К югу от мыса Ява

Преодолев две трети коридора, Николсон заметил справа плотно задраенную дверь. Он отступил от нее назад и ударил ногой по замку, однако дверь, поддавшись лишь на полдюйма в момент удара, осталась на месте. Тогда Николсон что есть сил хватил топором по замку, пнул дверь ногой, она раскрылась — и, включив фонарь, шагнул через комингс. Прямо перед ним на полу лежали две бесформенные, обгоревшие массы — вероятно, тела сгоревших людей; нестерпимый смрад от них ударил старпому в нос, едва он шагнул в распахнувшуюся настежь дверь. Через три секунды Николсон уже снова был за нею. Рядом, с красным огнетушителем в руках, стоял Вэньер — похоже, четвертый помощник тоже успел заглянуть в помещение: широко раскрытые глаза его сверкали болезненным блеском, лицо сделалось матовым.

Николсон развернулся и побежал дальше по коридору. Вэньер кинулся за старпомом, а следом за ними — подоспевшие боцман с кувалдой и Фэррис с ломом. Походя Николсон распахнул ударом ноги еще две двери и посветил фонарем… Пусто. Добравшись до уступа кормовой колодезной палубы, — как раз сюда попадал луч прожектора «Виромы», старпом живо огляделся в поисках трапа и вскоре увидел лишь несколько обугленных досок, валявшихся на покоробленной железной палубе восемью футами ниже — трап полностью сгорел. Тогда Николсон крикнул плотнику:

— Фэррис, — бегом к шлюпке и передайте Эймсу и Докерти — пусть подгребают ближе к корме. Мне все равно, как они это сделают, даже если это рискованно. И выбросьте наконец свой лом.

Вслед за тем Николсон нагнулся и осторожно спрыгнул на нижнюю палубу. Пересек ее в девять шагов и с грохотом хватил обухом топора по железной двери, ведущей в кормовую надстройку.

— Здесь есть кто-нибудь? — крикнул он.

Секунды две-три стояла гробовая тишина, затем за дверью послышались взволнованные голоса, мало-помалу слившиеся в один возбужденный гул. Николсон обернулся к Маккиннону и увидел, что лицо боцмана расплылось в широкой улыбке.

Семифутовая кувалда в руках Маккиннона выглядела, как игрушечная. Боцман ударил ею по двери раз семь. Наконец дверь с лязгом отворилась, и старпом с боцманом оказались внутри кормового отсека. Николсон включил фонарь и, сжав губы, начал медленно водить лучом вокруг. В кормовом отсеке было темно и холодно, как в сырой, промозглой камере; пол тоже был железный, а пространства над головой едва хватало, чтобы стоять в полный рост. Трехъярусные железные койки без матрацев и одеял — вдоль переборок, посредине — длинный узкий стол.

В отсеке было человек двадцать: одни сидели на нижних койках, другие стояли, держась за вертикальные стойки коек, но большинство лежали — это были солдаты, и многим из них, казалось, уже никогда не суждено подняться. Несколько человек умерли — Николсон заключил это по восковым лицам и пустым, лишенным всякого выражения глазам. Тут были и женщины — медсестры в юбках цвета хаки и гимнастерках, подпоясанных ремнями, и двое или трое гражданских.

— Кто здесь старший? — гулко прозвучал голос Николсона, отразившись от обитых железом переборок отсека.

— Полагаю, вот он. Вернее, он так считает, — произнесла стоявшая рядом с Николсоном пожилая женщина, маленькая и худощавая, с затянутыми в тугой пучок седыми волосами, выглядывавшими из-под лихо сидевшей на голове соломенной шляпки; выцветшие голубые глаза старушки сверкали решимостью. Она указала пальцем на человека, склонившегося над полупустой бутылкой виски. — Только сейчас он здорово набрался.

— Кто это набрался, мадам? Я, что ли? — Сидевший за столом человек — пожалуй, единственный из всех — выглядел здоровым и крепким, а его лицо, шея и даже уши были цвета жженого кирпича, резко контрастируя с седыми волосами и белесыми щетинистыми бровями. — И у вас еще хватает дерзости ут… утверждать… — Здоровяк тяжело поднялся из-за стола, одернул помятый пиджак и уже более твердо проговорил: — Клянусь небом, мадам, будь вы мужчиной…

— Лучше попридержите язык и сядьте на место. — Не дал ему договорить Николсон и снова повернулся к пожилой женщине. — Будьте любезны, скажите, как вас зовут.

— Мисс Плендерлейт. Констанция Плендерлейт.

— Ваш корабль тонет, мисс Плендерлейт, — без обиняков заявил Николсон. — С каждой минутой он все глубже погружается носом в воду. От силы через полчаса «Кэрри Дэнсер» наскочит на рифы. К тому же в любую секунду вновь может обрушиться тайфун. — Вспыхнули еще два или три фонаря, и Николсон оглядел лица обступивших его людей, не проронивших ни звука. — Так что надо поторопиться. По левому борту, фугах в тридцати отсюда, нас ожидает спасательная шлюпка. Мисс Плендерлейт, сколько человек не в состоянии передвигаться без посторонней помощи?

— Спросите лучше мисс Драхман. Она у нас старшая медсестра, — решительно ответила старушка.

— Мисс Драхман? — выжидающе спросил Николсон.

Из дальнего угла вышла девушка — ее лицо скрывала тень.

— Боюсь, только двое, сэр, — напряженным голосом сказала медсестра. — Все, кто лежит, умерли сегодня вечером. Их пятеро, сэр. Они были совсем плохи… Потом этот ужасный шторм. — Голос девушки задрожал.

— Значит, пятеро, — задумчиво повторил Николсон и покачал головой.

— Да, сэр, — подтвердила мисс Драхман, прижав к себе стоявшего рядом ребенка и плотнее закутав его в одеяло. — С нами еще вот этот малютка. Он очень устал и хочет есть… — Медсестра мягко, но настойчиво попыталась вытащить изо рта мальчугана грязный палец, который тот сосал, как леденец, но малыш увернулся, отрешенно глядя на Николсона.

— Сегодня его накормят до отвала, а потом уложат в теплую постельку, — пообещал Николсон. — Ладно, а теперь пусть все, кто может, идут к шлюпке. Но сначала — самые крепкие: когда будем грузить раненых, надо, чтобы кто-то придерживал шлюпку.

Помедлив секунду, старпом подошел к любителю виски и похлопал его по плечу:

— Вы пойдете первым.

— Но почему я?! — начал возмущаться здоровяк. — Здесь я командир и фактически капитан. А капитан всегда последним…

— Ступайте первым, — терпеливо, но настойчиво прервал его тираду Николсон.

Пьяный здоровяк уже стоял на ногах, придерживая одной рукой кожаный саквояж; в другой руке у него была наполовину опорожненная бутылка виски.

— Сэр, меня зовут Фарнхольм. Бригадный генерал Фостер Фарнхольм. — Он отвесил комичный поклон и прибавил: — Полностью к вашим услугам, сэр.

— Приятно слышать, — холодно улыбнулся Николсон. — А теперь ступайте. У нас на борту вас встретят приветственным залпом из семнадцати карабинов, — Николсон грубо ткнул пальцем в грудь Фарнхольму, и тот, пошатнувшись, но не выпустив саквояжа из рук, завалился в объятия стоявшего у него за спиной боцмана, у которого ушло чуть меньше четырех секунд на то, чтобы вывести генерала наружу.

Поводив фонарем вокруг себя, Николсон остановил луч на человеке в странной накидке, съежившемся на койке.

— Ну, а вы как? — спросил Николсон. — Вам что, плохо?

— Аллах милостив к тем, кто его почитает, — сказал человек в накидке низким голосом, прозвучавшим гулко, точно из могилы. С достоинством поднявшись в полный рост, он натянул на голову черную скуфейку, взглянул на Николсона темными глазами и прибавил: — Я здоров.

— Прекрасно. Значит, вы — следующий.

Николсон осветил капрала и двух солдат.

— А у вас как дела, ребята? — спросил он.

— Гм, лучше не бывает, — ответил капрал за троих с улыбкой посмотрел на Николсона. Лицо капрала было желтым, изможденным лихорадкой, глаза налиты кровью. — Как еще, по-вашему, могут чувствовать себя доблестные сыны Британии? Мы в отличной форме.

— Что-то не верится, — осторожно и тактично возразил Николсон. — Но все равно, благодарю вас. Идите к выходу. А вы, мистер Вэньер, проводите их, пожалуйста, к шлюпке. Дайте каждому по страховочному концу и закрепите двойным булинем. Боцман вам поможет.

Проводив взглядом человека в накидке, старпом с любопытством спросил у стоявшей рядом маленькой старушки:

— Что это за странный господин, мисс Плендерлейт?