По кругу (СИ)

Люси ушла на пенсию. Она не хотела этого делать, но начальница - добрая подруга - пригрозила, что уволит её, если женщина сама не захочет уйти. Подруга считала, что работа слишком много нервов забрала у Драгнил, она беспокоилась за неё и за её здоровье, хотя Люси была абсолютно здорова.

Жизнь менялась постепенно, продолжая течь в своём же спокойном русле.

Как-то вечером, когда вся семья собралась в гостиной перед камином, Нацу неожиданно спросил:

- Люси, а ты сильно будешь переживать, если я умру первый?

Женщина поперхнулась соком. Игнил вопросительно посмотрел на мать, и она отрицательно мотнула головой. Ария и невестка о чём-то тихо переговаривались, и Элли поглаживала заметно округлившийся живот, сияя счастливой улыбкой.

- К чему ты это спрашиваешь? - Драгнил нахмурилась и закусила губу.

- Да мне просто интересно, - Нацу улыбнулся и чмокнул жену в нос. - Не хочу, чтобы ты грустила.

- Дурак, - буркнула Люси. - Конечно, я буду переживать.

- Тогда пообещай мне, что не умрёшь первой.

- Нацу! Что за мысли!?

Люси негодовала. Мужчина сильно изменился с того момента, как они встретились в двадцать четыре, он стал часто улыбаться и шутить, меньше хмурился и был серьёзным. Семейная жизнь изменил его в лучшую сторону, и женщина знала, что то же самое произошло и с ней. Но сейчас, улыбаясь и шутливо чмокая её в нос, он пытался скрыть свою серьёзность.

Люси это видела.

- Не могу.

- Вы, двое, - басистый голос Игнила раздался непривычно громко и резко. - Только попробуйте мне соревнование устроить, кто быстрее умрёт. Чтобы оба дожили до ста и нянчили наших с Арией детей!

- Есть, сэр! - шутливым хором отдали салют Нацу с Люси и засмеялись совсем как малые дети.

А потом у мужчины обнаружили рак.

***

Как только новость стала известна всей семье, Нацу заставили уволиться с работы и отлёживать целыми днями дома. Люси ухаживала за ним, запрещала даже мелкую работу выполнять по дому. Нацу на это возмущался и ворчал.

- Ну я же не на смертном одре!

- Когда будешь, будет уже поздно, - серьёзно отвечала ему женщина и давала лёгкий подзатыльник, чтобы даже не смел о таком думать.

Первые полгода были лёгкими и почти незаметными. Драгнил даже с опухолью оставался самим собой, он смеялся, легко целовал Люси и нянчил внука. Игнил с Элли остались жить в Токио, Ария моталась по всей стране в поисках новых репортажей и приключений, и жизнь вроде бы была нормальной и прежней.

На шестом месяце у Нацу начались боли. Он корчился по ночам, порой стонал, и Люси пришлось вызвать скорую. В больнице сказали, что опухоль разрослась, а боль возникла из-за прорастания сквозь нервные окончания. Мужчине вкололи обезболивающие и оставили на несколько дней для обследования. Нацу все эти дни улыбался и заверял их, что после уколов он словно в Раю, женщина поджимала губы и отворачивалась, мечтая о том, чтобы он не притворялся.

На восьмом месяце, когда Люси начало казаться, что уже ничего не выбьет её из колеи дней, полных ухаживанием за мужем, Драгнила-старшего начало рвать. Это произошло неожиданно, Люси даже не успела понять, что именно услышала, когда из прихожей раздался испуганный голос Арии:

- Отец! Боже мой...

Покоя не было ни днём, ни ночью. Частенько приходилось ездить в больницу, потому что Нацу отказывался ложиться, женщина была вынуждена почти постоянно заказывать специальные лекарства и антибиотики, Игнил с семьёй пообещали приезжать как можно чаще, и Ария, которая наведывалась хотя бы раз в неделю, но лишь на день, а потом снова уезжала на другой конец страны за репортажами - всё это смешалось в один большой тяжёлый ком, который тяготил шею и не давал спокойна жить. Хотя, если в твоей жизни есть рак, её вообще не назовёшь спокойной.

Дни сменялись неделями, недели - месяцами, первый год болезни пролетел в хлопотах и суете. Он сильно похудел, лицо осунулось, а под глазами залегли синяки, и Люси, постоянно ухаживающая за ним, была точно такой же - усталой, болезненной и исхудавшей. Она привыкла сжимать зубы тогда, когда раньше бы её саму начало рвать, привыкла улыбаться тогда, когда Нацу это нужно было, привыкла ко всему, но...

Второй год мужчина не прожил.

Когда они в последний раз разговаривали, Нацу был непривычно весел и улыбчив.

- Люси, может, стоит поставить качели во дворе? Игнил вчера пообещал на днях снова приехать с внуками, и им, наверно, скучно целыми днями сидеть в доме, где нельзя даже побегать нормально, - Нацу улыбался, глядя в белый потолок палаты. - Всё-таки вы слишком обо мне заботитесь.

- Если бы тут была твоя дочь, то ты получил бы подзатыльник, - со смешком ответила она. - А с качелями ты неплохо придумал.

Помолчали. Потом мужчина вновь заговорил, только тише:

- Знаешь, мы давно никуда не выбирались. Вдвоём. После рождения Арии вообще сложно стало оставаться наедине. Не жалеешь об этом?

- Никогда. Согласись, без Арии и Игнила было бы не так интересно жить.

- Твоя правда, - он посмотрел на жену и прищурился: - Ты что, плачешь?

Люси удивлённо качнула головой.

- Чт... что? - Провела рукой по щеке и с удивлением обнаружила влагу. Вытерла и натянуто улыбнулась. - Прости-прости. Мне просто чуть-чуть взгрустнулось, ничего такого.

Драгнил стал серьёзным. Он прикрыл глаза, сжал её руки в своих и выдохнул. Глубоко, протяжно, как-то отстранённо.

- Если ты будешь плакать, я никогда не прощу себе этого.

- Нацу, прекрати! Ты ни в чём не виноват.

- Скажи это моей совести.

Люси смотрела на его прикрытые глаза, на бледную кожу и чувствовала, как вместе с его жизнью утекает её тихое семейное счастье. Когда оно начиналось с еженедельными посиделками на кухне, долгим разговорам и тихому смеху, потом продолжилось постоянным домашним уютом, свадьбой, двумя детьми и размеренной жизнь, а теперь заканчивалось с его смертью. Нет, женщина не страдала заблуждением о бесконечности жизни, но и не думала, что первым их покинет именно он - заботливый, чуть грубоватый Нацу, который с самой их встречи после долгой разлуки оставался с ней.

И именно поэтому теперь она боялась того, что будет дальше. Как ей жизнь одной в пустом доме, где всё пропитано его духом, где каждый гвоздик вбит его заботливой рукой? Как ей вставать по утрам и не ощущать его рядом с собой или не чувствовать запах свежезаваренного кофе? Как ей теперь улыбаться и справляться с кошмарами прошлого, которые так и не захотели отпустить?

- Я ни о чём не жалею. - Когда он снова заговорил, голос понизился до шёпота и Люси пришлось наклониться, чтобы расслышать. - Ни о детях. Ни о прожитых годах. Ни о том поступке, который когда-то совершил по глупости и порыву. Даже о старых качелях не жалею. Больше нет.

Его дыхание прервалось, аппарат запищал, и она заплакала. Тихо, почти беззвучно.

Нацу было всего пятьдесят четыре.

***

На похороны пришли многие. Среди коллег Нацу слыл честным и отзывчивым человеком, дети и внуки его любили, были также и друзья, ну а Люси... Люси не могла не прийти - он был её мужем, как-никак. Человеком, который подарил ей столько счастливых лет.

Она стояла в сторонке, одетая в чёрное платье, смотрела на то, как её дочь, обычно такая сильная и стойкая, глотала слёзы, как её сын, её гордость, сжал челюсти и губы, опустив серые глаза - его глаза - в землю. Рядом стояла его молодая жена, которая сжимала его руку в своей, и двое детей. Люси сомневалась, что они вообще понимают, почему все такие серьёзные и грустные.

Женщина смотрела на слёзы в глазах невестки и думала, что тоже должна плакать. Но именно в этот день у неё не было слёз. Внутри был вакуум, большой и, теперь уже, вечный.

Она не знала, как жить дальше.

- Если ты будешь плакать, я никогда не прощу себе этого.