Булгаков

Шиваров. Да ей неплохо там, неплохо. Работает по своей профессии. Ездит по лагерям и поет. Как актрисе ей до тебя далеко, но поет хорошо. Начальник лагеря Барабанов не нарадуется.

Берков. А можно ей написать?

Шиваров. К чему тебе это? Детей у вас нет. Семья распалась. Я бы на твоем месте нашел себе другую, помоложе. Радуйся, что следом за ней не поехал. Ты ведь, как никак, член семьи врага народа.

Берков. Вы поручили мне убедить Булгакова, чтобы он написал пьесу. И обещали помочь. Я уговорил. Я — и никто другой. А что я еще могу? Другую пьесу мне за него не написать.

Шиваров. Да ты что, Берков, из-за бабы плачешь?

Берков. Глазам больно.

Шиваров. Дайте рабочий свет.

Включается нормальный свет.

Ладно, молодые люди, конец уроку. Оставьте нас с приятелем.

Чертов и Правдин выходят.

Сложность, Паша, в том, что этот твой Булгаков похитрее тебя оказался. Каналья белогвардейская. (Пауза). Написать-то он написал. А товарищ Сталин не желает, чтобы это играли.

Берков. Не желает? Но почему?

Шиваров. Именно — почему. Вот это ты и должен теперь узнать.

Берков. У кого?

Шиваров. Ну, разумеется, не у генерального секретаря, чудак.

Берков. Но ведь лучше всего спросить его самого.

Шиваров. Исключается. А Булгаков пусть пока работает над поправками.

Берков. Он болен. Жена к нему не пускает. Тяжело болен. «Отчаяние. Над головой портянка, в сердце черная мышь…», так он мне сказал.

Шиваров. Истерик. Ему сколько лет? Сорок с хвостиком?

Берков. Он плохо выглядит.

Шиваров. А этой его евреечке тоже около сорока, но аппетитная еще. А вообще-то, скажу тебе, — не дело, что такая приятная дамочка ушла от красного генерала, выдающегося военного ученого, профессора Академии генштаба. И ради кого! Нет, не поймешь этих баб, правда?

Берков. Елена Сергеевна любит Булгакова.

Шиваров. Любит. Я тут уже не первый год работаю, так что насмотрелся на этих любящих. Со мной, Паша, о любви лучше не надо. Готов спорить, что любую можно в койку уложить. Хочешь пари?

Берков. Лучше не буду рисковать.

Шиваров. Жаль такой бабенки для больного писаки.

Берков. В театре письмо составляют.

Шиваров. Вот как?

Берков. Уже знаете?

Шиваров. Рассказывай, Пашенька, рассказывай.

Берков. От имени труппы. Те, что играли в «Днях Турбиных», считают, что товарищ Сталин, как поклонник таланта Булгакова, мог бы хоть как-то его поддержать.

Шиваров. Это как же, к примеру?

Берков. Личный телефонный звонок. Как когда-то. Говорят, лет десять назад Иосиф Виссарионович сам ему позвонил, чтобы он не уезжал за границу.

Шиваров. И кто же это письмо составляет?

Берков. Коллектив.

Шиваров. А кто конкретно?

Берков. К Качалову пошли.

Шиваров. Еще один любимец.

Берков. А Качалов сказал, что писать надо хорошим слогом и что он посоветуется с каким-то писателем.

Шиваров. Итак — вот тебе простые задания: во-первых, уговори Булгакова еще поработать над пьесой. Во-вторых, ты, как его близкий друг, постарайся быть при написании письма и внимательно слушай, кто, что и когда скажет. В-третьих, постарайся достать заграничные пластинки Рахманинова. Это срочно.

Берков. А зачем?

Шиваров. Что «зачем»?

Берков. Ну, пластинки. При чем тут пластинки?

Шиваров. Нехорошо. Туго соображаешь. Ты заявление о смягчении приговора жены подавал?

Берков. Подавал.

Шиваров. А от меня одного тут мало чего зависит. Бумага пойдет выше. Ясно?

Берков. Не совсем.

Шиваров. Товарищ Берия коллекционирует музыку Рахманинова.

Берков. Понял. Когда мне придти?

Шиваров. С пластинками, товарищ Берков, — в любое время. Мы здесь трудимся день и ночь. Пропуск есть?

Берков. Есть.

Шиваров. Тогда все ясно. Так что — смело вперед. Еще что-нибудь?

Берков. Может, мне еще одно заявление написать?

Шиваров. Да что ж ты так за свою жену цепляешься? Ей там наверняка лучше, чем тебе здесь. Главные роли играет. Поет. Так что — иди себе.

Берков. А известно, что она играет?

Шиваров. Какую-то американскую пьесу про индейцев.

Берков. «Роз-Мари»?

Шиваров. Понятия не имею.

Берков. «Роз-Мари». Ее лучшая роль. (Напевает).

И когда в тот час, а-а-а…

он дойдет до нас, а-а-а…

пусть ваше сердце на мой призыв найдет ответ.

Крик за стеной. Топот.

Шиваров. Слух у тебя хороший, так что пластинки Рахманинова быстро найдешь.

Берков. А можно я передам короткую записку для Наташи? Только с приветом.

Шиваров. Может, потом, когда пластинки принесешь. А сейчас иди.

Берков(после паузы). Михаил Афанасьевич задумал новую пьесу.

Шиваров. Вот как?

Берков. Рассказать?

Шиваров. Еще один «Пирог»?

Берков. Нет. Он мне всю ее рассказал. «Ричард Первый». Рассказывать?

Шиваров. Только поскорее.

Берков. Некий писатель предан душой и телом сотруднику НКВД Ричарду Ивановичу. А тот использует писателя для своих целей. Но злого Ричарда разоблачает «человек с трубкой», а писатель сожалеет о том, что заблуждался.

Шиваров. Значит, «человек с трубкой» разоблачает сотрудника НКВД?

Берков. Этого Ричарда.

Шиваров. И кто же этот самый Ричард?

Берков. Не говорил.

Шиваров. Каков гад! Даже нам, органам НКВД, пытается угрожать!!!

Берков. Сказал только, что будет комедия.

Шиваров. Когда я, наконец, до него доберусь, вот тогда будет комедия. Ладно, иди. Постой! Обо всем, что Булгаков пишет, я должен узнавать первым. Ясно?

Берков. Ясно.

Шиваров раздумывает, стоит ли отдать Беркову конверт с актом о смерти его жены. Но потом кладет конверт в папку.

Шиваров. Все, иди.

Берков уходит. Шиваров нажимает кнопку на столе. Входит Правдин.

Правдин. Пришел барон Штейгер.

Шиваров. Пусть войдет.

Затемнение.

Сцена 3.

Январь или февраль 1940 года. Квартира Булгакова. Сумерки. В комнату, где сидит погруженный в чтение Берков, входит Ольга Бокшанская. Она заглядывает в соседнюю комнату, где спит Булгаков, затем возвращается. Прикладывает палец к губам, давая знак, чтобы Берков вел себя тихо.

Берков. Боже мой, какая роль! Какая роль!

Ольга. Какая?

Берков. Воланд. Лучшая роль — Воланд.

Ольга. Тебе понравилось? Считаешь, это годится для сцены?

Берков. И для сцены годится. И для кино. Я не читал всю вещь целиком, но…

Ольга. А целиком ничего пока нет. Одни фрагменты. У меня же вообще много замечаний. Там, разумеется, есть забавные сюжетные ходы и некоторые диалоги, но основная идея мне пока не до конца ясна. А Владимир Иванович научил меня главному — должна быть основная идея. Это же пока всего лишь собрание бессвязных фрагментов.