Набат

— В нашей церкви колокола чистого, почти соловьиного голоса. Делали их настоящие мастера. Гении, можно сказать. Жаль, звонаря у нас нет. Звоню, только когда пожар в деревне случится. Тогда все бегут на площадь.

— И часто бывают пожары?

— Да нет… Раз-два в год, а то и реже. Пошли наверх, увидишь на колоколах автографы мастеров.

По крытым деревянным ступенькам они поднялись на колокольню, и Макар прочитал написанное старославянской вязью: «Август Рудамина»… Он легко толкнул язык колокола, и послышалось чистое, звонкое: дзын-н-н.

Отсюда, с высоты, вся деревня была перед ним как на ладони. Он нашел контору колхоза, перед которой стояли машины, баню. Глаза остановились на длиннющей очереди возле магазина, узнал в ней своего отца, соседа. Они о чем-то разговаривали, опершись на посошки. За свою нелегкую долгую жизнь старики устали, им спешить некуда. Но в очереди больше было молодых. Они почему-то казались еще более утомленными и безразличными.

— Покажу я тебе вещицу… — послышался снизу голос попа. — Иди сюда!

Вдруг какая-то злость, дикая ярость заполнила душу Макара, захотелось кричать, реветь, чтобы услышали только все эти люди. Уже не думая, он схватил веревку и изо всей силы потянул на себя. Раздался могучий звон. И тогда Макар, не останавливаясь, стал бить в колокол. Поп пытался оторвать его от веревки, но Макара пересилить не мог. Макар увидел, как очередь у магазина рассыпалась и побежала на площадь. Люди бежали сюда со всех концов деревни, и это еще больше подзадорило его. Он звонил, пока не собрал на площади почти всю деревню. И только тогда колокол замолчал.

Клетка

— Ты мне скажи, дядя Костусь, почему эти птицы в небе, а не на земле? Какая холера их туда тянет? — добивался Тимох Колодейчик от Кижевского. — Как думаешь?

— Кто его знает…

— Ну а почему трава зеленая, а не красная?

— Потому что красную коровы не ели бы. — Кижевский устал от вопросов Тимоха, а тот, как ребенок, хотя самому уже далеко за тридцать, все пристает.

— Может, и так, — задумчиво говорит Тимох. — Это же было бы ужасно. Будто все в крови.

Он на минуту смолкает. Около станции гудит тепловоз.

— А почему небо голубое?..

Кижевский не дает ему закончить, перебивает:

— Потому что…

— Как? — удивляется Колодейчик.

— А вот так! — кричит Кижевский и машет сильными руками перед его лицом.

Тимох никак не реагирует на это. Он смотрит себе под ноги и вновь спрашивает:

— Зачем на земле столько камней?

Кижевский сквозь зубы что-то выжимает и падает на разостланную на траве куртку. Только после этого отходит от него Тимох. Ищет, с кем бы поговорить, выяснить, что беспокоит. Только никому он не нужен со своими разговорами.

За старой платформой крановщик Стасик с двумя грузчиками играют в карты. Играют тихо, изредка проскочит словечко. О чем тут говорить, если вместе с утра до вечера на этой станции. Все анекдоты, кто какие знал, порассказали. Да, в конце концов, им не до анекдотов: полдня без вагонов. Откуда заработку быть?

Тимох присел рядом со Стасиком и заглянул в его карты.

— Отойди! — рявкнул раздраженно Стасик. — Ты получил квитанцию?

— Какую? — захлопал глазами Тимох.

— Чтобы вести жену на станцию.

Все смеются над Колодейчиком, а он стоит и думает о квитанции: может, и вправду она была. Конечно, не такая, а другая. Например, что-то получить на почте, но он забыл.

— Тимох, у тебя жена как — ничего себе? — Левон Соболь, молодой красавчик с белесыми усиками, делает загадочный вид. По его рассказам, он пользуется успехом у женщин. — Что молчишь?

Колодейчик не может понять, шутит Левон или говорит серьезно. Улыбки же на лице нет.

— Красивая…

— Тогда отпусти ее со мной в кино, — зевает Левон. И вновь смех. Однако Тимох не обижается, он привык к этим шуткам. И грузчики, которые давно работают на станции, тоже привыкли. Это для молодых ребят Тимох — живая комедия. Тем более что его можно не бояться. Он болезненный и ростом не вышел. Жену Тимоха грузчики как-то видели. Он рядом с ней как забитый котенок. Видно было, что она хозяйка в доме.

Тимох отошел от крановщика и прислонился к стенке склада. Под ногами в лужице плыла маленькая козявка. Возле сапога остановилась, смешно повела усами, будто принюхивалась. На лице Тимоха появилось что-то похожее на улыбку. «Смотри, думает… А о чем?..» Он вспомнил, как когда-то уже видел такую козявку. И тогда у него возникла мысль, что она своими усами напоминает Левона Соболя. Что-то близкое есть. Тимох улыбнулся и решил, что он с Левоном рассчитался за его шутку.

Он постоял еще немного около лужи и вернулся к Кижевскому, который лежал по-прежнему на куртке и смотрел в небо. Тимох вздохнул, потом кашлянул и тихонько прилег рядом.

Хуже нет, когда человек без работы. И чего сидит на солнце, сам не знает. Вагонов не подали, и неизвестно, будут ли. Хотя, наверное, подадут, но когда — пока никто не может сказать. И потому в голове всякие мысли, ничего им не мешает. Поболтать бы с Кижевским, о том о сем спросить, да неудобно, уснул, видимо, человек.

— М-да… — Что-то неспокойно на душе, открыть бы ее кому-нибудь, но как?

— И то правда, почему это небо голубое, а трава зеленая? — вдруг слышит Тимох голос Кижевского. — Нигде об этом я не читал.

Головы он не повернул, и казалось, что спит, а глаза не закрыты. Тимох наклоняется к Кижевскому.

— Колодейчик! — зовет бригадир Минька Ковалец. — Иди сюда, есть работа.

Всем работы нет, а ему нашел. Тимох разомлел на солнце, сапоги будто оковы на ногах. Снять бы их и пойти босиком по свежезеленой травке. Нельзя, вот уже зовет Ковалец. Тимох подходит к бригадиру и ждет, что ему прикажут. Глаза у него будто у теленка. Смотрит спокойно и ласково. Никогда не слышал Минька от него грубого слова, не было такого, чтобы не сделал, что велено. И это злит бригадира. Кажется, Тимох хитрит, хочет он обвести начальство вокруг пальца. «А может, у него не хватает шариков-роликов в голове?» — в который уже раз прикинул бригадир.

У Тимоха, как обычно, лицо в серой, будто высохший мох, щетине. В руках кепочка с пуговичкой.

— Ты это… — бригадир забыл, зачем звал грузчика. Сбили его с толку глаза Тимоха.

— Вот что. — Ковалец видит всю свою бригаду, которая неизвестно по чьей вине бьет баклуши. Можно вместо Колодейчика послать кого-нибудь другого, но зачем. Чем он лучше других, ко всем надо одинаковым быть. Иначе совсем испортятся.

Тимох переступает с ноги на ногу, ждет. Бригадир хочет закончить наконец пояснение, но его перебивает грузчик:

— И почему это небо голубое, а не желтое? — Он со скукой смотрит на Ковальца. Тот недоуменно смотрит на небо, потом на Тимоха.

— Бери лопату и отбрасывай гравий от полотна! — на высокой ноте заканчивает бригадир. Доведет Колодейчик своими «почему?», «зачем?». Сколько они вместе работают, а никак не привыкнет Ковалец к этим вопросам, да и к самому Тимоху. Иногда даже жалко его, а порой и злость берет.

Тимох выбрал лопату с коротким черенком. Как раз по своему росту. Гравия много, и набирать на лопату не очень удобно. Но Тимох работает, оправдывает зарплату, а другие грузчики сидят. Они ругают начальство, бригадира. Когда бывают простои, все недовольны.

Следом кто-то идет. Тимох поднимает глаза: Кижевский с лопатой, а за ним бригадир.

Они работают молча. Кижевскому скоро на пенсию, но он сильный, как вол. Кажется, и усталости не чувствует, только лысина в капельках пота.

Тимох уважает Кижевского, потому что тот чуть ли не всю Европу прошел и много интересного увидел.

— Дядька, а в Германии небо голубое? — Тимох кладет лопату на гравий и садится на черенок — так удобнее.

— Такое же, брат. — Кижевский пытается подхватить на лопату камень и не может. Это его злит, и он недовольно бурчит: — Они что, господа? Языком молоть — не дрова колоть. Нам больше всех надо?