У каждого свой путь(СИ).Тетралогия

Бесланов пригляделся к девушке, растягивающей на веревке пододеяльник и уверенно сказал:

— Мужа у нее нет.

Русский повернулся к нему:

— Ты откуда знаешь?

— Платок девичий, с кружевом. А самое главное, колец нет ни на одной руке.

Спецназовец с надеждой спросил:

— Как зовут, не знаешь?

Амир рассмеялся и отошел к дивану:

— Ну, ты даешь! Откуда же мне знать?

Парень через пару минут сел рядом с ним и грустно сказал:

— В соседний подъезд зашла.

В восемь вечера шесть парней осторожно выглянули из квартиры. В подъезде стояла тишина, лишь из-за дверей некоторых квартир доносились обрывки разговоров. Не много послушав, они затаились на лестничной клетке третьего этажа и под лестницей на первом. Во всем подъезде горело лишь две лампочки и те светились еле-еле. Чтобы не насторожить Ахмада, Огарев приказал зажечь в квартире свет, едва начало смеркаться. Амир попросил не задергивать шторы, вспомнив, что они всегда были раздернутыми.

Возле окон часто мелькала его голова и пышноволосая голова Андрея Раксы, которому “приделали” бороду из найденной на антресолях пакли. Бесланов сказал, что его профиль больше всего напоминает Мурзу. Разведчики беззвучно укатывались над майором, который бродил возле окон, придерживая “бороду” рукой, чтоб не отпала и делая вид, что поглаживает ее. За отсутствием нужного клея, паклю пришлось “клеить” найденным медом. Его оставалось совсем чуть-чуть на дне банки, но для “бороды” хватило.

В двадцать один пятнадцать раздался стук в дверь. Лампочку в коротком коридорчике заранее немного выкрутили из гнезда, чтоб она не горела. Слева от входной двери находилась кухня. Один из разведчиков бесшумно проскочил туда и замер у стены. Марина спряталась в спальне. Остальные четверо затаились в комнате. Амир подошел к двери, но не стал открывать, спросил по- чеченски:

— Кто там?

Снаружи ответили по-русски:

— Здесь живет механик? У нас что-то с машиной…

Голос был Маринке не знаком и она пожала плечами в ответ на вопросительный взгляд полковника. Тот стоял у косяка и видел ее лицо. Бесланов, открывая дверь, ответил:

— Механик убит, но здесь его брат. Он разбирается в технике. Может и договоритесь.

Внутрь шагнуло четверо, на лестничной площадке, настороженно озираясь, стояло еще трое. Следом за четверкой вошел широкоплечий коренастый подполковник. Спросил:

— Чего в коридоре свет не горит?

Амир ответил:

— Лампочка перегорела, когда свет дали, а новую негде взять.

Четверка оттеснила чеченца к стене и быстро прошла в комнату. Подполковник остался возле открытой двери, держа руку в кармане. Из комнаты послышался шум. В ту же минуту раздался хриплый вопль одного из его охранников:

— Уходи, Ахмад! Засада!

Маринка, поняв что терять больше нечего, выскочила в коридор из спальни и крикнула, поднимая автомат:

— Горев!

Подполковник, уже убегая, оглянулся. Она увидела изумленные глаза и окровавленный нож в его руке. По стенке, держась за живот обоими руками, медленно сползал Амир. Парень из кухни выскочил в коридор, на секунды закрыв ей обзор. Из-за него она не выстрелила. Когда спецназовец скрылся в комнате, в пролете дверей никого уже не было. На лестничной площадке прогремело несколько очередей. Мимо распахнутых дверей пронеслись трое спецназовцев, прятавшихся наверху. Прозвучали пистолетные выстрелы, топот ног, хлопнувшая внизу дверь. До слуха донесся приглушенный короткий стон из подъезда.

Никто из соседей на лестничную клетку не вышел. Чеченцы просто боялись. В комнате слышались звуки борьбы, гремела перевернутая мебель. Слышался мат и проклятья. Она поняла, что там справятся и без нее. Кинулась к чеченцу. Он удивленно смотрел на нее, прислонившись спиной к стене и поджав ноги к подбородку:

— Почти не больно…

Куртка и рубашка потемнели от крови. В крови был верх брюк. Степанова с трудом оторвала его руки от живота. Задрала рубашку и куртку. Из колотой раны обильно вытекала кровь. Маринка выдернула из кармана сразу несколько бинтов и ватно-марлевых повязок. Разодрала в момент вощеную бумагу на всех и начала как можно туже перебинтовывать Амира. Его голова легла на ее плечо. Он опирался на нее. Быстрое частое дыхание билось в шею. Ее руки каждый раз невольно обнимали его. Он, улыбаясь, прошептал:

— Я с радостью умру в твоих объятиях…

Она яростно сверкнула глазами:

— Зато мне такого счастья не надо! Я хочу, чтобы ты жил! Помолчи, Амир! Тебе нельзя говорить. Кровь от этого еще сильнее идет.

В коридор вышел Огарев. На скуле темнел след от удара, с губы стекала тоненькая струйка крови, шапки не было. Тельняшка разодрана и виднелась покрытая седым курчавым волосом грудь. Из комнаты слышалось тяжелое дыхание и ругань арестованных:

— Мы вас, сук, все равно мочить будем!

Полковник наклонился над чеченцем. Спросил Марину:

— Тяжело?

Она, наматывая очередной бинт, ответила:

— Надо срочно машину вызывать! Он кровью истекает.

— Ребята уже связались!

Полковник выскочил на лестничную площадку. До женщины донесся его горестный вскрик:

— Сергей!!! Алик!!! Ребята!!!

Она на долю секунды обернулась. Мгновенно поняв, что два спецназовца убиты. Содрала с себя бронежилет. Из кармана куртки достала еще несколько последних, запасных, бинтов и снова принялась перетягивать живот Бесланова. Огарев внес в коридор раненого разведчика и крикнул:

— Мужики, Сорока ранен! Перевяжите! И поторопите машину, быстрее!

Сам снова вышел в подъезд. В коридор выскочил Ракса. Он тоже был не в лучшем виде: нос распух, под глазом фингал, рука наскоро замотана бинтом, разрезанный рукав болтается. Бросился к лежавшему без сознания спецназовцу. Бронежилет от очереди в упор не спас. Сквозь дырки в кевларе и пластинах уже просочилась кровь. Майор стащил с него бронежилет, куртку и тельняшку. Грудная клетка была перечеркнута очередью. От плечь и до живота все было в крови.

Закончив к этому моменту с Амиром, Степанова бросилась перевязывать спецназовца уже теми бинтами, что достал офицер. Ракса придерживал разведчика, помогая ей. Перевязка длилась всего пару минут. Женщина провела ее весьма ловко и быстро. Полковник по очереди внес убитых ребят и положил в кухне рядышком. С трудом сглатывая комок, застрявший в горле, хрипло спросил Марину:

— Сорока жить будет, как думаешь?

Она быстро подняла лицо и сразу же опустила:

— Если машина поторопится. Шесть пуль попало…

— Мать вашу!.. — Полковник схватился за голову и вошел в комнату. Раздался его крик: — Сволочи! Таких ребят убили! Мы Афган с ними прошли!.. Санько, поторопи!!! Дай, я сам… — Раздался громоподобный рев Огарева: — Вы что там копаетесь?! У нас парни кровью истекают! Быстрее мать вас яти!.. А мне плевать, что завалы не разобраны. Не будет машины через пять минут, всю вашу медчасть собственноручно разнесу! Да что вы мне трибуналом грозите! На х… трибунал, ты машину давай!

Внизу хлопнула дверь подъезда. Степанова автоматически приготовила оружие. В дверях показались трое разведчиков, бросавшихся в погоню за Горевым. Они приволокли одного бандита. Устало выдохнули:

— Ушел, зараза! Матерый! Одним из своих, как щитом прикрывался, когда мы сверху бежали. На Алика с Серегой вот этого гада столкнул. В темноте скрылся с одним. Еще один у крыльца валяется. Его Алик срезал. Где он?

Майор выдохнул со слезами:

— Убит Алик, и Серега тоже. Сорока в тяжелом и Амира ножом…

— А те, что вошли?

— Взяли. Один к окну кинулся, да Кожемякин его прикладом угостил. Молдагулова и меня ножом немного достали. Обученные. Огареву и то досталось.

Марина обратила внимание, что повязка на руке майора пропиталась кровью. Предложила:

— Давайте я вас тоже перевяжу.

Ракса плакал, не стыдясь слез, глядя на подошвы ботинок, торчащие из кухни. Маринка перевязывала его и тоже ревела. Слезы капали на бинты. Перевязав майора, она проверила Сороку и снова обернулась к Бесланову. Лицо Амира осунулось и побледнело. Густая щетина на подбородке зловеще почернела и, казалось, стала длиннее. Но он все еще был в сознании. Темные глаза блестели не здоровым светом. Она села рядом, прижавшись спиной к стене и слегка потянула его к себе. Бесланов навалился на нее. Голова бессильно легла ей на плечо. Степанова осторожно прижала его к себе, погладила по потному лбу: