Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди

– Это почему, – все больше распаляясь, поинтересовался Маленький.

– Да потому, что тут тебе не Дон. Не принято у московитов, чтоб воровской казак умнее князя был.

– Тогда на кой же черт мы сюда, за тридевять земель, с боями шли, – вдарив шапкой оземь, заорал во весь голос казачонок.

Иван в ответ пожал плечами и без издевки, скорей, с сочувствием ответил:

– Зачем ты на службу государеву подался, не знаю, а я, чтоб за отечество и веру постоять. На царя с князьями да боярами мне наплевать с высокой колокольни, но народец жаль. Не дай бог, поляки Русь покорят. Тогда наши правители станут с мужиков аж две шкуры драть. Одну себе по старой памяти оставят, а другую в дань католикам отдадут.

– Эй, казаки, вы чего так расшумелись? Ляхов, что ли, норовите криком распугать? – прозвучал из-под обрыва голос Черного.

– Да нет, это мы столь ревностно начальство осуждаем, – подъехав к самому краю косогора, так что глина вниз посыпалась, пояснил Иван.

– Совсем ополоумели. Видано ли дело, чтобы воин в повеленьях воеводы усомнился. Не зря вас, казаков, разбойниками кличут, – испуганно промолвил старый пушкарь, но, глянув на по-девичьи красивый Ванькин лик и почти детскую Сашкину мордочку, не выдержал и рассмеялся.

– Тоже мне, ослушники нашлись. Я вам, вьюноши, так скажу – оно конечно, от безделья можно и князьям, и даже государю кости поперемывать. Только дело это пустое, но вместе с тем весьма опасное. Соглядатаи, как блохи, везде водятся. Лучше ноги уносите поскорей, фитили сейчас запаливать будем, ежели замешкаетесь, так вместе со своими мыслями мятежными на небо взлетите.

– Дядя Мартын, дозволь мне порох взорвать, – попросил Иван.

– Валяй, коль есть охота, только на горящий фитиль не вздумай любоваться, он, сволочь, с непривычки как бы завораживает. Поднесешь к нему свечу и сразу ходу, а то далеко не первым будешь, кто в подкопе могилу обрел.

Княжич снял кунтуш, затем оружие, оставил лишь кинжал за голенищем. Размотав аркан, он подал конец веревки Маленькому и приказал:

– Остаешься за меня. Как только вниз спущусь, сразу уходите.

Когда натянутый тяжестью Ванькиного тела аркан обвис, казачонок принялся сворачивать его, укоризненно качая головой:

– Порох ишь ему взрывать занадобилось. Прям как маленький.

Стоявшие вокруг казаки разразились дружным хохотом.

– Чего гогочите? Али, глядя на Андреича, тоже умишком оскудели. Позабыли, о чем пушкарь говорил?

Хлестнув коня, Маленький понесся к броду, увлекая за собою остальных.

19

Черный поджидал Ивана возле узкой, чуть пошире его плеч, норы.

– На, держи, – Мартын откинул полу кафтана, которой прикрывал от ветра зажженную свечу, и кивнул на кучу глины, что виднелась шагах в двадцати, видимо, там был заложен другой заряд. – Зайдешь, как только я дотуда добегу. Фитиль запалишь и назад. Когда из подземелья выберешься, сразу в речку сигай. Плавать-то умеешь?

Удостоенный вместо ответа лишь презрительным Ванькиным взглядом, Черный обернулся к землекопам, которые уже сидели в челнах, и взмахнул рукой. Те тут же навалились на весла.

– Ну, с богом, – старик пушкарь похлопал Ивана по плечу, затем резво, на зависть многим молодым, побежал вдоль берега, хлюпая по воде старыми разношенными сапогами.

Оставшись в одиночестве, хорунжий не то чтоб испугался, но ему сделалось чуток не по себе. Как каждый конный воин, он относился к пешим ратникам, в том числе и пушкарям, немного свысока. Эка невидаль – засыпал порох в пушку, втолкнул ядро и послал врагу погибель, толком и лица его не разглядев. Это тебе не в рубке сабельной глаза в глаза сойтись. Но сейчас, стоя перед веющим могильным холодом подкопом, Княжич понял, сколь нелегка служба этих неприметных, вечно перемазанных копотью людей. Впрочем, особо предаваться размышлениям ему не пришлось.

– Чего зеваешь, пошел! – крикнул Черный.

Согнувшись в три погибели, Иван протиснулся в нору. Как ни странно, но чем дальше продвигался он, тем шире становился подкоп. Пройдя шагов десять, хорунжий наконец увидел в тусклом свете свечи четыре пороховые бочки. Три стояли звездочкой внизу, а одна водружена сверху. Из ее пробитого днища и свисал белый пальный шнур. Подцепив фитиль лезвием кинжала, Княжич поднес его распушенный конец к язычку свечного пламени. Пропитанная горючим снадобьем веревка зашипела, извергая смрадный дым, но не разгорелась.

– Вот те на, а запал-то, похоже, отсырел, – решил хорунжий и принялся с таким усердием раздувать едва тлеющий фитиль, что ненароком погасил свечу. Обругав себя последними словами, он потянулся было за огнивом, и тут же вспомнил, что оставил его в кармане отданного Сашке кунтуша. Не раз прошедший сквозь огни и воды Ванька впервые ощутил нечто подобное страху. Не имея сил пошевелить ни руками, ни ногами, хорунжий зачарованно смотрел на багрово-красного, издающего змеиное шипение светлячка.

– Уж не дьявол ли за мной из преисподни подглядывает, – промелькнуло в отуманенной суеверным ужасом удалой казачьей голове.

Воспитанный отцом Герасимом по законам христианской веры, к богу Княжич испытывал трепетное почтение, а вот с чертом был не в ладах. Преодолев свой страх – храбрец от труса тем и отличается, что способен это сделать, он сжал в кулак предательски дрожащие пальцы и ударил в сатанинский глаз. Жгучая боль вернула трезвость рассудка. Враз сообразив, что угодил не в козлиную рожу нечистого, а в догорающий фитиль, и скоро будет взрыв, нерадивый Мартынов ученик метнулся к выходу. Карабкаясь на четвереньках по тесному подземному ходу, Иван уже насмешливо подумал: «Прямо как ядро в жерле пушечном. Рванут сейчас бочонки, и полетишь ты, Ваня, белым лебедем в светлую даль».

Выбравшись из подземелья, он первым делом увидал Мартына, который плыл уже почти на середине реки, постоянно оглядываясь. Как только – Княжич выскочил из норы и сделал шаг к воде, пушкарь воскликнул:

– Не прыгай в реку, поздно, теперь вдоль берега беги.

Повинуясь приказу Черного, хорунжий что есть сил ринулся прочь от преисподни. Пробежав с десятка три шагов, Иван сначала ощутил, как земля уходит из-под ног, затем раздался в сто крат сильнее грозового гром, а из разверзшейся земли вырвался огромный столб огня и дыма. Жаркий смерч подхватил своего творца и, вертя его, словно сорванный с ветки лист, швырнул в речные волны. Вырванный из берега силой огненного зелья гигантский ком твердокаменной глины рухнул в реку, перегородив ее почти на треть. Не послушайся – Княжич старика-пушкаря, он, несомненно, был бы погребен этой тысячепудовой глыбой.

Оглушенный взрывом, Ванька на какой-то миг лишился чувств, но, окунувшись в воду, сразу же пришел в себя.

– Кинжал не потерять бы, – промелькнуло в гудящей, словно с дикого похмелья, отчаянной казачьей голове. Выбравшись на отмель, хорунжий сунул ладонь за голенище и облегченно вздохнул – заветное оружие оказалось на месте. Лишь теперь Иван уразумел, что толкнуло его на знакомство с Мартыном и, в общем-то, дурацкую затею со взрывом пороха, – это была память об отце, единственном в станице воине, знавшем пушкарское дело.

«А отец ведь, если жив, еще совсем не стар, Новосильцева-то помоложе будет. Волне могли бы вместе со шляхтой воевать», – подумал он, глядя на расколотый его стараниями вражеский берег.

– Как закончится вся эта кутерьма, в Туретчину подамся, батюшку разыскивать.

Погруженный в свои мечтания, Княжич не заметил подъехавших собратьев, он увидел их лишь когда Маленький положил ему руку на плечо. Переглянувшись с казачонком, хорунжий малость удивился. Тот смотрел на своего начальника даже не с почтением, а с каким-то суеверным благоговением. Хотя иначе, наверное, и быть не могло, казаки ясно видели, как их хорунжий взлетел на небо, объятый огненным вихрем. И теперь, найдя его живым и невредимым, они были столь поражены, что не могли и слова сказать. Первым обрел дар речи Маленький. Потрогав Княжича да убедившись, что перед ним не призрак, Сашка растерянно промолвил: