Нивей И Аурей (СИ)

Аурей от всего услышанного был в восторге. Еще бы! Ведь он давно уже стремился к обладанию этими элитными знаниями, которыми на Небесах не владел никто.

Чума же пребывал в мрачном удовлетворении от процесса, тем более, что благодаря ему он худо-бедно, но мало-помалу развивался. Процесс имел, как ему представлялось, положительную тенденцию и открывал перед ним неплохие перспективы.

В самый разгар карнавала, когда оба участника действа вошли во вкус и достигли реального равновесия, когда, с одной стороны, запускаемые Рыжим орудия не достигали цели, а, с другой, и Чума не мог продвинуться дальше и завершить работу, за спиной Аурея тихо, словно привидение, проявился в зыбком мерцании Белый.

- Я много пропустил? - спросил он вкрадчиво.

Рыжий был так увлечен противоборством, что не сразу обнаружил прибытие друга.

- А?! - нервно дернувшись, оглянулся он через плечо. - Ах, это ты...

- Развлекаешься? - все так же вкрадчиво полюбопытствовал Нивей.

- Вовсе нет. - возразил Рыжий весело. - Изучаю психосоматическую реакцию этого сапиенса на внешний раздражитель. Заодно расширяю свой лингвистический горизонт. Ты себе не представляешь, до чего он у нас, оказывается, узок.

- Не буду вам мешать, - поскромничал Белый. - Вы продолжайте, а я тут тихонько в углу постою.

- Кстати, дорогой, как твоя встреча? - вспомнил, наконец, Аурей о заботе друга. - Все в порядке?

Белый лишь покачал головой.

- Ну, ладно, - не стал настаивать Рыжий, - потом расскажешь.

Положительная тенденция.

Ее следовало выявить, поддержать и развить.

Сколь ни был Александр Борисович возбужден и даже взбудоражен поединком с колесом, в которое, казалось, вселился злобный дух, в его мозгу всегда сохранялось и действовало трезвое и спокойное аналитическое ядро. Капсула-закладка, которая при возрастании агрессивности среды в ответ лишь начинала громче щелкать и трещать, словно древний арифмометр "Феликс", и на надежность ее работы ничто не могло повлиять.

Вот и теперь, проанализировав ход этой практически военной операции по разбортировки, Чума понял, в чем загвоздка и что надо делать дальше. Возможно, интуитивно, но решение было принято верное. Как оказалось.

Перед началом очередного цикла, он как бы невзначай взял свой молоток - свой знаменитый уже молоток, - и стал методично скреплять им, а по сути - контрить, каждое свое действие. То есть, загонять при помощи него орудия труда глубоко - еще глубже, чем раньше - в шину. О-го-го! И вылет инструментов сразу же прекратился.

Рыжий, прямо скажем, оказался не готов к такому смелому ходу соперника, что сразу дало тому существенное преимущество. А фактически - фору. И пока ангел раздумывал как бы ему половчей преодолеть возникшее препятствие в виде внезапной смекалки мастерового, тот, не останавливаясь на достигнутом, загнал в колесо вторую монтировку. Утвердившись на новом рубеже с помощью молотка, он выдернул из колеса лопатку номер раз и, перейдя дальше по ободу, вогнал ее там. После чего вытащил из колеса предстоящую железяку. И вот если бы в этот момент ему удалось сделать следующий шаг, он бы выиграл немедленно, потому что после этого шина была бы гарантированно снята с обода.

Но не случилось.

Аурей ведь тоже, извините, не пальцем делан, а перстом, и сдаваться просто так не собирался.

Мобилизовав и задействовав скрытые резервы, он поднатужился, вострепетал, резина покрышки заскрипела, съежилась совсем уж неестественно и вновь налезла, наползла просто на обод. Железки, монтировки всякие, при этом, стали торчком, а затем упали сверху на колесо - видимо, не нашлось у них сил для перелета по воздуху и еще одной атаки на мастерового.

Александр Борисович, не веря глазам своим, замер, пораженный таким развитием событий. Судя по всему, битва выходила на новый, более высокий уровень.

Рыжий же насторожился, превратившись весь в слух, в предвкушении очередного и самого грандиозного, самого невероятного перла от Чумы.

Александр Борисович пожевал ус и, насупившись и зыркнув подозрительно по сторонам глазами, то ли выдохнул из себя воздух, то ли произнес что-то непонятное и неразборчивое, какое-то шипение вырвалось из него: ш-ш-ш-ш...

- Что? Что он там бормочет? - не разобрав ничего, спросил Рыжий у друга.

- Да шут его знает, не понял я ничего, - лишь пожал плечами в недоумении Белый.

А Александр Борисович весь подобрался, подтянулся, ликом стал строг и светел, при этом глаза его монгольские сошлись в узкие щелочки. Ну, ни дать, ни взять - Микула Селянинович.

Он взял молоток с пола и, словно со Священным Молотом Тора, с ним наперевес пошел на колесо последним и решительным ремонтом. Не таясь, не укрываясь за листом спасительной фанеры, словно зная наверняка, что не будет больше на него никакого покушения. Ибо вышла эта схватка незнамо с кем на совершенно другой уровень, и он тому уровню соответствовал.

Молча, сосредоточенно и четко орудуя молотком, загонял он инструмент глубже, выворачивал резину наружу, переставлял монтировки, выворачивал и снова переставлял. И очень скоро настал тот момент, когда до конца работы, до окончания всего оставался лишь один единственный шаг, одно, последнее, действие. Дойдя до этой точки, Чума остановился и стал ждать, будучи твердо уверен, что именно сейчас она проявится, та таинственная сила, которая проявила себя в прошлый раз.

И таки да, сила проявила себя.

Рыжий, не предчувствую подвоха, снова напрягся, резина начала прогибаться, съеживаться, поползла вниз, будто она живая и ей сделалось неудобно быть в том положении, в которое ее определил мастер. Под ее нажимом монтировки, напротив, стали задирать свободные концы вверх, грозя вот-вот вырваться из зацепления и упасть.

И тут Чума сделал свой ход.

Путаясь и немного неловко дергаясь от торопливости, он задрал халат до пояса и вытащил из заднего кармана брюк пухлую, как пол кирпича, книжицу в коричневом, сильно потертом переплете, и положил ее на крайнюю монтировку, на самый, начавший уже подниматься ее край. И подъем ее тут же прекратился.

Вообще все прекратилось.

Не раздумывая, не колеблясь, не теряя ни секунды, но свято веря, что ничто ему больше не помешает, Александр Борисович быстро закончил работу.

- Любить-колотить! - подвел он итог. - Вот так вот!

- Ты что-нибудь понимаешь? - спросил, наложив ладонь на плечо друга, Белый. - Я - ничего не понял.

- Библия, - ответил Рыжий, указывая на книгу в руках Чумы. Тот как раз взял ее в руки и, словно впервые, зачарованно смотрел на потускневшие золотые буквы на переплете.

- Что, Библия? - не понял Белый.