Четвертое сословие

— От душа я бы не отказался.

— Мне пришлось бы ей позвонить, если бы вы не прилетели этим рейсом.

— Конечно, Сэм. Будем надеяться, что невеста по традиции чуть-чуть опоздает. — Кит протянул руку назад и подхватил серые полосатые брюки с уже закрепленными подтяжками — ни те, ни другие он до этого не видел.

Сэм подавил зевок.

Кит резко повернулся к нему.

— Ты что, торчал в аэропорту двадцать четыре часа?

— Тридцать шесть, сэр. Ведь вы же сказали — в пятницу.

— Прости, — извинился Кит. — Твоя жена, наверное, готова разорвать меня на куски.

— Ей плевать, сэр.

— Почему? — удивился Кит, застегивая пуговицы на брюках. Машина тем временем сделала крутой вираж на скорости километров восемьдесят.

— В прошлом месяце она ушла от меня и подала на развод.

— Мне очень жаль, — тихо произнес Кит.

— Ерунда, сэр. Она так и не смогла примириться с образом жизни водителя.

— Значит, это моя вина?

— Конечно, нет, — ответил Сэм. — Было еще хуже, когда я работал в такси. Нет, все дело в том, что мне нравится эта работа, а она просто не выдерживала этот ритм.

— И тебе понадобилось одиннадцать лет, чтобы это понять, — Кит наклонился вперед, натягивая серый фрак.

— Думаю, мы оба давно это понимали. Но под конец я больше не мог слышать ее бесконечное ворчание: она, мол, никогда не знает, в котором часу ждать меня домой.

— Никогда не знает, в котором часу ждать тебя домой? — задумчиво повторил Кит после очередного крутого виража.

— Да. Она не могла понять, почему я не прихожу домой в пять, как все нормальные мужья.

— Мне хорошо знакома эта проблема, — кивнул Кит.

Остаток пути оба молчали. Сэм выбирал улицы с менее интенсивным движением, стараясь сэкономить хоть несколько секунд, а Кит думал о Сьюзен, в третий раз перевязывая галстук.

Кит приколол гвоздику к лацкану, когда машина свернула на улицу, ведущую к собору Св. Петра. Он уже слышал звон колоколов, и первым, кого он увидел, был встревоженный Брюс Келли, который стоял посреди дороги и смотрел в их сторону. Узнав машину, он с облегчением улыбнулся.

— Как обещал, сэр, — сказал Сэм, переключившись на третью передачу. — У нас есть еще пять минут.

— Или одиннадцать лет разочарования, — тихо произнес Кит.

— Простите, сэр? — Сэм поставил ногу на тормоз, переключился на вторую передачу и стал замедлять ход.

— Нет, ничего, Сэм. Просто ты открыл мне глаза, и я понял, что эта авантюра не для меня. — Он замолчал и, когда до ступеней церкви оставался какой-нибудь метр, твердо сказал: — Не останавливайся, Сэм. Просто поезжай дальше.

ГЛАВА 17

ТАЙМС, 24 марта 1948 года:

ЗАПАДНЫЕ ДЕРЖАВЫ БОЙКОТИРУЮТ СОВЕЩАНИЕ В БЕРЛИНЕ

— Большое спасибо, что так быстро откликнулись, капитан Армстронг.

— Не стоит благодарности, Юлиус. В тяжелые времена мы, евреи, должны держаться вместе, — Армстронг хлопнул издателя по плечу. — Чем я могу помочь?

Юлиус Ганн встал из-за стола и ходил из угла в угол, рассказывая Армстронгу обо всех бедах, которые обрушились на его компанию за последние два месяца. Армстронг внимательно слушал. Потом Ганн вернулся на свое место и спросил:

— Как вы думаете, можно что-нибудь сделать?

— Я бы очень хотел, Юлиус. Но вы лучше других понимаете, что американский и русский сектор живут по своим законам.

— Я боялся такого ответа, — Ганн сник. — Но Арно не раз мне говорил, что ваше влияние простирается далеко за пределы британского сектора. Я бы вас не побеспокоил, если бы не безвыходное положение.

— Безвыходное? — переспросил Армстронг.

— Боюсь, это наиболее точное описание, — кивнул Ганн. — Если через месяц ситуация не изменится, я лишусь доверия своих старых клиентов, и тогда мне, вероятно, придется закрыть одно, а то и два моих предприятия.

— Я и не думал, что все так плохо, — заметил Армстронг.

— Еще хуже. Я не могу доказать, но мне кажется, за всем этим стоит капитан Сэквилл — знаете, я никогда с ним не ладил. — Ганн немного помолчал. — Как вы думаете, может, он просто антисемит?

— Вряд ли, — пожал плечами Армстронг. — Правда, я не очень хорошо его знаю. Я попробую задействовать свои связи и выяснить, чем вам можно помочь.

— Вы так добры, капитан Армстронг. Если вы мне поможете, я буду вам бесконечно благодарен.

— Не сомневаюсь, Юлиус.

Армстронг вышел из кабинета Ганна и велел водителю ехать во французский сектор, где обменял дюжину бутылок «Джонни Уокер Блек» на ящик кларета, которого не пробовал даже фельдмаршал Очинлек во время недавнего визита.

По дороге в британский сектор Армстронг решил заехать к Арно Шульцу и выяснить, всю ли правду сказал ему Ганн. К его удивлению, в редакции «Дер Телеграф» Арно не было. Его заместитель, имя которого Армстронг так и не сумел запомнить, сказал, что господин Шульц получил разрешение навестить своего брата в русском секторе. Армстронг даже не знал, что у Арно есть брат.

— И, капитан Армстронг, — добавил заместитель, — вам, наверное, будет приятно узнать, что прошлой ночью мы опять напечатали четыреста тысяч экземпляров.

Армстронг кивнул и ушел, уверенный, что все идет по плану. Ганн в течение месяца согласится на его условия, если рассчитывает сохранить бизнес. Армстронг взглянул на часы и велел Бенсону отвезти его в контору капитана Халлета. Войдя в кабинет, он сразу выставил на стол Халлета дюжину бутылок кларета, не успел тот и глазом моргнуть.

— Не понимаю, как тебе это удается, — Халлет выдвинул верхний ящик и достал какой-то документ.

— Каждому свое, — опробовал Армстронг новое выражение, которое на днях услышал от полковника Оакшота.

В течение часа Халлет пункт за пунктом растолковывал Армстронгу проект договора, пока Дик не убедился, что все понял и что договор его полностью устраивает.

— И если Ганн его подпишет, — спросил Армстронг, когда они добрались до последнего параграфа, — я могу быть уверенным, что английский суд признает этот документ?

— Безусловно, — кивнул Стивен.

— А немецкий?

— Аналогично. Уверяю, здесь совершенно не к чему придраться — хотя мне все равно непонятно… — юрист немного помедлил, — с какой стати Ганн отдаст такой большой кусок своей империи в обмен на «Дер Телеграф».

— Скажем так: я тоже могу решить кое-какие его проблемы, — сказал Армстронг, положив руку на ящик кларета.

— Еще бы, — Халлет встал из-за стола. — Кстати, Дик, мои бумаги наконец-то оформили. Совсем скоро я уеду домой.

— Поздравляю, старина, — улыбнулся Армстронг. — Отличные новости.

— Точно. И естественно, если тебе понадобится юрист, когда вернешься в Англию…

Когда двадцать минут спустя Армстронг приехал на работу, Сэлли предупредила, что в кабинете его ждет посетитель, заявивший, что он его близкий друг, хотя она никогда раньше его не видела.

Армстронг открыл дверь и увидел Макса Сэквилла. Первыми его словами были:

— Пари отменяется, дружище.

— Что значит «отменяется»? — Армстронг положил договор в верхний ящик стола и запер его на ключ.

— То и значит — отменяется. Мои документы наконец-то оформили. В конце месяца меня отправляют домой, в Северную Каролину. Здорово, правда?

— Конечно, здорово, — согласился Армстронг. — Ты уйдешь с дороги, и Ганн выстоит, а я с удовольствием заберу свою тысячу долларов.

— Ты же не заставишь старого друга выполнить условия пари, если обстоятельства изменились?

— Еще как заставлю, дружище, — сказал Армстронг. — Скажу тебе больше, если ты хочешь соскочить, завтра об этом узнает весь американский сектор. — Армстронг сел за стол, глядя, как на лбу американца проступают капельки пота. Он немного помолчал и добавил: — Вот что я тебе скажу, Макс. Я согласен на семьсот пятьдесят, но только если заплатишь сегодня.