Принцесса на алмазах. Белая гвардия-2

Ох уж эти мастера объектива… Иные их причиндалы настолько габаритны, что в тайник не то что пистолет — что-нибудь вроде «Мини-Узи» влезет. Вот здешние телевизионщики тревоги не вызывают — с ними-то не церемонились, их камеры давным-давно проверены и на всякий случай опечатаны в нужных местах, хрен они смогут туда что-то спрятать. Но чужих — десятка два…

Трибуна пока что пуста, и возле нее с деловым видом маячит Лаврик в белом костюме — якобы в его функции входит наливать Принцессе минеральную водичку (вон и запотевшие бутылочки) с высоким хрустальным «аршином»). На деле ему надлежит, если пойдет заварушка, молниеносно и бесцеремонно запихнуть Принцессу под трибуну — ее передняя стенка и боковины изнутри выложены надежно закрепленными бронежилетами, дающими полную защиту от пули.

Так гораздо надежнее, нежели, подобно американской охране в том самом фильме, в темпе уводить через сцену, закрыв собственными телами. Принцесса о таком варианте событий предупреждена, сделала недовольную гримаску, но не протестовала, весьма неглупая девочка, все понимает… И никоим образом не стремится попасть вслед за Папой в те края, где бродят лунные бегемоты, а ручьи струятся пальмовым вином или сладким молочным напитком, смотря на чей вкус…

В качестве почетного президиума — министр печати и еще двое сановников, четвертый стул свободен. Всех троих подозревать вроде бы и нет смысла, к тому же народец в годах, располневший и отяжелевший, вряд ли способный на лихие фокусы с оружием — и тем не менее невидимый публике малый в глубине сцены для того и поставлен, чтобы надзирать исключительно за ними. Незаметное большому миру необъявленное чрезвычайное положение в отдельно взятом здании, ага…

Ну вот, расселись, шакалы пера, блокноты на коленках примостили, микрофонами нацелились… Министр печати обернулся к задней двери, кивнул, подавая сигнал стоявшим там, что можно начинать.

Появилась виновница торжества. Грянули аплодисменты, пожалуй что, для мужской части присутствующих не протокольные, а вполне искренние — Натали была очаровательна в светло-сиреневом парижском платье (чуточку консервативном, открывавшем только колени и шею), с затейливой прической, ослепительной улыбкой, блиставшая немаленькими бриллиантами. Грациозной походкой манекенщицы прошла к свободном стулу, уселась. Действительно, уж она-то никак не ассоциировалась с тиранией, сатрапством и зверскими шалостями тайной полиции — наверняка никто из присутствующих не видел ее в камуфляже, с автоматом на плече и ножом на поясе и уж никак не мог лицезреть растрепанной, оскалившейся, яростной фурией во время занятий по рукопашному бою (Мазур-то видел, подготовочкой она, конечно, в десять раз уступала любому спецназовцу, но, в общем, рукопашкой владела неплохо, амикоте этакая. Что еще в ней Мазуру нравилось — очень серьезно относилась ко всему, чем занималась, начиная от тренировок и кончая любовью).

Ну, поехали… Министр печати вылез на трибуну и несколько минут разливался соловьем, живописно повествуя с честнейшей мордой о тех самых новых веяниях, имевших место, что скрывать, некоторых перегибах прежних времен, о поступи грядущей демократии и тому подобном. Правда, в отличие от лысого Никитки, он и капелькой грязи не брызнул на Папу, придерживаясь другой формы — царь, мол, был хорош и добр, вот только бояре ему попались поганые… Очень убедителен был, стервь пузатая. Вряд ли приезжие, несмотря на весь свой профессионализм, знали, что свою карьеру государственного служащего этот обаятельный брюхан начинал в тайной полиции, задолго до прихода Папы, у тогдашнего предшественника Мтанги, это уж потом его бросили на культурку — но бывших чекистов, как известно, не бывает, и в Африке тоже…

Получив свою долю аплодисментов, министр вернулся на место, на трибуне встала Натали, милой улыбкой и решительным жестом погасила аплодисменты. Пару минут, не переставая мило улыбаться, вешала присутствующим на уши лапшу, только своими словами, не столь казенными. На долю секунды Мазур позволил себе некоторое восхищение вкупе с приятным чувством собственника: все же лихая девочка, держится, как ни в чем не бывало, хотя прекрасно знает, что в нее, очень возможно, сейчас будут стрелять. Королевская кровь себя и в Африке оказывает…

Закончила она быстро. Улыбнулась вовсе уж лучезарно:

— Ваши вопросы, дамы и господа?

Ну вот, началось с провокации… Вскочил лысоватый тип, невнятно протараторил имечко, название газеты, потом громко и внятно осведомился, правда ли, что ее какое-то время насильно удерживали в советском посольстве. Дал бы ему Мазур по ушам, будь его воля… Натали, правда, не сплоховала — несколькими фразами разнесла в пух и прах «эту чушь». Тогда лысоватый спросил, как она там вообще оказалась. С голливудской улыбкой Натали ответила, что помогли друзья, которых у нее, слава Богу, все же немало — и, не убирая с лица улыбки, глянула так, словно спрашивала: «А не пошел бы ты?..» У лысоватого явно была наготове еще пара вопросиков (несомненно, о советском присутствии и тому подобном) — но Натали ухитрилась воспользоваться краткой паузой и осведомилась, будут ли еще вопросы, с таким видом, что лысоватый сразу понял: больше ему тут ловить нечего. И неохотно уселся на свое место, черкая в блокноте меланхолично, без всякого энтузиазма.

Новые вопросы никакой провокации уже не несли. Натали отвечала не задумываясь, с юморочком, где следовало. Мазур слушал все это вполуха, для него и вопросы, и ответы отодвинулись куда-то на задний план, став шумовым фоном, и только. Мягким кошачьим шагом он прохаживался вдоль заднего крайнего ряда кресел, пытаясь высмотреть. Сам не зная толком, что, полагаясь не на рассудок, на многолетний инстинкт охотника…

Вроде бы самое обычное зрелище, самое обычное выражение лиц, самые обычные движения…

— Вы уверены в успехе референдума?

— В распределении акций новых алмазных копей вы будете придерживаться позиции вашего дяди, или у вас есть своя?

— Если вы станете королевой, какой титул будет носить ваш будущий супруг?

До всего-то им есть дело, заразам… Так, бабуля с роскошным «Никоном» вроде бы вне подозрений, молодится, как это у западного народа принято, но шея выдает, что годочки подошли к пенсионным… американского мэтра-миллионера пропускаем… И вон тот весь ряд тоже… этот вьюнош с кинокамерой отпадает, снимая, откровенно слюнки пускает… Стоп! Откуда заноза? Где зацепочка? Не зря же инстинкт властно потребовал задержаться и присмотреться, не зря, не бывало ошибок…

И он понял, чем ему не нравится этот вроде бы ничуть не подозрительный тип, тот самый мистер Эверт из американской глубинки — позой. И взглядом тоже. Напрягшейся фигурой. Машинально, неосознанно принял позу не репортера, а скорее стрелка, свою немаленькую видеокамеру держит скорее, как винтовку, посадка головы, взгляд более похожи на охотничий прищур… Но ведь ничуть не похоже, что он пытается открыть в боковине камеры потайной лючок и извлечь оружие! И тем не менее… Вроде бы старательно запечатлевает девушку — но почему его палец уже пару раз перемещался с клавиши, служащей для видеокамеры этаким «спусковым крючком» (Аллах не ведает, как она по-настоящему зовется) к большой черной кнопке, но не нажимал, лишь мимолетно касался с таким видом, что, будь у него в руках оружие, все выглядело бы как…

Как выбор самого удобного момента для выстрела, чтобы заведомо не промахнуться.

А почему мы друг друга убедили, что это непременно будет пистолет в тайнике? Ведь Папу…

Нисколечко не суетясь, Мазур сделал два шага в сторону, правее, оказался там, откуда мог заглянуть в объектив видеокамеры…

Мать твою!!!

Мазур прыгнул вперед, не раздумывая, бесцеремонно отшвырнув локтем распустившего слюнки шакала камеры, молниеносным движением задрал объектив видеокамеры Эверта так, чтобы он смотрел в потолок, отточенным ударом левой ноги сбил на пол, навалился, насел, вырывая орудие производства. Эверт опомнился быстро, без малейшего удивления попытался взять Мазура на хитрый прием, сбросить — но Мазур, всегда в таких случаях ожидавший худшего, был наготове — ответил неслабым ударом левой по башке. И тут же, уловив краем глаза мельтешение рядом, вскочил, отступил в сторону, давая дорогу троице ближайших агентов, проворно, с большой сноровкой навалившихся на оглушенного супостата, выкрутивших ему руки, припечатавших мордой в пол.