Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди

Обрадованный канцлер утвердительно кивнул, но о чем-то вспомнив, с сомнением спросил:

– Так-то оно так, да ладно ль будет тебе, прославленному воину, как простому охраннику на праздник ехать. Приглашение-то только мы с Еленой получили. К тому же засмеют меня дружки Казимежевы, коли я прибуду в гости с целым войском.

Полковник малость призадумался, однако тут же нашел выход из непростого положения.

– А я в саму Варшаву не поеду, у городской заставы вас буду поджидать. Вряд ли Вишневецкий в своем доме на тебя осмелится напасть, если учинит какую пакость, так на обратном пути.

На том они и порешили. Откуда было знать полковнику, что для Казимежа не писан закон гостеприимства, об этом знал лишь только друг его, хорунжий Гжегож.

20

Праздник в доме князя Казимира подходил к концу. Он, несомненно, удался. Елена, по крайней мере, была просто счастлива. Вразумленный накануне муж ослабил свою опеку и большую часть времени проводил в беседах с епископом да Радзивиллом. Новый Еленкин кавалер, командир гусарского полка Михай Замойский оказался великолепным танцором. Гусар весь вечер не отходил от молодой княгини, не сводя с нее влюбленных, именно влюбленных, а не похотливых глаз. Немного, правда, омрачало счастье раскрасавицы отсутствие внимания со стороны хозяина. В нем она изрядно разочаровалась.

– Тоже мне, великий соблазнитель, от одного моего взгляда скис. Ну и сиди себе, как филин на суку. И чего все эти дуры в нем находят, – думала отчаянная сумасбродка, изредка поглядывая на просидевшего весь вечер в кресле Вишневецкого.

Когда усталые гости уже стали понемногу разъезжаться, Казимеж, наконец, поднялся с кресла, подойдя к Воловичу, он попросил:

– Хочу, канцлер, на прощание с тобой да твоей красавицей женой вина испить.

В ответ на поданный им знак в зале тут же появился расторопный Мечислав с тремя хрустальными кубками. Ничего не подозревающий Станислав легкомысленно согласился и позвал Елену. Та уже направилась к супругу, но прозвучавший за ее спиною тихий голос Замойского заставил чаровницу невольно обернуться. На лице гусара застыл испуг, при этом он смотрел не вслед покинувшей его Еленке, а на Вишневецкого.

– Остерегайтесь, сударыня, похоже, Казимир что-то затевает. Под любым предлогом вина не пейте, – еле слышно прошептал князь Михай.

Расценив это как глупую шутку молодого ревнивца, княгиня еще выше вздернула свой очаровательный носик и направилась к совсем нестрашному, несмотря на все о нем услышанное, хозяину дома. Из трех поднесенных дворецким кубков два оказались большими – для сановных господ, а один поменьше – для дамы. Так что выбирать Елене было не из чего, и она первой взяла с подноса предназначенную ей чару, не заметив довольной усмешки Вишневецкого – пока все шло, как он задумал.

Разгоряченная танцами княгиня выпила свой кубок до дна. Вино было на редкость приятным, к обычному виноградному букету примешивался запах алых полевых маков.

Когда, сопровождаемая радушным хозяином, чета Воловичей уже шагнула на каменные ступени парадного подъезда, намереваясь пройти к воротам, где их ожидала карета, Вишневецкий, взглянув с презрением на шатающихся по саду пьяных шляхтичей, раздраженно заявил:

– Постой, Станислав, негоже твоей красавице жене на это быдло непотребное смотреть. Давай-ка лучше я вас другим путем проведу.

Не дожидаясь согласия канцлера, он приказал шедшему за ними вслед наперснику:

– Пан Мечислав, не сочти за труд, вели карету князя к малым воротам отогнать, – после чего шагнул к ведущей в глубину сада аллее, по обеим сторонам которой росли раскидистые вязы. Пройдя саженей сто, супруги действительно увидели ворота, вернее даже не ворота, а, скорее, тайную калитку. Нехорошее предчувствие шевельнулось было в душе Станислава, но тут же развеялось. Калитка распахнулась, и канцлер увидал Мечислава с факелом, а за его спиной свою карету. То, что нет на козлах кучера, он как-то не заметил.

Вишневецкий, шедший впереди, остановился и, уступая Воловичам дорогу, сказал:

– Жаль мне расставаться с вами, гости дорогие, да ничего не поделаешь, все в этой жизни свое начало и свой конец имеет. Прощай, канцлер. Спасибо, что приглашением моим не пренебрег. Сказать по правде, шибко ты меня обрадовал, не чаял я наш спор так легко уладить.

Затем, стараясь не глядеть в глаза Елене, поцеловал ей руку и добавил:

– До встречи, сударыня, до скорой встречи, – после чего пошел обратно к дому.

Волович, немного изумленный витиеватой речью князя, взяв под руку жену, направился к карете. Вскоре он почувствовал, что с ней творится неладное.

– Что-то плохо мне, – пожаловалась Еленка каким-то странным сонным голосом. Не на шутку перепуганный ее внезапным недугом Станислав подхватил свою красавицу на руки и, ища помощи, оглянулся по сторонам, но ни Казимира, ни Мечислава не было, оба словно растворились в непроглядной темени ночного сада. Лишь теперь князь наконец-то понял, что угодил в ловушку, что будет сейчас убит, а Елена окажется добычей Вишневецкого и не только Озорчук, а сам господь бог не сможет их спасти. Нет, не страх овладел всемогущим канцлером Литвы. Назвать страхом то, чего творилось в душе Воловича, было бы слишком просто. Горькая обида, безысходная тоска да запоздалое раскаяние терзали его отсчитывающее последние удары сердце. Как мог он, умудренный многолетним опытом борьбы за власть вельможа, так легко поддаться на обман подлеца Казимежа, да еще принести в жертву эту без того несчастную девочку, ставшую ему женою лишь благодаря учиненному над ней гнусному насилию.

Уложив Елену под вязами, Станислав вынул саблю, намереваясь дорого отдать свою жизнь. Последним лучиком вечерней зари в уме у канцлера блеснула надежда, что на шум боя прибегут горланящие где-то совсем невдалеке пьяные шляхтичи.

Время шло, но убийцы не появлялись. Лежавшая без чувств Еленка вдруг жалобно застонала, повернулась на бок, пытаясь встать, но ее тут же стошнило, и она вновь бессильно повалилась на траву. Стыдливо прикрываясь ладошкой в предчувствии нового приступа дурноты, несчастная, взглянув на мужа, довольно внятно вымолвила:

– Отравил меня, похоже, князь Казимир.

Их взоры встретились. Последнее, что увидела Елена, опять впадая в забытье, были неестественно расширившиеся то ли от боли, то ли удивления железно-серые глаза Воловича, да стекающая изо рта его на подбородок тонкая струйка крови.

21

Коварство, скупость, трусость и жестокость для людского племени пороки очень свойственные. Редко сыщешь человека, который не имеет хотя бы одного из них. Но чтоб были сразу все, да еще у воина – такое тоже нечасто встретишь.

Юрко Ангел, чудом избежавший смерти в бою с донскими казаками Ваньки Княжича, был именно столь редким исключением. Первой проявилась скаредность Юрка. Когда Мечислав предложил ему убить Воловича да показал большой, туго набитый золотыми турецкими цехинами кошель, он сразу согласился. Однако, услыхав о том, что помимо убийства канцлера, ему надо похитить его жену, да еще какую-то грамоту, Ангел скорчил обиженную личину и стал нагло торговаться.

– Ну и скуп же твой хозяин, а еще светлейший князь, – укоризненно качая бритой головой, заявил душегуб. – За три дела одним кошельком расплатиться хочет. Нет, любезный пан дворецкий, за бабу и письмо отдельная плата полагается.

– Да ты никак перепил на радостях или от страха, что натерпелся на Дону, совсем ума лишился? За ту цену, которую ты ломишь, половину вашей вшивой Малороссии можно скупить, – попытался вразумить приятеля наперсник Вишневецкого, но казак рассудительно ответил:

– Нет, Мечислав, дешевле нельзя. Ну ты сам-то посуди – грамота никак не меньше Воловича стоит, ведь именно из-за нее вы с князем канцлера задумали порешить, я, чай, не малое дите, что к чему прекрасно понимаю. А про жену его и говорить нечего, знаешь, чья она дочь? – не получив ответа, но увидев на лице дворецкого явное смущение, Ангел язвительно продолжил: – То-то же, с Озорчуком дела иметь очень опасно, ему ни князь твой, ни сам король не указ. Так все может обернуться, что никакие деньги не понадобятся.