Озорные призраки

– И обратил, что ты обратил… – хмыкнул Лаврик. – Действительно, лоханка исполнена пошлой роскоши…

– Чья она, ты не в курсе?

– Ну, не считай меня Джеймсом Бондом… Запрос, конечно, пошел, но такие дела быстро не делаются. Что ты на меня так загадочно таращишься?

– Дела мы вроде бы все обговорили?

– Ага.

– Тогда давай отвлечемся на побочные вопросы, – сказал Мазур. – Можно сказать, личные. Я в толк не возьму, чего все они липнут именно ко мне – и ветреная красотка Гвен, и этот хмырь в белом, с замашками дешевого гангстера. Но у меня, знаешь ли, подозрения родились, вспомнил недавние события на Пасагуа, где ты меня выставил на открытое место в качестве видимой за версту приманки…

Лаврик смотрел на него ясным, чистым, незамутненным взором юного ангела со старинной иконы, бесконечно далекого от мирской суеты и грязи. Лик его был благостен и непорочен. Он даже не улыбался, стервец.

– Вот это вот я и имею в виду, – сказал Мазур сердито. – Когда ты обретаешь вид святого отшельника, жди подвоха… Так что?

– Ну, ты уж не переживай, пожалуйста, – сказал Лаврик без тени раскаяния. – Интересы дела, сам понимаешь. Пришлось, тут ты в самую точку угодил, опять поставить в чистом поле убедительную приманку. В интересах дела, само собой. Но ведь сработало, верно? Вокруг тебя закрутились все заинтересованные лица, а на меня никто и внимания не обращает, и я могу работать спокойно… По-моему, ничего страшного с тобой не произошло. Подумаешь, помахался в темном переулке с местными недотепами. Есть и приятная сторона, а? В лице твоей новой подружки. Только ты тут мне не вкручивай, что в постельку ее тащил, превозмогая ужас и отвращение…

– Да поди ты, – сказал Мазур без всякого раздражения. – Все я понимаю. Интересы дела – это святое. Но ты мог меня хотя бы предупредить, что опять выставляешь болваном?

– Извини, не мог. Когда я на службе, я циник и хам, и не существует для меня дружеских привязанностей…

– А если бы мне дали по башке чем-нибудь тяжелым? Или разрядили магазин в могучую, но незащищенную спину?

– Ну, что ты, как дите малое… – поморщился Лаврик. – Такие вещи с кондачка не делаются, должны быть веские причины, а их пока что не усматривается. Тебя просто старательно изучают.

– И кто они?

– А хрен их пока что ведает, откровенно говоря, – сказал Лаврик. – Не установленные личности, казенно выражаясь, – ни этот твой прилипала, ни крошка Гвен. В комнате у нее, кстати, ничего подозрительного не отыскалось. Только примитивный приемничек, по которому она тебя подслушивает.

– Значит, все-таки она микрофон всадила?

– Ага. Но зачем ей это и на кого работает, не докопались пока. Паспорт у нее, во всяком случае, штатовский. Как и у того хмыря. Трудно, понимаешь ли, в сжатые сроки установить таких вот, нигде допрежь не засвеченных субъектов. Но вот то, что от них за версту шибает дурным любительством, – непреложный факт… Говорю как специалист. Не профессионалы, которые талантливо притворяются дилетантами, а именно стопроцентные, патентованные любители. Есть все основания так думать. А посему не переживай особенно за свою могучую спину – о которой, помимо всего прочего, кубинские товарищи заботятся трепетно.

– Догадываюсь, – угрюмо сказал Мазур.

– Вот и принимай жизнь, как она есть… – ухмыльнулся Лаврик. – Пойдем, интереса ради побродим по пирсу?

Почему бы тебе эту блондиночку не зацепить? С твоей-то неотразимостью и умением вмиг обольщать любое существо женского пола. Да ты не надувайся, как мышь на крупу, я не издеваюсь, а с завистью констатирую факт… Пошли?

Он бросил на столик местную банкноту – по размерам и пестроте ничуть не уступавшую флоренсвилльской, – и они, спустившись с террасы летнего кафе, двинулись вдоль пирса со всей беззаботностью праздных гуляк.

Оказавшись прямо напротив блондинки, Мазур непринужденно остановился, разглядывая роскошное судно и его пассажирку с той наивной бесцеремонностью, что обычно форменным образом обезоруживает людей деликатных. Похоже, блондинка – оказавшаяся молодой и, как уже подмечено, симпатичной – некоторой деликатностью обладала: она их заметила, легонько склонив голову к плечу, сама разглядывала какое-то время непрошеных зевак, но неудовольствия тем, что ее так бесцеремонно разглядывают, вслух не высказывала.

Их разделяло всего-то метров пять, не больше, и Мазур, нацепив одну из самых своих обаятельных улыбок, поинтересовался:

– Вам, случаем, матросы не нужны, мисс?

Не снимая темных очков и не меняя позы, она лениво откликнулась на том же английском:

– Вроде бы нет…

– Ваше счастье, мисс, – проникновенно сказал Мазур. – А то бы мы вам наработали, два разгильдяя…

Судя по всему, этот старый анекдот был ей решительно не известен – когда до нее дошло, она расхохоталась громко и искренне, даже очки сняла. Глаза оказались серые, вроде бы не исполненные особой непорочности, хотя с женщинами никогда ни в чем нельзя быть уверенным.

– Вы не к нам? – спросила она, кивнув в сторону надстройки, где в ближайшем иллюминаторе маячила чья-то физиономия с бакенбардами. – Тут столько народу толчется, что я, простите, и не упомню всех…

В ее английском Мазур пока что не усмотрел и следа американских наслоений – скорее уж откуда-то из Европы…

– Да нет, к сожалению, – сказал он честно. – Просто проходили мимо, два безработных моряка, увидели великолепное судно и очаровательную хозяйку…

– Я не хозяйка, я здесь в гостях.

– Это вас не делает менее очаровательной, – сказал Мазур светски.

– А вы, часом, ребята, не жиголо? – деловито осведомилась сероглазая. – Если да, валите подальше, я терпеть не могу таких.

Судя по первым впечатлениям, Мазуру она вовсе не показалась девочкой по вызову, пусть и дорогой – была в ней некая спокойная уверенность человека, пользующегося всей этой роскошью по праву, непринужденно и естественно. Тип с бакенбардами по-прежнему маячил в иллюминаторе.

– Бедняка всякий может обидеть, особенно дама с такой вот яхты, – грустно сказал Мазур. – Не буду вам давать страшных клятв мисс, но мы, право же, никакие не жиголо. Мы и в самом деле безработные моряки, искатели удачи, голодные, но романтичные.

– Не похожи вы на голодных ребят, – сказала блондинка с ухмылочкой, но вполне дружелюбно.

– Ну, я чисто фигурально, – сказал Мазур. – Ради поддержания образа. Но романтичные, это точно. Вас еще не угнетает эта бьющая в глаза роскошь? Может быть, вы согласились бы выпить пару коктейлей и потанцевать в каком-нибудь обыкновенном кабачке? Для самых обычных людей? Честное слово, платить буду я.

– Вы же безработный.

– Но не совсем уж нищий пока что, слава богу.

– Ага, – сказала блондинка, откровенно разглядывая его с неопытным выражением лица. – И я вас, конечно, поразила в самое сердце?

– Вы на меня произвели неизгладимое впечатление, – сказал Мазур с поклоном.

Лаврик легонько ткнул его в бок, проделав это незаметно. Мазур понял причину: справа, неизвестно откуда взявшись, обнаружился широкоплечий субъект в легком костюме, оперся на сверкающие перила метрах в десяти от Мазура и с напускным равнодушием уставился куда-то в пространство. Однако, что любопытно, его светло-серый пиджак топырился на левом боку именно так, как его способна была оттопырить немаленькая пистолетная кобура.

Спокойный такой, невозмутимый субъект в темных очках, на человека опытного производивший должное впечатление. Мазур подумал, что пора уносить отсюда ноги под благовидным предлогом. Хозяин яхты может оказаться вовсе не относительно честным олигархом, а каким-нибудь наркобароном, из пессимизма содержащим на судне полдюжины таких вот мальчиков с пушками под полой и крайне нервно реагирующим на нештатные ситуации, когда некие наглые субъекты начинают заигрывать с очаровательными пассажирками…

– Неизгладимое впечатление, – повторил Мазур грустно. – Но я не вчера родился и прекрасно понимаю, насколько глубока разделяющая нас пропасть классовых и социальных различий, а по сему позвольте откланяться…