Охота на пиранью

. Похоже, он давно это придумал, а то и репетировал не раз, добивался, чтобы фразы звучали убедительно, веско...

– Да мало ли сюрпризов? – продолжал доктор, ободренный его молчанием. – Они ж сломаются рано или поздно, я по тайге самую чуточку ходил, пусть туристом, знаю...

– Значит, бросить? – сказал Мазур.

– Ну... – поморщился врач, недовольный, сразу видно, такой прямотой.

Мазур встал, выкинул сигарету в ручей. Легким рывком поднял врача, согнул указательный палец правой руки и несильно ударил под горло выставленным суставом. Подхватил, взял левой за волосы и сказал без особой злости:

– Я думал, ты дешевка, а ты – сука... Мораль я тебе читать не буду, дело дохлое. Одно скажу: глаз с тебя не спущу, и если еще раз попробуешь взбрыкнуть... А хочешь один идти – валяй. Прямо сейчас. Все дороги открыты.

– Дур-рак... – прошипел врач. – Гуманист сраный. Погоди, жизнь клюнет...

– А поди ты, козел, – сказал Мазур беззлобно, отпустил его и направился к шалашику.

Глава четырнадцатая

Люди и небо, люди и земля

Последующие два дня прошли, можно сказать, совершенно буднично, не принеся ничего нового и не огорчив никакими опасностями.

К некоторому удивлению Мазура, доктор наутро держался с ним так, словно никакого разговора и не было, никакие подлости вслух не предлагались. Без особых церемоний слопал оставшуюся с вечера белку, вслух не ныл – хотя в глазах, если украдкой присмотреться, и затаилось нечто враждебное, как у злопамятной собаки, ждущей только случая, чтобы цапнуть.

Мазур ни о чем не напоминал, вообще помалкивал. Он не сомневался, что Егоршин еще преподнесет ему сюрпризы при первом же удобном случае – и был к этому готов. Профессионализм как раз и заключается в том, чтобы не находиться ежесекундно в напряжении и боевой готовности, а свыкнуться с мыслью: нападение может последовать в л ю б у ю секунду. Не ждать опасности, а жить с нею, словно с окружавшим воздухом, который глотаешь автоматически, не отдавая команд каждому мускулу...

Хлеб они доели до крошечки. Две банки консервов Мазур отложил в неприкосновеннейший запас. Жили на белках и рябчиках – они тут были непуганые, подпускали совсем близко, даже когда Мазур подшибал одного стрелой, остальные перепархивали не так уж далеко и вновь садились. Однажды на рассвете под стрелу угодил глухарь – правда, старый и потому жесткий, как подметка. На неизвестной по имени мелкой речушке Мазуру повезло – вогнал стрелу в небольшого тайменя и еще метров тридцать гнался по берегу за крепкой на рану рыбиной. Хорошо еще, глубоко вошедшая первая стрела мешала ей плыть, и добить удалось быстро. Назавтра попалась парочка ежей – и часа три путешествовала с ними, завернутая в куртку. Потом, когда попался достаточно глубокий ручей, Мазур их скинул в воду, дождался, пока развернутся, и быстренько прикончил. Ради морального ободрения он, перед тем как подать на стол ежатину, напомнил о классическом герое Ярослава Гашека, уплетавшем ежей за обе щеки. Литературный пример вдохновил плохо,