Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди

Когда до рыцарей осталось не более полутора десятков саженей, – Княжич выхватил булат из ножен и скомандовал:

– Пали!

Слаженный залп скосил передние ряды атакующих. Рухнувшие на землю лошади и люди создали завал на пути своих собратьев. Но и королевские гусары не зря имели славу лучшей в мире конницы. Не сдерживая коней, вбивая в грязь своих поверженных товарищей, они стальной лавиною обрушились на казаков.

Удар гусар был страшен, а все-таки не тот, на какой надеялись их полковник и ротмистры. Первым ставший под знамена русских царей Хоперский казачий полк дрогнул, но устоял. Лучшие бойцы шляхетского и русского воинств сошлись в жестоком поединке. Сошлись остервенело, насмерть.

Поначалу капризная удача улыбнулась католикам. В самом начале боя от рыцарских пик да палашей нашли погибель Большак с Резанцем и многие сотники, вставшие, как и атаман с есаулами, впереди полка. Из старшин уцелели только Княжич и Чуб. Один – благодаря своей волчьей ярости, другой – отчаянному бесстрашию уже простившегося с жизнью человека. Вертясь волчком на грызущем вражеских коней Лебеде, Ванька ухитрился отразить смертельный ливень гусарских клинков. Емельян рубился с каким-то неземным упоением, не чуя боли многочисленных ран. Окруженные со всех сторон железными архангелами они, конечно же, погибли бы, не приди на помощь Ярославец. Углядев блеснувший радугой булат и догадавшись, что побратим еще жив, он воскликнул:

– Казаки! Поляки атаманов убивают! Неужто отдадим на растерзание братов наших старших? – и со всей своей знаменной полусотней устремился на выручку.

Подоспели они как нельзя вовремя. Истекающий кровью Емельян не удержался в седле, а подхвативший его Княжич не заметил налетевшего сзади верзилу ротмистра. Благородный рыцарь уже занес палаш, чтоб одним ударом прикончить обоих казаков, но не успел. Пуля, пущенная юношеской рукой Сашки Маленького, вошла ему прямо в рот.

Бесхитростный призыв начальника знаменной полусотни нашел отклик в опаленных страхом казачьих сердцах. Все стало просто и ясно. Ведь не за московского царя, с его хоругвью и серебром, а за други своя позвал на смерть израненный хорунжий.

Злобно взвизгнули, взметнувшись ввысь, казачьи сабли, чаще захлопали пистоли. Даже выбитые из седла станичники воспряли духом и принялись стаскивать с коней неповоротливых в своем железе рыцарей, добивая поверженных врагов засапожными кинжалами.

Непривычные к удару в сомкнутом строю и другим премудростям большой войны вольные сыны батюшки Дона начали одолевать спесивых ляхов в завязавшейся кровавой свалке.

Видя, что атака захлебнулась, командир гусарского полка князь Замойский, неудавшийся поклонник красавицы Елены, приказал отступить. Ротмистры дали знак трубачам и те заиграли отбой.

Казаки, окрыленные удачей, хотели было преследовать повернувшие вспять эскадроны, но Иван остановил собратьев.

– Побежали сволочи! То-то же, знай наших, – вытирая окровавленную саблю о гриву коня, задорно крикнул Сашка Маленький и, плюнув вслед убегающим гусарам, презрительно изрек: – Привязали крылья к заднице и возомнили себя орлами, петухи ощипанные.

Подъехав к Княжичу, он недоуменно вопросил:

– Чего стоим-то? Само время по шляхетскому лагерю ударить. Королевскую казну захватим, а коли шибко повезет, так и самого Батория в полон возьмем.

– Эх, Сашка, твои б слова да богу в уши, – с сожалением ответил есаул, внимательно следя за отступающими рыцарями. – Только вот с пленением Стефана, похоже, повременить придется. Сейчас поляки перестроятся и снова на нас пойдут, если чего похуже не придумают. Гляди, как странно отходят, – Княжич указал клинком на разделившийся надвое гусарский полк – три эскадрона свернули влево, а три другие вправо, как бы очищая казакам путь.

Лихой вид разгоряченного боем казачонка, одетого в красные шаровары да распахнутую на груди белую шелковую рубашку, раззадорил Ваньку. Дерзкая Сашкина задумка могла бы стать вполне осуществимой, кабы дворяне не ударились в бегство, а связали боем литвинов с малороссами.

«Чем черт не шутит, может, вправду на прорыв пойти, пока гусары не очухались. Проход-то к вражескому стану действительно свободен», – подумал есаул, однако движимый присущей ему осторожностью в вершении чужих судеб, встал на спину Лебедя и принялся оглядывать поле боя.

На правом крыле московского воинства положение было тоже не ахти, но все же лучше, чем на левом. Яростно огрызаясь огненным боем от наседавших на него польских хоругвей, стрелецкий полк, удерживая строй, неторопливо отходил к переправе.

– А князенька-то, хоть и сволочь изрядная, но вояка справный. Кой-чему обучил своих лапотных, – похвалил Иван Барятинского и посмотрел вперед. Поначалу он увидел выросшие средь степного разнотравья пики, а затем и многочисленные ряды мадьярской пехоты.

22

Ушлый Ванька и сам не знал, насколько был прав, говоря об измене, что обвила своей паучьей сетью ближайших слуг Петра Ивановича. В ночь перед сражением двое перебежчиков из числа боярских детей оповестили католиков о предстоящем набеге московитов. Доставленные в королевский шатер, где собрались все начальники шляхетских полков, они подробно рассказали вражьим предводителям о том, когда и как намеревается атаковать их Шуйский, не забыв упомянуть, что самая грозная сила в русской коннице – полк разбойных казаков, пришедший с Дона.

– Это, случаем, не те, которые Адамовича похитили и ордынцев князя Анджея под корень вырезали? – вопросил Стефан, взглянув на вездесущего Радзивилла. Тот аж покраснел своим брыластым ликом и злобно прошипел:

– Они самые, мой повелитель. Правды ради, следует сказать, что молодому Вишневецкому в своей погибели не казаков, а дядю надо винить. Посылал покойный Казимир на Дон лазутчиков с повелением не допустить казаков в рать царя Ивана. Только, как всегда, пожадничал. Ни единого червонца не дал на подкуп атаманов. Нетрудно догадаться, чем дело обернулось. Княжеских послов станичники убили, один монах Иосиф чудом уцелел, а сами в войско к московитам подались. Одно слово – схизматы.

Выслушав его очередной навет на Вишневецких, король нахмурился и строго изрек:

– Не пристало об усопших плохо говорить. Пусть теперь племянник с дядей на том свете сами меж собою выясняют, кто пред кем виноват, а я повелеваю – всех до единого казаков истребить, чтоб не только самим разбойникам, но и их детям с внуками неповадно было с Речью Посполитой воевать. Тебе, князь, это поручаю, – кивнул Стефан Замойскому.

Тот проворно вскочил с кресла и, отвесив повелителю поклон, заверил:

– Не имей сомнений, государь. Мы за пана Адамовича из этих бородатых москалей всю их песью кровь до последней капли выпустим.

Баторий насмешливо взглянул на не в меру ретивого князя.

– Я, полковник, еще смолоду во всем приучен сомневаться, наверно, потому и вышел в короли, – обращаясь уже к младшему Бекешу, он добавил: – Поддержи гусар своей пехотой. Мне о казаках много слышать доводилось, чего-чего, а воевать разбойники умеют.

Не сказать, чтоб польский князь и венгерский воевода шибко нравились друг другу, но повеление Стефана заставило отважных рыцарей объединить свои усилия. Перед атакой на Хоперский полк Гавриил сказал Замойскому:

– Уступаю тебе, Михай, честь исполнить королевский приказ. Полагаю, что твоим орлам склевать ястребов донских труда особого не составит. Ну а ежели казаки доблесть непомерную проявят, зря своих людей не губи, отступи да укажи им путь к обозам нашим. Разбойники, они хоть на Дону, хоть на Дунае с Вислою – везде разбойники, непременно за добычей кинутся. Тут я их и встречу, а ты с боков ударишь. Возьмем в кольцо схизматов и всех повырежем.

23

Тягостные чувства страха и раскаяния владели сердцем Новосильцева. Если со страхом все было ясно и понятно – участие в нескольких мелких стычках да разгроме хоругви Вишневецкого еще не сделало его настоящим воином и предчувствие великого кровопролития невольно холодило душу, то с раскаянием дело обстояло куда сложнее.