Точка возврата

Короче говоря, до Верхнего Синевидного они добрались лишь к ночи, потому что Муха не успел-таки выгрузить аборигенов, пришлось проехать до Гребенива. От Гребенива полдороги плелись пешком, но потом подловили попутный грузовичок. И еще долго петляли по переулкам предгорного села, отыскивая нужную хату — в точности как когда-то гоголевский Каленик.

Первой обнаружилась хата молчаливого и незаметного Йвана. Бабы, две старухи и молодка, впрочем, не такая уж чтобы молодая, обрадовались мужу-сыну-зятю и остальным гостям, усадили за стол и Муху, и сопровождаемые им полутрупы, и в мгновение ока накрыли стол. Муха полностью протрезвел, но изрядно устал. А тут на столе мертвенной мутью заблестели бутыли самогона. Вид родного напитка, а не паленой «Гжелки» пробудил от дремы даже доставленных им покойников. Вот тогда-то и началось. На Муху, при его малой массе, аборигеновка подействовала сокрушительно. Он держался до последнего, но к утру уже вовсю подтягивал и «козакы йдуть» и «Ничь така мисячна».

Надо отметить, что и старушки, и молодка отмечали Муху особым почтением. Его героизм при доставке сельчан к месту жительства не прошел незамеченным. Муха потом вспоминал, что даже с кем-то целовался, но не был уверен, что не со старухой.

Его уложили в горнице, а остальных мужиков, как не оправдавших высокого доверия, выдворили на сеновал. К Мухе ночью приходила какая-то женщина, но он ей отказал, поскольку рассмотреть ее был не в состоянии и боялся, что это его пытаются изнасиловать те самые крючконосые старухи.

Но здоровья Мухе было не занимать стать, и через каких-то четыре часа он проснулся абсолютно трезвым и принялся оценивать обстановку. Обстановка была абсолютно никакой — кроме звуков мирного трудового дня, других сигналов в утреннем эфире не проскальзывало. И Муха откинулся еще на четыре часика.

Знакомство с городом проходило по трем спискам объектов. В первый список входили исторические и архитектурные достопримечательности. Каюсь, с этим ценным материалом мы знакомились весьма поверхностно. Второй список мы штудировали как положено. Штаб СНПУ, штаб УНА-УНСО, областная милиция, областная «контора», то есть Служба безопасности Украины, штаб Прикарпатского военного округа. Город больше напоминал лабиринт, но у нас была ариаднина нить — Борода прихватил с собой примитивную, но удобную схему Львова. Он хорошо знал город и старался сориентировать и нас. Более-менее это получалось.

В третий список входили многочисленные миниатюрные кофейни, покрывавшие город густой, источающей аромат сетью. Едва ли не в каждой мы выпивали по чашечке турецкого кофе, и уж точно в каждой такой забегаловке кто-нибудь обязательно поднимался навстречу нашему чичероне, радостно здоровался, и начинался нудный обмен местными сплетнями. Борода уверял, что таким образом мы непременно заведем несколько нужных знакомств, однако часов до шести эти надежды не оправдывались никак.

От областного УВД мы спустились к центру по улице Коперника, свернули раз, свернули два, и тут я разинул рот. Вывеска гласила, что мы имеем честь идти по улице Джохара Дудаева. Борода, заметив наше недоумение, объяснил:

— Бывшая Лермонтова. Но Лермонтов — плохой, он воевал против свободолюбивых чеченцев, притесняемых клятыми москалями.

По улице Дудаева прошли молча. Вышли на проспект Шевченко к штабу СНПУ, драпированному громадными желтыми тряпицами, украшенными стилизованными свастиками. Поглазели на то, что здесь называется проспектом. Бульварчик метров сто пятьдесят длиной. Поглазели на этот рейхстаг и спустились в подвал кондитерского магазина. Борода стал заказывать неизменный кофе, но мы предпочли горячий шоколад.

— У меня на шоколад денег не хватит, — смутился Борода.

— Сказал бы, что у тебя финансовые трудности! — успокоил его Боцман.

— Неудобно, вы — гости...

— Считай, что мы богатые гости.

В «Шоколадке», так в народе называлось это заведение, нас ожидал приятный сюрприз. Из-за дальнего столика, полускрытого в темноте подвальчика, вышел лысоватый коротышка и поздоровался с нашим проводником:

— Прывит, Андрий!

— Витаю, Лэсык! — Борода обратился к нам: — Лучший хакер Галичины Александр Вильчурский!

— Давно из Москвы? — спросил Лэсык с чудовищным акцентом, но по-русски.

Прав был Борода, будем мы тут на виду, как три тополя на Плющихе. То есть пять тополей. Кстати, где же Муха? С утра его не видно. А должен бы торчать где-то поблизости.

— Сьогодни рано прыйихалы. Ты дэ зараз працюешь? — продолжил Борода косить под местного. Но Лэсык из интеллигентных соображений перешел на русский язык, хоть для этого ему и пришлось прикладывать героические усилия.

— А вот, напротив. Видели «контору»? Не боитесь гнева украинского народа?

— А что, надо бояться? — спросил Артист.

— Конечно! Вы так акаете, шо на пьятом этаже слышно!

И Лэсык расхохотался своей шутке. Борода тоже перешел на русский, но говорил не так, как с нами, мягчил "г" и немилосердно «шокал».

— А шо Лэсык, пан Непийвода ставит у себя компьютерную сеть?

— Хиба то сеть! Вот в Москви, там, наверно, сети!

Видимо, Лэсык готовил почву для новой шутки.

— Слушай, Лэсык, — продолжал Борода. — Можешь сделать нам дружескую услугу?

— Достать секретные данные для ФСБ? И Лэсык снова заржал.

— Нет, для ГРУ! — поддержал его Борода. Пришлось нам всем немного поржать для приличия.

— Лэсык, у вас там в «конторе» должна быть подробная карта Карпат.

— Наверно, е.

— Можешь нам распечатать?

— Шо, пойдете в Карпаты?

— Мы для того и приехали, — отозвался Артист.

— Не советую.

— Почему?

— Там ще не все бандеривци оружие сдали!!!

Это была третья шутка. Последний всплеск остроумия. Других не последовало, слава богу. Лэсык пообещал принести карту завтра сюда же, в это же время. Он всегда пьет здесь «каву» после работы. Просит у панства прощения за шутки. Он не напугал панов москвичей? Нет? Слава богу. Он и не хотел пугать. Украинский национализм — не более чем слух, распускаемый московской прессой. Здесь народ мирный, в городе живут и русские, и поляки, и евреи, и никто их не трогает. До побачэння. Ларисе — привет!