Террор Бешеного

— Дробовик…

Чисто интуитивно Воронов почувствовал, что здесь таится какой-то подвох, а потому никак не среагировал, а просто выдержал паузу, как бы ожидая продолжения.

— …Валерий Григорьевич, — закончил генерал и раскатисто расхохотался: стало ясно, что это его дежурная шутка.

— Воронов, — невозмутимо представился гость и спокойно, в тон ему, добавил: — Майор… Андрей.

— Ну и выдержка у тебя, майор. — Генерал одобрительно подмигнул и кивнул на кресло: — Присаживайся. — Потом повернулся к подчиненным: — Вы свободны.

— И снова обратился к Воронову: — Чай, кофе или чего покрепче?

— Кофе и бутерброды, если не трудно, — отбросив скромность, ответил Андрей.

— Господи, вы ж с дороги, а я тут шутки шучу! Первым делом накорми гостя, а потом уж и развлекай, — пробасил генерал, подошел к столу и нажал кнопку селектора. — Машенька, накрой-ка нам стол.

— В каком… — начал было уточнять звонкий женский голос, но генерал не дал договорить:

— С настоящим сибирским гостеприимством! — воскликнул он. — А пока принеси-ка нам кофейку с бутербродиками.

Через несколько минут появилась молодая стройная блондинка лет двадцати, одетая в обычную военную форму, облегающую ее тело настолько плотно, что казалось, стоит ей вздохнуть поглубже, гимнастерка лопнет, а пышная грудь вырвется наружу. Вовсю покачивая широкими бедрами, венчавшими длинные ноги, на которые явно не хватило армейского сукна, она грациозно подошла к журнальному столику, где они сидели, профессионально сняла с подноса чашки с кофе, плетеную корзиночку с ломтиками белого хлеба, большую тарелку с разными сортами дорогой рыбы и две вазочки с черной и красной икрой. Кокетливо взглянув прямо в глаза Воронова, она томно произнесла:

— Может быть, товарищ майор еще что-нибудь желает?

— Нет, спасибо, все отлично, — слегка смутившись, ответил Андрей.

— Я могу быть свободна? — обратилась девушка к хозяину кабинета.

— Пока да, — ответил генерал, и его голос прозвучал чуть двусмысленно.

Девушка направилась к выходу походкой, с какой супермодели ходят по подиуму. Машинально Воронов проводил ее взглядом до самой двери.

— Хороша, правда? — похвастался комдив.

— Да, хоть сейчас на конкурс красоты, — искренне поддержал Воронов.

— Племянница моя, — как бы между прочим сообщил генерал.

— Ваша племянница! — невольно воскликнул Андрей.

— Самая что ни на есть кровная, — спокойно подтвердил генерал.

— И вы не боитесь?

— О чем вы, майор? — не понял тот.

— С ее-то внешними данными и… — Андрей запнулся, не зная, какими словами определить ее вызывающее поведение.

— Вы о ее показной сексуальности? Это ее забава, майор. — Генерал весело рассмеялся. — За два года работы у меня многие попались на ее удочку. Двадцать три года, а до сих пор девственна. Учится на четвертом курсе юридического факультета Омского университета. Черный пояс по каратэ. Сейчас только новички пытаются заигрывать с ней. — Он вновь довольно рассмеялся. — Видели бы вы, что было вначале! Скольким парням она носы поломала. Сколько жалоб было на нее. Несколько раз пытался вразумить ее, а она в ответ: мне, говорит, интересно наблюдать за изменениями в поведении разных человеческих индивидуумов. Даже дипломную об этом пишет, а… — Генерал махнул рукой. — Мой брат, ее отец, в Афгане погиб, жена, не выдержав такого горя, в психушку попала, вот я и взял ее к себе: с одиннадцати лет со мной. Своих-то детей мне Бог не дал. — Он снова вздохнул с грустью, встал, достал из шкафчика графинчик, две рюмки. — Что скажете, майор, выпьем коньячку за… знакомство… Как вы, не против? — через небольшую паузу поинтересовался он.

— Пожалуй, — кивнул Андрей, пытаясь понять: почему его, совсем чужого человека, генерал посвятил в некоторые сокровенные семейные дела?

— Все равно вы бы узнали, — словно угадывая его мысли, заметил комдив и язвительно добавил: — Нашепчут.

Чем-то комдив понравился Воронову: то ли своим прямодушием, то ли простотой в общении. Когда они выпили за знакомство, а потом за присутствующих, Андрей спросил:

— Награды за Афган?

— Не только: за Чечню девяносто шестого тоже, — спокойно ответил комдив и пояснил без намека на хвастовство: — Четыре года Афганистан, два года Чечня… Интуиция подсказывает мне, что вас тоже не миновала афганская война?

— У вас отличная интуиция, товарищ генерал, — с усмешкой польстил Андрей.

— Иначе нельзя, особенно в наше время: либо имей интуицию, либо владей информацией. — Генерал заразительно рассмеялся, но тут же стер с лица улыбку, наполнил рюмки и встал.

За ним, взяв рюмку, встал и Воронов, без труда поняв, что за сим последует.

— За вас, ребята, — тихо проговорил комдив, затем отлил несколько капель из рюмки на блюдце. — Пусть земля будет вам пухом.

— Спите спокойно, — добавил Андрей, и они, не чокаясь, опустошили залпом рюмки.

Постояли немного, вспоминая каждый свое, потом сели.

— Ну что, майор, будешь правду искать?

— Постараюсь, — честно ответил Воронов.

— Я и сам бы хотел ее найти… — И, тяжело вздохнув, добавил: — К сожалению, я ничем не могу быть тебе полезен: так получилось, что ни при одном из этих трагических случаев меня не было в части.

— Знаю. Но мне бы все равно хотелось задать вам пару вопросов.

— Отвечу на любой, если знаю ответ, — решительно заявил генерал. — Можете спрашивать хоть сейчас.

— Если не возражаете…

— Наоборот: настаиваю, чтобы более не отвлекаться.

— Как вы можете охарактеризовать тех двух офицеров, которые замещали вас во время вашего отсутствия?

— Если честно?

— Хотелось бы.

— Если честно, то вы ставите меня в неловкое положение, — после недолгой паузы заметил комдив.

— Почему?

— Если я начну хвалить их, вы можете подумать, что я их прикрываю, начну ругать — всякий может бросить камень в мою сторону: сам виноват — твои кадры. Да и не хочется, если откровенно, навязывать вам свое мнение. Вы же с ними обоими летели из Москвы. Поговорите, присмотритесь, а потом, перед отъездом, вы скажете свое мнение, а я — свое. Тогда и сравним. Как вам такое предложение?

— Принимается! — искренне воскликнул Воронов и протянул ему руку…

Дотошно расспросив несчастную мать и тепло попрощавшись с Миленой, Рокотов-младший вернулся в свою квартиру, служившую ему в качестве офиса, отключил телефоны и углубился в размышления.

Разговаривая с Лолитой Грицацуевой, он не нарушил главного правила своего самого первого дела. Это правило заключалось в том, что Константин не только старался не скрывать от пострадавшего, что его ожидает, если тот поручит ему заниматься его делом, но и давал полное представление о своих методах расследования. Вполне возможно, что это правило отрицательно влияло на размер собственных гонораров, но работать по-другому он просто не мог.

Конечно, поступай Константин, как поступают другие сыскари: напусти побольше туману, даже в самых легких ситуациях жалуйся на то, как же было трудно заполучить те или иные сведения, тщательно скрывай, как тебе удалось выкрутиться в той или иной ситуации — и ты станешь для пострадавшего настоящим Богом.

Наиболее совестливые сыщики оправдываются тем, что нужно щадить нервы и здоровье и так пострадавшего клиента: пусть не сомневается в том, что в своей беде он не одинок — рядом с ним надежная защита, которая, ради того, чтобы вытащить его из беды, готова пойти на все.

И конечно же, пострадавший готов снять с себя последнюю рубашку и отдать сыщику, уверенный, что тот вкладывает все силы, чтобы распутать его дело.

Константин считал такое поведение коллег самым настоящим обманом. Какими бы высшими целями и идеями они ни прикрывались.

В данном случае задача усложнялась тем, что пока были неизвестны мотивы похищения: прошло достаточно времени, чтобы похитители объявились и поставили свои условия родителям. А коль скоро они молчат, это значит только одно: ребенок похищен не за тем, чтобы сорвать куш с родителей. Конечно, мотивом похищения является корысть. Даже тогда, когда младенца похищают не для продажи, а для себя.