Батяня просит огня

Батяня, хоть и менее подкованный в вопросах классификации биологических видов, обитающих на месте его с Никитенко вынужденного пребывания, тоже имел представление о последствиях подобного «соседства». Достав армейский нож и зажав его в зубах, он начал постепенно раскачиваться на стропах. Раскачавшись достаточно, он сделал сильный рывок и буквально прилип к стволу дерева. Обхватив его ногами, свободной рукой он достал нож и быстро перерезал свои стропы. Зычным окриком Батяня призвал своего товарища по несчастью последовать своему примеру. Лейтенант, собственно, и не думал мешкать.

Когда они вместе оказались на земле, Батяня внезапно ощутил легкую слабость в ногах. Он быстро сосредоточился на своем ухудшившемся самочувствии, а Вячеслав Никитенко в это время немного заплетающимся от избытка адреналина языком пытался высказать какие-то мысли-выкидыши:

– Как вы думаете, товарищ майор, а кто-нибудь выжил из наших? Они же там, в самолете, остались. – Тут у Никитенко перехватило дух от осознания того, как близка была фатальная развязка. – Может, стоит поискать их? Взрыва ведь не было?

Батяня прощупал себя, без труда обнаружив причину быстрой утечки сил. Во время обхвата дерева он в состоянии экстремальной концентрации организма не почувствовал, как ногой напоролся на сук, подло торчавший из ствола дерева. Рана была неглубокая, но весьма кровоточащая, и сочившаяся из нее кровь ослабляла майора. К тому же в незнакомых джунглях запах человеческой крови мог привлечь кого-нибудь посерьезней, чем жуков-трупоедов или питонов. Но не зря Никитенко пять лет учился на медика. И хотя оказывать первую помощь в подобных условиях их не учили, но зато других внештатных ситуаций было хоть отбавляй. Поэтому военврач быстро и четко сформулировал не только проблему, но и возможный путь ее решения: при помощи оставшихся строп и аптечки он наскоро соорудил что-то наподобие временного бактерицидного пластыря, предварительно продезинфицировав рану соком какого-то растения.

В академии им рассказывали про целебные свойства некоторых растений, поэтому при определенном уровне знаний помочь раненому практически не составляло труда. Никитенко логично рассудил, что при наличии натуральных лекарственных средств было бы недопустимым расточительством тратить запасы столь бесценной в сложившейся ситуации аптечки. Проще говоря, военврач приберег основной медицинский арсенал для более критических случаев, которых втайне все же надеялся избежать. Пришлось расположиться на вынужденный отдых. Немного придя в себя, Батяня попытался встать. Рана на ноге больше не болела.

– Чудесная у тебя травка, доктор! Чуть больше часа прошло – а дырки в ноге как не бывало.

– Ну что вы, это просто у вас организм так быстро регенерируется, – смутился Никитенко.

– Тогда я сниму ее к чертям, – решительно заявил Батяня.

– Вообще-то не советовал бы я это делать, потому что рана хоть и не болит уже, но при контакте с внешней средой может начать гноиться. А это чревато...

– Ну все, понял, понял. Пусть висит, хрен с ней.

Батяню не сильно интересовали подробности возможных осложнений. Тем не менее Никитенко довольно улыбнулся от осознания действенности своего научного совета.

– А нам идти пора, может, и вправду кто живой остался, – без особой надежды сказал Батяня.

Особых иллюзий у него не было, однако... Они быстро собрались и отправились в ту сторону, куда предположительно упала «Сесна».

Глава 19

Предрассветные лучи уже окрасили небо в розоватый цвет, и солнце вот-вот должно уже было подняться над верхушками огромных деревьев. В предрассветном кроваво-алом свете эти исполины казались фантастическими индейскими великанами из древних легенд араваков, выплывшими в неверной утренней дымке. Речная вода также приобрела кровавый оттенок, и казалось, что широкий и бурный поток нес куда-то вдаль кровь индейских племен, истребленных европейскими конкистадорами.

В этот рассветный час Сильвио не спал. Он сидел и думал, глядя на отблески уже затухавшего костра: о природе, о чужеземцах, о древних народах, о судьбе своего племени и еще много о чем. Вождь обладал аналитическим умом и стремился все происходящее объяснить в рамках логики и практицизма. Он очень скрупулезно и критично анализировал все те обстоятельства и факты, которые зафиксировало его цепкое сознание.

В наскоро поставленном лагере было тихо, ни одно живое существо не побеспокоило уставших и измученных людей. Казалось, только вождь не знает усталости.

Но вдруг безмятежную предрассветную тишину нарушил какой-то странный шум. Вождь насторожился и, встав на ноги, внимательно вслушался. Шум все нарастал, и Сильвио напряженно всматривался в ту сторону, откуда доносились непонятные звуки.

Наконец над верхушками дальних деревьев, с северо-востока, появился нарушитель предрассветной тишины. Невысоко в небе быстро шел одномоторный самолет. Он так сильно кренился на левый бок, что индеец понял: машина падает. Он успел заметить, что это был не просто самолет, а гидроплан. Через несколько секунд он перешел в более ровную манеру полета, но продолжал так же стремительно терять высоту.

Вскоре гидроплан, сбивая левым крылом нависающие над рекой ветки, начал заходить на экстренное приводнение. Еще несколько мгновений – и машина пропала из виду. Но взрыва не последовало. Ружена и еще двое индейцев уже были на ногах, разбуженные треском веток и громким окликом вождя. Ружена поинтересовалась, что же, собственно, произошло, и почему Киспе так внезапно разбудил своих спутников. Встревоженный индеец вкратце описал все, что произошло на его глазах за последние несколько минут, и добавил, что стоило бы подплыть к месту падения и проверить, не выжил ли кто.

– Но ведь это могут быть наши враги! – вполне резонно сказал один из сопровождавших вождя индейцев.

– Как бы там ни было, мы должны посмотреть, что там произошло. Все люди одинаковы в беде, и всем им нужна помощь. Сейчас для меня не имеет значения, кто они такие, – отрезала Ружена.

Вождь со своими помощниками быстро свернул импровизированный лагерь, собрал все необходимое снаряжение и через считаные минуты уже стоял в полной боевой готовности на корме катера. Ружена уверенно вела катер к месту, где, как предполагал Сильвио, самолет совершил аварийную посадку. Она надеялась, что хоть кто-то из пострадавших выжил.

За первой же излучиной реки стал виден темный дым, пробивавшийся через густой предрассветный туман. Ружена немедленно направила катер в ту сторону, и, миновав поворот, глазам путешественников открылась полная картина катастрофы. Среди плывущих по реке веток, щепок и лиан вниз по течению медленно двигался гидроплан. Его левое крыло было сильно повреждено, обшивка покорежена, а левый мотор дымился.

Машину, немного накренив влево, несло течением прямо к противоположному берегу реки. Ружена решила подождать, пока самолет прибьет к берегу, и попыталась на расстоянии понять, чей это самолет. Никаких опознавательных знаков на нем не было – скорее всего, его взяли в частную аренду в одной из бесчисленных контор где-нибудь в Манаусе. Низкая посадка свидетельствовала о том, что на борту самолета был довольно тяжелый груз. В боковом иллюминаторе она различила две человеческие фигуры, но возможно, в салоне были еще пассажиры.

Наконец гидроплан прибило к берегу, и Ружена аккуратно подвела катер к фюзеляжу. Сильвио ловко вскочил на фюзеляжный выступ и попробовал открыть дверь. Очевидно, ударной волной повредило дверной замок, поэтому стоило индейцу лишь слегка надавить на дверь плечом, как она открылась. Первым, что он заметил, было тело навзничь лежащего человека. Вождь осторожно подошел к нему и попытался нащупать пульс. Человек был жив, но явно без сознания. К тому же у него была сломана рука.

Все остальные пассажиры были мертвы. Вождь подошел к дверному проему и жестом подал знак, что опасности нет. Ружена еще с одним из индейцев перешла на борт самолета. Едва она оказалась внутри, как в глаза ей бросились подозрительные ящики, нагроможденные в хвосте «Сесны». Судя по всему, там должны были находиться боеприпасы. Ружена попросила у Сильвио широкий нож и вскрыла один из ящиков.