Из коробки с позабытыми снами (СИ)

- Жена мистера Скотта, - зашептал Савва в ухо Александре Михайловне, едва машина тронулась, - только с ней нам и не хватало свести знакомство.

- О-о! У нее очень... яркая и эффектная внешность. Почему мне кажется, что ее лицо мне знакомо? - Саша глянула вслед удаляющемуся такси.

- Еще бы, Мелинда Бэррет - кинозвезда, в модных журналах немало ее фотографий, вокруг вечно вьются всякие обожатели и поклонники, а супруг, известное дело, ревнует. Здесь же, в Париже, и вовсе беда...

- Уж не опасаетесь ли вы, что почтеннейший мистер Скотт сочтет вас опасным ловеласом? - улыбнулась было Саша.

- Нет, дорогая Александра Михайловна, я - вне подозрений. А вот вы, учитывая взаимность супружеских чувств здешних обитателей... - Савва кивнул на особняк, который только что покинула знаменитость. - Думаю, вам не принесет пользы пристальное внимание этой женщины.

Уильям Т. Скотт оказался огромен. Известный североамериканский издатель против ожидания не курил сигару, и хорошо, а то иначе он бы сделался похожим на карикатурного капиталиста с картинок в левых газетах. Скотт курил сигареты, выпускал в потолок фонтаны из дыма, словно кит, и ничуть не смущаясь присутствием дамы. Говорили о новом, только в прошлом месяце законченном романе Александры Михайловны. "Берега туманов" следовало перевести на английский так, чтобы роман легко воспринимался американским читателем. Чем дальше, тем сильнее обсуждение становилось похожим на торг. Саша понимала, что такой оборот дела для нее и есть наилучший. Очевидно же, мистер Скотт заинтересовался и теперь сбивает цену, одновременно прощупывая почву на предмет приобретения исключительных прав на издание романа.

Уговорились встретиться через неделю, чтобы подробно обсудить пункты будущего договора. Саша, затаившись, молчала довольная, словно гимназистка, у которой отменили урок - ее присутствия на следующей встрече не требовалось.

* * *

Дом генерала Лемме не отличался ни величественностью, ни архитектурной вычурностью. Обычный грязновато-желтый особняк, окруженный нестрижеными зарослями каких-то вечнозеленых кустов. Его превосходительство принадлежал к, как бы это сказать, несколько иному кругу, впрочем, Антон Карлович вел дела с "Союзом Русских Офицеров", и Саша...

- Поверьте, допрашивать кого бы то ни было, если только вы точно не представляете, о чем хотели бы узнать - дело безнадежное. Иное дело приватная беседа, - увещевал ее инспектор.

- Да-да, я понимаю, Антон помог бы вам непременно, и я помогу, но чем вас заинтересовал Николай Федорович? Неужели вы станете задавать генералу вопросы о том, когда он в последний раз видел Дмитрия Николаевича, и где он сам находился в момент... - Саша на мгновение прикрыла глаза и замолчала.

- Нет, обещаю, таких вопросов я задавать не буду. Тем более что Гальяно утверждает, будто бы ночью мсье Лемме позвонил ему и попросил позвать к телефону мсье Мирошникова, ведь тот - тоже таксист. - Александра Михайловна кивнула, а инспектор продолжил, - это было сразу после того, как Госсен заказал машину для себя. А в "Народном доме" мне рассказали о том, что мсье Лемме покинул их заведение примерно без четверти три или около того.

Словно сквозь пелену Саша слышала голос полицейского. Всего час тому назад мсье Шеро настоял на том, чтобы Александра Михайловна как можно скорее устроила ему встречу с Николаем Федоровичем, а за восемь или девять часов до этого Митя был еще жив.

Двери им отворила горничная, видимо, никакого особого служителя парадной у его превосходительства заведено не было. Александра Михайловна отрекомендовала себя и своего большеносого спутника по-русски, после чего осталась вместе с мсье Шеро у лестницы, укрытой пыльной ковровой дорожкой. Долго ждать не пришлось, лишь только где-то, в глубине дома, часы пробили одиннадцать, незваных гостей пригласили подняться в кабинет.

От Николая Федоровича явственно исходили противоположные по характеру эманации радушия и взволнованности. Роль же Александры Михайловны в предстоящем разговоре была немногим большей, чем у того извечного лакея с его "кушать подано". Представив мужчин друг другу, она лишь сказала несколько слов о Мите и сразу почувствовала в горле невыносимо горький комок. Саша попросила прощения и вознамерилась покинуть собеседников.

Слово "такси" теперь тоже вызывало ту самую горечь, но едва его превосходительство встал, чтобы кликнуть прислугу и распорядиться относительно отъезда госпожи Тауберг, Саша взглянула на телефон, стоявший на письменном столе и покачала головой.

К аппарату подошел сам Гальяно, услышав просьбу пригласить к телефону кого-нибудь из русских мсье, по-русски же без запинки произнес: "Одну минуту, сейчас позову".

"Валериан Семенович! - обрадовалась Саша, узнав голос Мирошникова в снова ожившей трубке. - Будьте так любезны, отвезите меня домой. Где я сейчас нахожусь? В доме у Лемме Николая Федоровича. Да, пожалуйста. Я буду вас ждать". Генерал милостиво покивал и проводил свою гостью к обширному креслу в углу, где хозяин, должно быть, частенько выкуривал трубку или сигару, о чем свидетельствовали бурые отметины на шкуре кожаного исполина. На маленьком столике, тоже весьма пострадавшем от тлеющих табачных крошек, обнаружилось несколько выпусков Пари-Суар. Сидеть было неудобно, дома Саша забралась бы в кресло с ногами и решила проблему, а тут пришлось притворяться погруженной в чтение новостей недельной давности.

- Тяжело, господин Шеро, тяжело и глупо вот так терять мальчишек, - доносилось до Александры Михайловны из-за газетных листов. - На войне - другое дело, а тут...

- Мсье Лемме, я хотел спросить вас о вашем знакомом, о мистере Госсене. Нет-нет, - видимо, каким-то жестом инспектор предотвратил вспышку генеральского возмущения. - Я ни в чем не посмел бы вас упрекнуть. Мне только, сами понимаете, важно знать как можно больше об этом Джордже Госсене. Что вы можете о нем сказать? Вот мадам Тауберг, например, упомянула о каком-то казусе на вокзале.

- Г-кх, - хозяин кабинета в смущении прочистил горло, - право же, этакая глупая история.

- Говорят, вы сперва сильно повздорили с Госсеном? И тем более удивительно, что в тот же день вы же и рекомендовали его в "Народном доме" как приятеля. Как так вышло?

- Да, так и случилось. Я обознался. Он похож... впрочем, не будем. То было очень давно, и моего недоброжелателя уже, верно, нет в живых. А о мертвых... Так что, не будем. Признаться, я вспылил и был при этом неправ.

- Но вы все же помирились, верно?

- Нас помирил Валериан Семенович. Он ведь так и сказал, мол, не по-христиански это, - гнев и гордыню усмирять в себе надлежит, а чтоб незнакомец обиду в душе не затаил, в качестве извинения предложил подвезти Госсена. Я, знаете ли, характером отходчив, согласился, даром что ему в другую сторону ехать было надобно. Штабс-ротмистр все никак не мог дознаться, кого и куда ему первым доставить, а Госсен то сидел как истукан, а тут растрогался, говорит: "Непременно нам с вами мировую выпить следует". Ну, мы и заехали в "Народный дом", выпили по одной, тут общество собралось. Вот так и вышло.

- Штабс-ротмистр? Он ведь таксист? А звание? Я не ошибаюсь, в России у жандармских офицеров такое имелось?

- Вы правы, Валериан Семенович лет шесть или семь прослужил в охранном отделении в Санкт-Петербурге.

- А вы? - Саша, не отрывая глаз от совершенно ничего незначащего для нее газетного шрифта, представила, как мсье Шеро наклоняет голову и от того становится похожим на птицу.

- Что я? - генерал шумно вздохнул. - Я человек военный. Долгое время служил в Варшаве, потом в Киеве, в шестнадцатом году перебрался в Петербург. В сентябре семнадцатого, когда сагитированная большевиками солдатня едва не поставила меня к стенке, якобы за участие в выступлении Корнилова Лавра Георгиевича, приехал сюда.