Северный ветер

— Хорошо! — сказала Фати по-харматански, с удовольствием оглядывая Амаранту со всех сторон.

— А это зачем? Чтобы повеситься, я даже деревьев не найду, — спросила Моран, вертя в руках плетеную веревочку.

Уже нисколько не стесняясь, Фати запустила руки пленнице в волосы, поднимая их наверх.

— Понятно. Тебя не накажут? Харита?

Вдова неопределенно пожала плечом. Обернувшись на старшую жену хозяина, Фати прибрала свои вещи в мешок и занялась делами по хозяйству.

— Тебе переводчик не нужен, моя пери? Понимаешь язык зверей без слов?

— Я же сказала — без тебя обойдусь, мой добрый нелюдь.

— Выглядишь, как харматанская… — последнее слово Лу проглотил, передумав обзываться, — у тебя белая спина, звезда моих очей. Шла бы на солнышко, мигом сравняется.

* * *

Харита не ругалась. Завидев пленницу в новом наряде, она сначала похлопала глазами от изумления, а затем взяла ее в оборот: чужестранка выглядит сильнее, чем снохи, значит, может помочь! Амаранту попросили перенести тяжелые горшки в выкопанные лунки, натянуть плоскую крышу над повозкой, чтобы внутрь не нанесло песка, распрячь лошадей и выполнить прочую мужскую работу, от которой Фарсид и Кавир отлынивали.

Когда вечером хозяин вернулся, в очаге пылал огонь, шатер принял вид уютного гнездышка по-харматански, а женщины только и ждали свежей туши убитого барана, чтобы начать готовить. Кавир бросил на Моран любопытный взгляд, а Фарсида на этот раз интересовал только Красавчик. Харматанец долго смотрел на него, оценивая, словно вещь. Обернувшись, он что-то приказал Фати, месившей в глиняной миске тесто. Она растеряно посмотрела на свои перемазанные мукой руки и вскочила.

— Ты! — Фарсид передумал и обратился к Амаранте на ее языке, жестом разрешая невестке сесть, — сделай так, чтобы он выглядел, как ты.

— Что? — поразилась Моран такому странному требованию.

Фарсид нахмурился, испытывая трудности с выражением своей глубокой мысли, а потом схватил руки Лу и Амаранты и свел вместе. Различие было налицо: небольшая, покрасневшая и обветренная ладонь нелюдя проигрывала узкой и длинной ладони девушки с мягкой кожей. Далее сравнению подверглись волосы, и тоже не в пользу Красавчика, несмотря на удивительно прекрасный, с точки зрения харматанцев, цвет.

— Мне его в саже вывалять или запечь с маслом? — спросила она без улыбки.

Не поняв сарказма, Фарсид пришел в ужас.

— Хорошо, я сделаю, — поспешила заверить Моран, — мне нужны ножницы. Или нож.

— Да, перережь мне глотку, моя пери. Это лучшее, что ты сейчас можешь для меня сделать, — шепнул Лу.

И все же ей дали небольшой, остро заточенный кинжал. Не очень доверяя, Кавир сам присел рядом и схватил Амаранту за руку, когда она собралась подрезать спутанные концы длинных светлых волос Красавчика.

— Так надо! — твердо сказала Моран, и Кавир убрал руку.

Лу лишился части своей красоты, но так его можно было хотя бы расчесать… Результат Фарсиду понравился и он дал новый приказ, на этот раз на харматанском, понятный Лу, но нелюдь не спешил его исполнить.

— Снимай, — перешел Фарсид на эймарский.

Немного побледнев, нелюдь снял темную куртку из грубой материи и остался в блеклой эльфийской тунике, ветхой и грязной, с подпалинами от костра. Фарсид скривился. Дело в том, что как только будущие рабы начали путешествие с кочевниками, у Амаранты отобрали костюм Хранителя, посчитав его слишком ценным, чтобы трепать в дороге, а одежда второго пленника харматанцам не понравилась.

— Дальше, — потребовал харматанец.

— Нет, — чуть слышно ответил Красавчик.

Церемониться с ним не стали, стащив тунику через голову и брезгливо выбросив за порог.

— А-ах! — в шатре кочевника явственно прозвучал вздох всеобщего восхищения.

На торсе Красавчика живого места не было! Разрисованный весь, от ключиц и до запястий, он представлял собой образец всех стилей нательной живописи разной степени мастерства. Чего здесь только не было: грубо намалеванные розы, корабли под парусами и без; изящные фигурки фантастических зверей, выполненные эльфийской рукой, и надписи на харматанском языке, которые, к сожалению, не могли прочитать ни неграмотные кочевники, ни Амаранта, прикрывшая рот ладонью от неожиданности.

Но это было еще не все! Руки Лу у самых плеч были прошиты витыми серебряными браслетами, прокалывающими кожу насквозь. По два с каждой стороны! Снять такое зверское украшение не представлялось возможным, разве что выдрать вместе с мясом, но оно-то и произвело на кочевников самое неизгладимое впечатление. Даже кольцо, вставленное в правый сосок Красавчика, померкло перед эдакой диковиной!

Лу вытащили на середину шатра и вертели во все стороны. Спина выглядела не лучше, а, вернее, не хуже: серо-голубая, черная, коричневая краска; россыпь картинок, чем ближе к копчику — тем неприличнее. И снова прокол: поперек позвоночника, в районе крестца в кожу был воткнут серебряный нож в миниатюрных ножнах, тонкий, как игла. На вкус Моран, все эти «украшения» были очень сомнительны… Впрочем, Красавчику с телосложением повезло, но мяса на костях было маловато.

Фарсид послюнил палец и попробовал стереть рисунки, а поняв, что это невозможно, довольно закивал. Харматанец потянулся к поясу Лу, намереваясь расстегнуть ремень, но Красавчик схватил его за руки. Почему-то харматанец не стал настаивать.

— Пери испачканный, ему не помешает вода, — усмехнулась Амаранта, в глубине души сознавая, что она поступает ничуть не лучше самого Лу, издеваясь в отместку за свои унижения.

— Пери — его имя? — уточнил Фарсид.

— Да, его так зовут, — злорадно подтвердила Моран.

Красавчика освободили от цепи. Амаранте предстояло окончательно привести нелюдя в приличный вид. В небе догорал закат, оазис светился огнями костров, то справа, то слева доносился запах кушаний, готовящихся на открытом огне. Около колодца было пусто.

— Ныряй с головой, мой ласковый пери. Не в колодец, питьевую воду испортишь. Сюда, — она показала ванну, наполненную на треть мыльной водой, оставшейся после стирки.

— В эту гадость?

— Эта гадость чище, чем те места, где тебя разукрасили.

— Ты решила вести себя, как последняя сука, звезда моя?

— А ты решил купаться в штанах? Раздевайся.

— Не буду.

— А вот это уже интересненько.

Лу вскинул глаза на Моран, запомнившую и дословно повторяющую все его выражения. Она улыбалась, тонко, жестоко, одними губами.

— Не смотри на меня, — покорно попросил Красавчик.

Что заставит превратить нажитого врага в друга? Существует ли такая услуга на земле?

— Неужели ниже пояса все еще ужаснее?

Отвернувшись, Моран плюхнула в колодец ведро и потащила назад. Лу залез в мутную жижу, скрывшись в ней по грудь.

— Пери, придумай что-нибудь. Скажи, что я больной и заразный. Вдруг, тебе поверят? Я не хочу, чтобы меня… Не хочу, понятно?

— А ты больной?

— Нет.

— А я не умею врать. Вымой голову, потом я тебе полью.

— Изуродуй меня как-нибудь. Побей. Это ты умеешь, — упавшим голосом попросил Красавчик, подчиняясь и запуская мокрые пальцы в волосы и сверкая серебром браслетов.

— Изуродовать больше, чем есть? Я не смогу. Зачем тебе это?

Не удержавшись, Амаранта потрогала украшение. Металл прокалывал толстый и широкий слой плоти, не задевая глубокие мышцы. Поверхность кожи над браслетом — теплая, живая. Да, отвратительно, хотя… в этом есть некая порочная чувственность.

— Разве не красиво? Только вначале больно и долго гноится, но, когда заживет, всем очень нравится. У меня и на ноге есть. На левой, на другой не успел, — похвастался Лу и показал браслет в нижней части голени. Рисунков на ноге не было.

— И в чем проблема? Харматанцам тоже понравилось.

— А ты бы хотела, чтобы тебя поимели, моя пери? Кавир, например? Он бы с удовольствием!

Моран промолчала. Красавчик был согласен на кровавые эксперименты со своим телом, но отчего-то не хотел себя никому показывать. Амаранта давно заметила одну особенность нелюдя — полное отсутствие желания. Красавчик смотрел и на обнаженных харматанок, и на нее с интересом, но без признаков возбуждения. Лу не нравятся женщины? Но к мужчинам нелюдь проявляет еще большее равнодушие, просто отворачиваясь.