошие знакомые у импресарио, нечего сказать! Уж лучше бы я сразу спросил, нет ли у него знакомого безошника. Двое из компании остановились у входа, один направился к двери, четвертый — ко мне, похлопывая себя по карманам. «Сейчас попросит спичку», — мелькнуло.

— Выходите спокойно и ждите меня в машине, там Толик, — шепнул я Корзуну.

Он ничего не понял, но по инерции прошел вперед, в то время как «рокер» пересек мне дорогу.

— Извини, земеля, спички не найдется? — спросил осклабясь.

Их задача — спровоцировать драку, а там заметут и начнут долго выяснять, кем работала до революции моя бабушка и при каких обстоятельствах я познакомился с Корзуном. Впрочем, со мной будет проще: я в розыске. Было до чертиков обидно, что с такими трудностями избежав преследования, я влип не по своей вине! Глупо, очень глупо…