Люди разбитых надежд: Моя исповедь о шизофрении

Инструктор попросила нас стать один за одним, оставляя пространство для движений, и делать глубокие коленные выпады. Я делала выпады только наполовину, поскольку мне мешал халат. Я ощущала себя глупо. Все это было просто глупо. Мы были людьми неприспособленными к жизни, танцующими в кругу, будто это была самая обыденная вещь в целом мире. Другие люди сидят в офисах, принимают решения, печатают, рисуют, руководят; а здесь были мы, группа удивительно одетых людей (некоторые из нас совсем не по моде), которые прыгали так, будто это было очень важно. Занемевшими голосами мы пели о мире и любви.

Я попробовала стрясти руку инструктора. Я не могла расслышать, что она говорила. Я слышала только звук моего собственного дыхания, который становился все более громким, так что его могли услышать все. Сестра подошла, обняла меня и вывела из круга. Я чувствовала себя примерно так, как Джеймс Браун, известный рок-певец, которого забрали со сцены, когда он перешел границу дозволенного.

Я проклинала все и всех в этой комнате, в больнице, во всем мире. Я проклинала моего врача (который случайно оказался рядом). Я проклинала сестер, которые старались схватить меня. Я подвергала сомнениям их нравственность и интеллект. Пол поднялся вверх, потолок упал вниз. Стены вибрировали. Я проклинала и кричала, используя слова, которые когда-то использовала Ариан. Все приближавшиеся ко мне были с искривленными лицами. Кровь и слюна капали из их ртов. Некоторые лица были без глаз и носов. Они старались что-то говорить мне, но я не могла их слышать. Гул в моей голове поглощал их голоса. Образы мгновенно вспыхивали в мозгу, будто перед моими глазами прокручивалась кинолента, преисполненная ужасов, злодеяний и крови. Я была неспособна контролировать себя. Они отвели меня в мою комнату. Ошеломленная, я села на край кровати и замерла. Скользкие змеи ползли вверх по стенам. Сейчас они остановятся, чтобы посмеяться надо мной, и поползут дальше. Проклятые змеи знали. Они знали. Они свисали с потолка и насмехались надо мной. Наконец под воздействием моего взгляда они попадали наземь. Это принесло мне некоторое облегчение. Теперь мне просто надо знать, как заставить их исчезнуть. Пришлая сестра со стаканом липкого зеленого сиропа. Подчеркнуто медленными движениями я взяла стакан из ее рук. Она села на стул напротив меня. Она изучала меня. Я изучала ее. Волосы мелкими кудрями обрамляли ее лицо. На ней почти не было косметики. У нее были теплые карие глаза, в них светился ум. Минуту я внимательно смотрела на нее. Ни одна из ее черт не была искривлена или обезображена. Это был знак.

Сквозь окно пробился солнечный свет. На миг он вспыхнул на голове сестры, потом остановился на ее лице. Змеи на полу перевернулись на спины и грели свои животы на солнце. Они выглядели комично и вовсе угрожающе. Я подумала, не дать ли им имена. Образы в моем мозгу утихомирились, и мысли входили в обычную колею. Красные и зеленые искры летали в воздухе и падали на ковер. Я закрыла глаза.

Я тихо молилась, чтобы этот кошмар закончился.

Я принимаю лекарства, но несмотря на это не могу поверить в свое «сумасшествие». Я не могу быть сумасшедшей. Персонал думает, что я сплю, но на самом деле я лежу с закрытыми глазами, стараясь вернуть ощущение бытия. Я силюсь вспомнить, как жила до того, как попала в больницу, но мой мозг может воссоздать лишь беспорядочные образы людей и мест. А когда я стараюсь свести их во что-то единое, они теряют смысл. Взмокшая, я наконец засыпаю.

Бобби сказал мне, что Дебра пошла домой. Ее запястья зажили и они не могли больше ее держать. Я буду скучать по ней.

Я чувствовала себя очень одиноко в эти дни. Бобби почти не заходил: он нашел Ингрид. Однажды он привел ее ко мне в комнату, но она не хотела оставаться. Она сказала ему, что боится меня. Когда это я начала пугать людей? (Но я сама испугалась до полусмерти, когда увидела себя в зеркале).

Как-то после обеда Бобби попросил меня об одной услуге. Я скучала по его обществу, и поэтому согласилась. Он повел меня к дверям своей комнаты и попросил побыть здесь. Затем повернул голову в сторону ванной комнаты, где сквозь полуоткрытые двери было видно голую ногу Ингрид. Я все поняла.

Я стояла возле дверей, скрестив руки, и надеясь, что выгляжу равнодушно и невинно. Несколько сестер прошли мимо и улыбнулись мне. Я улыбнулась им в ответ, одной даже помахала рукой. Бобби включил свое стерео на полную катушку, и я ногой отбивала в такт музыке. Я уверена, что выглядела убедительно. Голоса Бобби и мисс Романтики я слышала сквозь закрытые двери ванной довольно хорошо. Теплая волна стыда поползла по моей шее. Я увидела врача, который спускался по ступенькам в своем зеленом костюме сафари, и тихо молилась, чтобы он не остановился поговорить со мной. В руках у него был маленький кусочек бумаги. Он подошел ко мне и спросил своим мягким добрым голосом, как я чувствую себя. Я выдавила из себя нечто невнятное, он изумленно посмотрел на меня. Я почти уверена, что он слышал звуки позади нас, но если и слышал, то не подал вида. Однако он сделал короткую запись в своем листке. Если это означает увеличение дозы зеленого сиропа и клубничного джема, то Бобби мой должник.

Сестры настаивают на своем. Они говорят, что я должная присоединиться к общему курсу и что это приказ. Если благодаря этому я смогу выбраться отсюда, то я согласна.

В первую очередь — эти ужасные занятия физкультурой. Мы разминаем конечности, но я сомневаюсь, чтобы эти упражнения давали какую-нибудь физическую пользу.

Во-вторых, к каждому из нас приставлена сестра, которая говорит с нами где- то в течение часа. Это очень сложно, поскольку, как правило, они задают вопросы, на которые у меня нет ответов. В знак поддержки сестра поглаживает меня по руке. Я уверена, что все считают меня полной идиоткой и иногда это вызывает у меня злость. Я не должна сердиться на них, но меня выводит из себя их снисходительный взгляд. Обычно я недолго терплю эту рутину, потом встаю и иду прочь, обрывая их на полуслове. Я знаю, что это жестко, но думаю, что справедливо.

Я становлюсь все более сердитой и агрессивной. Я не собираюсь убить или поранить кого-то, но я настолько не в себе, что мне хочется разбить мою глупую голову. Что бы не происходило сейчас со мной, я просто хочу это прекратить. Должно же это чем-то закончится! Если конца не будет, я наверно сойду с ума. Мой мозг работает втрое быстрее, чем когда-либо раньше. Не думаю, что это хорошо. Сестра с мелкими кудряшками говорит мне, что лекарство замедляют скорость мыслей. Бобби считает наоборот. Он говорит, что все проблемы от лекарств. Я склонна доверять Бобби в этом вопросе и хочу сегодня отказаться от лечения.

Следующий пункт повестки дня — «ТТ». Это, конечно, означает трудовую терапию. Пациенты делают летающих змеев, которые не летают, керамические вазы. Некоторые женщины по желанию могут вязать или шить. Есть также деревообрабатывающая мастерская и кухня — для тех, кто любит варить или печь. Я планирую сделать вазу для цветов, которые мне никогда не подарят.

После трудовой терапии мы проводим групповую терапию. Восемь или девять больных садятся вместе в круг, а два или три врача предлагают нам тему дискуссии. В основном это проблемы, которые мешают нам жить в больнице. Обсуждение бывает интересным, поскольку иногда кто-нибудь из пациентов жалуется на другого больного, с которым он не ладит. Там можно услышать: «такая-то доведет меня до сумасшествия, если не будет разговаривать со мной», «я думаю, что такой-то — сноб»; или «такой-то весьма много курит. Я видел 25 окурков в унитазе». Обсуждения хорошо контролируются и направляются врачами во время занятия, но после него начинаются истинные словесные баталии.

Один из пациентов вспомнил, что Бобби много времени проводит в ванной. Бобби не было на этом занятии, но Ингрид — была. Она внимательно рассматривала свои ноги, будто на них выросли здоровенные пальцы. Но я заметила подобие улыбки на ее губах. (Едва ли Ингрид знает, что Бобби принимает в ванной еще и других девушек. Бедняга).