Случай на станции Кречетовка (СИ)

Следующей была очередь Космыни.

Воронов раскрутил его сразу, даже не стал запугивать. Скорее всего, "сиделый" парень догадался, в чье он ведомство попал, любая его уловка лишь себе хуже, да и не отпустят его теперь, а "грохнуть" могут запросто, по закону военного времени.

Послал шпану на разведку старый вор рецидивист Лошак. Ранее орудовал по товарным поездам на станциях, но по причине войны поутих в тех делах, теперь тырит по карманам на рынках и в пригородных поездах. Филишин доложил, что у гражданина Конюхова несколько лагерных ходок, что он в Кречетовке местными урками считается за пахана, но арестовать его по недостатку весомых улик не представилось возможным.

- Ты чего кретин несешь? - влез Селезень. - Ты мне ответишь, его давно пора выслать к чертовой матери, тут прифронтовая зона...

Воронов, махнув рукой, приостановил пыл начальника отдела, обратился к Космыне:

- А, что Лошак - он левша? И еще - есть за ним мокрое дело?

- Да нет, не левша, у него правда двух пальцев на левой руке нет, говорил, в лагере отморозил что ли.... А мокрухи за ним нет, точно знаю. Может, правда, финорезом в пузо пырнуть, но так попугать нас пацанов, на понт взять.... Хотя, я за него гада отсидел срок, когда он почтальона гробанул. Сдуру взял грех, меня запугали его кореша с города...

Сергей уже понял, что Лошак вовсе не фигура.

- А кто его кореша? - записали и их координаты.

- А все же, зачем Лошак вас послал выслеживать?

- Сказал, дело произошло страшное, может быть большой шмон, надо быть ко всему готовым...

- Понятно! Космынина в линейную кутузку. Нужно брать Лошака! Скорее всего, он уже подался в бега. Звоните в комендатуру, на станции. Дайте ориентировку. И быстрей, быстрей поворачиваетесь. Мне тебя учить не надо Петр Сергеевич. Где у вас тут телефон Иван Иванович, - главврач повел в свой кабинет.

V.

По Кречетовке молниеносно распространилась весть, что "органы" повязали Космыню. И пока того допрашивали в отделении милиции, доброхотные сударушки успели оповестить о том мать парня. Сорокалетняя еще не старая женщина, изможденная не столько работой, сколь покойным мужем пропойцей и безалаберным опрыском, сумевшим уже оттрубить три года в колонии за воровство и поножовщину, она поначалу восприняла задержания сына внешне спокойно.

- Сколь веревочке не виться, а конец один. Бабы я знаю, я уверена он Семена пальцем не тронул. Но теперь на него все спишут, а на кого еще-то, вон он - какой бедовый у меня уродился. Да еще сидел за Лошака, ведь тот пырнул почтальона ножиком. А мой все на себя взял, дурачок.

И, наконец, не выдержав, заголосила. - Ох, сыночек ты мой родненький, и чего ты не слушал меня. И чего ты не уехал к тетке в Пензу, как я тебе всегда говорила. Они же идолы тебя теперь порешат, им медаль, а тебе, дурная головушка, смертушка предстоит.

Женщины, поджав губы, молча, наблюдали слезливые излияния соседки, как должное восприняв чей то шепот в самом начале: "Доигрался сыночек твой разлюбезный..."

Полуторка с пятью автоматчиками без знаков различия, тихо остановилась за углом тенистого переулка. И лишь только когда с ней поравнялась эмка городского отдела, из кабины грузовика к ней поспешил молодой офицер с малиновыми петлицами. В легковушке рядом с водителем сидел участковый Филишин, Воронов в простой солдатской гимнастерке широко расположился на заднем сиденье, рядом лежал ППШ. Придвинув автомат ближе, он пригласил ДТОшника присесть рядом.

- Молодец Скворцов, встал самое то. Все ребятам разъяснил? На рожон пусть не лезут, если там диверсанты, когда станут удирать - стрелять только по ногам. Окружайте дом!

Когда лейтенант ушел, Сергей сказал участковому:

- Ну, вот Юра? Действуем, как договарились. Я рядом с тобой, для виду - простой боец. Ты вызываешь Конюхова, если дома - берем его сразу, если начнут палить, немедля падай, дальше моя задача. Понял?

- Так точно, товарищ капитан.

- Ладно тебе.... Ну, что - пошли на Лошака!

Если быть более точным, на зоне уркагана нарекли Лойшаком, так законники называли гибрид жеребца и ослицы. Да, Конюхов был смел и резв, но и дурак был порядочный, точнее совсем тупой. А тут и фамилия оказалась схожей. Жил он один в родительском домишке, в промежутках между отсидками хозяина, совсем пришедшим в запустение. В доме была известная всем кочетовцам "малина", временами тут дым стоял коромыслом, раньше даже цыгане на своих таратайках приезжали - скупать краденное. Не любили кречетовцы тут даже мимом проходить, обязательно подвернется кто-то из блатных и самое малое - начнет требовать денег на опохмелку.

Участковый по всей форме подошел к крыльцу и окликнул хозяина дома. Воронов, сотворив простецкую (точнее сказать полупьяную) физиономию, стоял позади, едва придерживая висевший сзади автомат. Никто не откликнулся. Филишин ступил на крыльцо и стал стучать в дверь. Полное молчание в ответ. "Ломай", - тихо произнес Воронов и оказался за спиной милиционера. Одним ударом ноги тот вышиб трухлявую дверцу. Воронов повел стволом ППШ по углам жилища Лошака, прошел дальше в спальню - никого.

И тут до Сергея дошло, что он подставил под смертельный удар милиционера. А если бы диверсанты заминировали дверь, сделав растяжку? Да, нехорошо. А все спешка, везде русский авось...

Воронов не допустил Филишина производить обыск, велел ему караулить у двери. Нехитрый скарб Конюхова не требовал долгой проверки, но и она была вполне удачной. Воронову удалось обнаружить початую банку консервов странного происхождения. Но главное - под матрацем лежанки Лошака он нашел немецкий армейский нож. На лезвии и рукояти была отчетливо видна корка запекшейся крови.

- Нож, определенно, подкинули. Где вот только сам Лошак?

Ответ на этот вопрос не заставил долго ждать. После осмотра хижины Конюхова, сложив улики в какую-то тряпицу, решили заглянуть в огородный сарайчик. Сбитый из горбыля, насквозь продуваемый ветрами, сарай показался Воронову подозрительным. Фонаря у них не было, из разбросанной рухляди и тряпья в темном мареве черт ногу сломит. Сергей потянул участкового за рукав, на выход. Понятным жестом, велел встать у двери, сам отошел три шага назад и громко крикнул:

- Лошак! Выходи. Если не сдашься, брошу гранату, нет времени лазить за тобой. Считаю до трех!

- В сарае произошел какой-то шумный обвал. Из двери выскочил здоровенный амбал, в одно мгновение откинул Филишина в сторону. Но едва рванулся бежать, как тут же получил прикладом автомата по хребту и распластался на земле. Воронов заученным приемом рванул ему руку за спину, заломил пальцы, уркаган завыл от боли.

- Иди уж, бегун! - съязвил Сергей.

Так и вывел согнутого, чуть ли не корточках, Лошака на улицу, где уже ждали линейщики и быстро уложили его в кузове полуторки.

Лошака повезли в линейный отдел милиции за сортировочной горкой, что на Кречетовке-2. Воронов решил больше не светиться у поссовета. Там в каталажке уже сидели Космыня и двое его сподручных. Того, кто бегал предупреждать Лошака, взяли тепленьким дома. Сержант линейного отдела доложил Воронову, что пацаны во всем сознались, да и глупо было им помалкивать, стоило лишь Сергею увидать их побитый вид.

Оставшись наедине с Лошаком, Сергей поначалу внимательно разглядел этого здоровенного, жилистого мужика. Топорно сработанное лицо, местами рябое, толи от юношеских угрей, толи от иной хвори. Озлобленные водянистые глаза запрятаны под нависшими надбровными дугами. Разлапистые, мослаковатые кисти рук в воровских наколках - перстнях и прочей хрени. Одет как работяга, на ножищах давно нечищеные кирзачи. Одним словом, типичный уркаган, которых давить, не передавить...

Сергей не собирался марать рук об бандюка, но и разглагольствовать с ним было недосуг. Он воспользовался давно испробованным методом.

- Слушай Лойшак, или как там тебя, - на попытку Конюхова, что-то возразить, буркнул кратко, - рот закрой, когда я говорю! - И уже с раздражением, но отчетливо выговорил. - Так вот Лойшак, ты прекрасно понимаешь - откуда я и шутить не люблю! Советую говорить правду. Если мне не понравятся твои ответы, то я умею развязывать языки. Все сознаются, никто еще не выдержал, - и намеренно презрительно усмехнулся. - Но ты потом отсюда просто не выйдешь, тут и сдохнешь, в муках похарчишься! Надеюсь, ты понял меня? Лойшак, ты слышишь меня?