Точка возврата

Но шутке никто не рассмеялся.

— Что случилось, Константин Дмитриевич? — спросил Док.

— Кое-кого на Западе не устраивает наш президент.

— Хорошее начало. Многообещающее, — хмыкнул я.

— Нас что, пошлют усилить его охрану? — не совсем уместно сострил Муха.

Боцман с Артистом молчали. Еще успеют сказать свое веское слово.

— Перестаньте дурака валять, ребята! — не то попросил, не то приказал Голубков, кажется, уже злясь. И вообще выглядел он неважно — похоже, переутомился. Служба у него, что и говорить, не сахар.

Я строго посмотрел на ребят. Они притихли.

— Мы вас слушаем, Константин Дмитриевич.

...Поезд прошел стрелку, вагон качнуло, еще раз качнуло на другой стрелке и пошло мотать. Заскрипела обшивка, залязгали сцепы. Теперь болтанка не пройдет, пока не наберем или, наоборот, не сбавим скорость. Но машинисту не было дела до качки в отдельно взятом купейном вагоне. Он вел локомотив с той скоростью, которую считал нужной.

Ночь.

Боцман, Артист и Док сопят в обе дырки. Артист свесил руку с верхней полки, и она мотается в противофазе с вагоном. Муха едет через вагон от нас. С ним в купе сезонники откуда-то с Украины. Нагорбатили в Москве по жалкой штуке баксов и довольны, как слоны. Водка, сало. Так что Муха, скорее всего, тоже не спит. Вживается в образ. Мову учит.

Я не сплю, потому что думаю. Я обязан думать. Я сказал Голубкову, что я согласен. Я — значит, мы. Я — командир. Я не оставил ребятам выбора.

И я не знаю, куда и в конечном счете на какое дело мы едем в этом тряском вагоне. Такого еще не было ни разу. Обычно управление ставило четкую задачу: пойдите туда-то, принесите то-то. Живое или мертвое. А закулисные игры больших дядь вам, товарищи солдаты, знать необязательно. А то много будете знать — скоро состаритесь и умрете.

А теперь все несколько наоборот. Вся политическая обстановка как на ладони. Впрочем, если бы я пристально следил за политикой, до всего, что рассказал нам генерал Голубков, мог бы и сам допереть. Док же допер. Такой политпросвет они нам на пару устроили...

— Мы вас слушаем, Константин Дмитриевич.

— Через три недели папа прилетает в Киев.

Боцман не выдержал:

— В гости к дяде?

— Заткнись, — оборвал его Артист. Сказал-таки свое веское слово.

— Вы знаете реакцию разных общественных течений на предстоящий визит?

— Нетрудно предугадать, даже не зная, — рассудил Док. — Православные против, все остальные — за.

— Ваше мнение, какова цель визита?

— Да та же, что и у тевтонов на Чудском озере — экспансия на восток.

— Все, наверное, слышали, что говорит по этому поводу патриарх и как на это реагируют, ну, скажем, в прессе?

— Патриарх — не политик, он говорит то, что подсказывает ему вера.

Получалось, что Голубков и Док дают нам политинформацию в виде вопросов и ответов. Все молчали, ждали, куда же повернет тему Голубков.

— Вам известно, к какой конфессии принадлежит президент?

— В прессе мелькало, что он иногда ходит ко причастию. Плюс его отношения с Алексием II...

— А теперь представьте себе картинку: папа в Киеве, а где-нибудь в России в это же самое время — волна погромов.

— Еврейских? — живо поинтересовался Артист. Похоже, наставало его время для шуток.

— Может, и еврейских, — усмехнулся Голубков. — Но думаю, главным образом мусульманских...

— И что, это все свалят на Православную церковь? — высказал догадку Боцман.

— Нет, — мрачно сказал Док. — Это все свалят на Россию.

— Правильно, — поощрил Дока Голубков. — При Ельцине такие провокации ударили бы только по Церкви. Ну, есть в России такие страшные экстремисты, православными называются, пусть Россия сама и выкручивается. А теперь — раз это все чуть ли не в присутствии папы — почему бы каким-нибудь отважным миротворцам не защитить угнетаемых Радуева и его друзей?

— Косовский вариант, — резюмировал умный Док.

— Вплоть до того.

— И кто за этим всем стоит?

— У управления пока нет такой точной информации. Знаем, что иностранные спецслужбы...

— Наша задача? — спросил я.

— Подожди, — улыбнулся Голубков. — Политинформация еще не кончена. Что вам известно об американской системе противоракетной обороны?

— То же, что и всем. США хотят защититься от стран-изгоев.

— Лапша. Туфта, — возмутился Док. — У стран-изгоев нет ничего, кроме наших СКАДов.

— Вывод? Вывод сделал я:

— На карте мира должна появиться еще одна страна-изгой. Стало быть, именно косовский вариант...

Ночь.

Поезд набрал скорость, и нас перестало болтать. Часа через четыре Хутор-Михайловский, таможня. Ну, таможню мы проходим спокойно — нет на нас ничего. Даже денег ровно столько, сколько можно вывозить из демократической России и ввозить в самостоятельную Украину. Даже меньше. Можно провозить тысячу, а у нас в среднем по шестьсот баксов на нос. Чтоб ни малейших подозрений. И ксивы не липовые. Просто пятеро друзей едут немного отдохнуть и развеяться. Не слишком удачливый актер, не слишком известный врач, два охранника не слишком престижной фирмы и не слишком богатый предприниматель. И у них не слишком много денег.

Ничего не слишком. Был когда-то такой лозунг. Или ничто не слишком?

За таможней лежит Украина — тысячи километров степей, громадные по европейским масштабам промышленные области — Донбасс, Кривбасс, закрытые шахты и рудники, остывающие домны и мартены. Часов шестнадцать нам трястись по ее бескрайним просторам. А там нас встретят. Самолетом лететь было нельзя. Мы люди небогатые, у нас на самолет денег нет. Да и встреча на людном вокзале во всех отношениях безопаснее, чем в аккуратном аэропорту.

Там нас встретят. Кто? Какой-то доброжелатель, подпольщик с невыясненной биографией, непроверенный, с неизвестными связями. Я не знаю даже, как он выглядит. Сколько ему лет. Кем работает. Этого не знает ни ФСБ, ни управление.

— Теперь вы знаете, за что вам предстоит сражаться, — не без пафоса подытожил генерал-майор.

— Хорошо. Но с кем?

Голубков грустно усмехнулся:

— У управления, увы, нет пока точной информации.