Из дома
Из дома читать книгу онлайн
Жила-была в Виркино, что под Гатчиной, финская девочка Мирья. Жили-были ее мама и папа, брат Ройне, тетя Айно, ее бабушки, дедушки, их соседи и знакомые… А еще жил-был товарищ Сталин и жили-были те, кто подписывал приговоры без права переписки. Жила-была огромная страна Россия и маленькая страна Ингерманландия, жили-были русские и финны. Чувствует ли маленькая Мирья, вглядываясь в лица своих родителей, что она видит их в последний раз и что ей предстоит вырасти в мире, живущем страхом, пыткой, войной и смертью? Фашистское вторжение, депортация в Финляндию, обманутые надежды обрести вторую, а потом и первую родину, «волчий билет» и немедленная ссылка, переезд в израненную послевоенной оккупацией Эстонию, взросление в Вильянди и первая любовь…
Автобиографическая повесть Ирьи Хиива, почти документальная по точности и полноте описания жуткой и притягательной повседневности, — бесценное свидетельство и одновременно глубокое и исполненное боли исследование человеческого духа, ведомого исцеляющей силой Культуры и не отступающего перед жестокой и разрушительной силой Истории.
Для широкого круга читателей.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Я сидела совершенно потрясенная. Ленка теперь казалась мне кем-то другим.
Голос ее был низкий и ровный, как у моей бабушки, но она пела иначе, хотя так же спокойно… Лена закончила, я попросила ее что-нибудь еще спеть. Она опять взяла гитару и очень громко и так же открыто, с силой и нежностью в голосе начала:
Не искушай меня без нужды…
Перед глазами поплыло одно воспоминание за другим, и весна с белыми ночами, и лунные теплые осенние ночи, и дождь, шелестевший по листве, и все время всплывало из темноты Володино улыбающееся лицо с блестящими белыми зубами. Я встала, подошла к окну, сильно сдавило горло, а когда Лена замолчала, я заплакала. Она не успокаивала меня, а так и сидела с гитарой, будто еще что-то хотела спеть. Наконец она положила гитару на кровать и тихо сказала:
— Идем на кухню.
Она взяла с плиты чайник, налила воды в рукомойник.
— Иди, умойся теплой водой, пройдет. Я разогрею плиту, поедим жареной картошки с малосольными огурцами и куда-нибудь пойдем.
Я знала, что мы окажемся в парке, хотя уже все, я должна была бы сегодня уехать. Я больше не хочу никого встречать.
— А ты любила Володю? Я кивнула.
— А почему ты пошла с Эриком?
— Ты знаешь, это трудно объяснить, но мне надо с Володей кончить.
— Да и так — уедешь и кончится.
— Я просто хотела, чтобы он меня не искал, и лучше пусть он думает обо мне нехорошо. Мне так легче. А ты кого-нибудь любила?
Лена проговорила:
— Угу, — а потом добавила: — Но он не знал про это.
— Давно это началось?
— Год тому назад.
— Не прошло еще?
— Думала, что да, но теперь, кажется, нет. Мы пошли по висячему мосту, сильно заскрипели ржавые канаты. У высокого берега мы сели на скамью.
— Знаешь, кого я любила?
Я повернулась к ней.
— Эрнста, — прошептала она. У меня зазвенело в ушах.
— Он уехал.
— Приедет снова, у него здесь родители. Его отец — начальник нашего гарнизона. Он нехороший человек.
— Я слышала, у меня с ним ничего никогда и не может быть. Ему нравятся другие… — Она отвела взгляд на озеро. За нашей спиной на танцплощадке Сашкин сладковато-мягкий голос тянул:
…Словно ищет в потемках кого-то
И не может никак отыскать.
— Слушай, пойдем, я терпеть не могу этой песни и вообще не люблю Сашкиного голоса.
По дороге домой я рассказывала Лене о Шуре, что сейчас она живет под Ленинградом. Ее отец устроился в совхоз в Борисовой гриве. Лена спросила, остановлюсь ли я у нее по дороге. У меня мало денег. Из Петрозаводска, куда я взяла билет, мне еще придется ехать на двух автобусах, с двумя ночевками, видимо, в гостиницах. Тети мои сейчас живут в Олонецком районе, в Карелии.
Мы попрощались, Лена обещала прийти меня провожать.
* * *
Я неудачно положила чугунный утюг в угол деревянного чемодана. Один угол перевешивал и больно царапал ногу. Я взяла чемодан на плечо, но ветер поднимал юбку, пришлось его все же волочь в руке. Я шла с Ирой и Валей к вокзалу и думала, почему же Лена не пришла провожать? Она вчера обещала. Может быть, ее мама вернулась из Ивангорода, а может, из-за Эрнста… Лену я больше никогда не увижу…
Ира и Валя шли передо мной, у них было хорошее настроение, они обе ехали в гости. Они говорили о чем-то очень смешном. Обе время от времени опускали свои чемоданы на землю, чтобы, взявшись за живот, отсмеяться. Мне тоже стало весело.
На маленьком узкоколейном поезде в полдень мы приехали в Таллинн. Давно не было дождя, в аллее возле вокзала устало повисли листья кленов. Я посмотрела на серые стены крепости и башню на горе, вспомнила, как пять лет назад я смотрела на эту же стену и башню из открытой двери товарного вагона. Нам тогда нельзя было выйти в город, мы ехали в лагерь Клога, потом в Финляндию, а сейчас будет некогда, поезд на Ленинград отправляется через два часа, надо успеть закомпостировать билеты.
Только мы успели устроиться в купе, как к нам вошел курсант ленинградского высшего военно-морского училища. Мы у него расспросили, что значат буквы на его бескозырке. Он нам растолковал их, а Ирка возьми да и ляпни:
— Вообще-то все равно моряк — с печки бряк…
Курсант встал и равнодушным голосом проговорил:
— Какие-то вы, девушки, старомодные, шуточки у вас прошлого столетия.
Он вышел, мне стало стыдно, а Ирка, как только он скрылся, заворчала:
— Подумаешь, интеллиго мне нашелся. Колбасный обрезок.
На Балтийском вокзале в Ленинграде я распрощалась с Ирой и Валей, села в трамвай и поехала по городу.
Было утро. Улицы были политы и блестели. На стеклах окон в домах уже не было маскировочной бумаги. Не было развалин, было как до войны.
При выходе из вагона тяжелый угол чемодана с утюгом зацепился за дверь и больно стукнул другим острым углом по косточке ноги. Я посмотрела на ногу, от косточки в туфель текла тонкая красная струйка. Я поплевала на палец, стерла кровь, оторвала маленький кусочек газеты, в которую у меня был завернут кусок хлеба, залепила ранку, потащилась на Финляндский вокзал, закомпостировала билет и села в поезд, идущий в город Петрозаводск, в Карелию, куда теперь собирали наших питерских финнов, может быть, уже в последний раз.
1976–1980 гг.
_____
notes
Примечания
1
Пожар! Пожар! (финск.)
2
Мешки жизни. (финск.)
3
Чертовы вруны. (финск.)
4
О боже мой! (финск.)
5
Дом старика. (финск.)
6
Виркинские косоротые! (финск. диал.)
7
Ковшовские долбоносики! (финск. диал.)
8
Каков Юденич! (финск. диал.) — так ругали у нас упрямых.
9
Студенистая голова. (финск.)
10
Шлюха, шлюха! (финск.)
11
Черная жопа. (финск.)
12
Пионер, длинный язык, овечья метка на шее. (финск. диал.)
13
Помню. (финск.)
14
Сатанинское правительство. (финск. диал.)
15
Дай мне бумажку. (нем.)
16
Чертовы хозяева! (финск.)
17
Работа костей не ломит, не правда ли? (поговорка, финск. диал.)
18
Ты попадешь к праведникам, к друзьям и родным… (финск. диал.)
19
Холодно! (нем.)