Чёрный Корпус. Отряд "Зеро" (СИ)

Я не понимал себя, не понимал своих совершенно ненормальных чувств и эмоций. Вся логика разбивалась о глубинное "люблю" и "моя". Живи я сейчас обычной жизнью, вообще ни о чем думать не смог бы, кроме Марьи. Какая-то часть сознания втихаря даже испытывала облегчение оттого, что её нет рядом. Если уж в виде призрака так накрывало, за поведение тела было бы вовсе чертовски стыдно.

Но кроме этого я знал: даже Позови я её - ничего не выйдет.

Не придёт она. Скучно ей со мной, таким чурбаном, будет. Хоть прямо сейчас от тоски сдохни - и кончика носа не покажет. Так и буду валяться, ни живой, ни мёртвый.

И тем сильнее я ждал момента, когда смогу вернуться к жизни физически здорового человека.

Жизнь наивного обывателя закончилась.

А духовно я навсегда заболел Марьей.

***

- Ну, вот и всё, готово, - Абрамыч осторожно снял с меня маску биогеля. По отвыкшей сетчатке ударило светом даже через закрытые веки. Зато дышать стало намного легче.

- Можешь посмотреть.

Я вздохнул и осторожно приоткрыл глаза.

Свет. Резкий, ослепительный до слёз. Я заморгал, избавляясь от навернувшейся влаги.

- Это хорошо, голубчик, - лица коснулось что-то мягкое, осторожно промокая жидкость. - Значит, всё у тебя срослось как надо. Давай, посмотри на себя.

Куда деваться, открываю глаза, хотя щурюсь. Абрамыч улыбается и протягивает мне зеркало. Чёрт... Руки дрожат. Ладно, Лёха, соберись, не дрейфь.

Осторожно беру зеркало - пальцы ещё в плёнке биогеля, - и смотрю.

Ёёёёё... На планшете по-другому было.

В зеркале незнакомое лицо. Не шире и не уже моего старого, но другая форма носа, губ, измененный разрез глаз, слегка иная линия бровей, скул и подбородка. Тёмно-русые волосы мои. Но глаза из карих стали серыми. Никаких особых примет, на шрамы и швы нет даже намека, лицо приятное, но если отвернуться - сам не вспомню, как выгляжу. И это теперь я.

В толпе просто растворюсь.

- Нравится? - Абрамыч с любопытством ждёт моей реакции. Прикрываю глаза. "Да".

Какая теперь разница. Обратного пути нет.

- Вот и хорошо, - старый доктор забирает зеркало. - Отдыхай, на всё про всё тебе неделя.

Неделя? Чтобы встать на ноги после операции?

Розенбаум меня понял. Откинул одеяло, осмотрел голени.

- Встанешь, голубчик, хватит тебе отлёживаться. Заживает на тебе всё просто отлично, уж поверь старому доктору, я многое повидал, - он поправил очки, но в глазах мелькнуло странное выражение. - Поди, сам по работе соскучился, а?

Я молчал. Новую работу я не знаю. Старой у меня уже не будет.

Скучать мне не по чему и не по кому.

Разве что... Мысленно улыбнулся, вспомнив Марью. И, как оказалось, не только мысленно.

- О-о, улыбаешься, значит и впрямь соскучился, - довольный Розенбаум заглядывал мне в лицо. - Не переживай, она тебе понравится.

Еле сдержался, чтобы не врезать себе кулаком по лбу.

Дурак ты, Лёха! Дважды дурак! Замечтался, забыл, что лицо не деревянное уже.

Короткий кивок, стереть с губ уже просто вежливую улыбку, и закрыть глаза, мысленно скользнув за стеклянную стену. Здесь я чувствовал себя в безопасности.

- Руки давай, - Абрамыч, однако, не собирался уходить. И пока он снимал биогель, осматривал мои пальцы, задавая вопросы про самочувствие, я отвечал и наблюдал за всем происходящим холодно и отстраненно. Так, словно в самом деле находился за непробиваемой толщей стекла.

О тёмной королевне я старался не думать и не вспоминать.

Моя задача сейчас укрепить свои позиции в реале.

Неделя тренировок пролетела совершенно незаметно. Я усиленно заставлял отвыкшее от нагрузок и движения тело подчиняться. На третий день я уже мог самостоятельно есть, сидеть, вставать и даже односложно говорить. Хотя голосовые связки не трогали, от долгого вынужденного молчания голос неожиданно стал более низким и глубоким, но мне нравилось. В остальном Абрамыч оказался прав: внешне я совсем другой человек. Определить, что ныне покойный капитан Донников и я идентичны, теперь можно только по ДНК. Значит, нигде нельзя оставлять ни кровь, ни волосы, ни частички кожи. Даже плеваться нежелательно. Чёрт. Похоже, с базы меня так просто не выпустят даже с новой внешностью. Или выпустят в комбезе абсолютной защиты.

На четвертый день Розенбаум явился со своим планшетом.

Внутри разом закрутили тугую пружину. Что там опять?

- Ну что, голубчик, как самочувствие?

Я посмотрел на доктора и кивнул: "Нормально".

- Ты говори, голубчик, говори, - улыбнулся тот. - Не намолчался ещё?

- Нор... ма, - я отложил зеркало, перед которым тренировал мимику и речь. Получалось не очень. Но, если верить Розенбауму, всё исправят тренировки. Оснований не доверять словам этого спеца явно очень высокого класса не было. Но и говорить при посторонних пока неловко.

- Вот и отлично, вот и хорошо, - Абрамыч положил планшет на столик, прилепил ко мне какие-то датчики, отошёл от кровати и легко поманил рукой. - Иди-ка сюда. Пора тебе.

Внутренняя пружина тихо дзенькнула и развернулась. Вот оно. Пора.

Я встал, опираясь на спинку кровати. Ноги заметно дрожали, и сделать первый шаг страшно. Мне казалось, что при попытке движения просто упаду. Стоять-то я уже пробовал, но ходить...

- Давай, голубчик, смелее, - Абрамыч обнадеживающе улыбался в бороду. - Всего-то три шага.

Три шага. Чёрт. Решительно выдохнуть и разжать пальцы на спинке кровати. Колени предательски дрогнули. Стоять! Стоять, Лёха!

- А ну иди! - вдруг рявкнул доктор, и я от неожиданности шагнул вперёд, не успев ничего понять или испугаться.

- Ай, молодца! Ай, герой! - Розенбаум то ли шутил, то ли издевался. Меня же трясло от напряжения крупной дрожью: месяц, если не больше, отвалялся. Но старый доктор прав: идти надо.

Следующие два шага дались с не меньшим трудом и ещё большим напряжением. На столик я не просто оперся руками, буквально навалился всем весом, стараясь удержаться на ногах, пока Абрамыч изучал что-то в планшете. Красное широкое лицо светилось удовлетворением.

- Лю...би...те ра...бо...ту?

- Что? - доктор встрепенулся. - Ах да, люблю, голубчик, люблю, как же её не любить, кормилицу! А теперь пойдём, я уж тебе помогу...

Он подхватил меня под руку, и обратный путь прошёл легче. Но на кровать я не сел - рухнул с невыразимым облегчением. Даже не думал, что настолько тяжело учиться ходить заново.

- Ну что ж, через пару деньков тебя можно выписать, - Абрамыч подхватил свой планшет. - Ты здоров, имплантаты прижились отлично, физические показатели и анализы в норме, а всё остальное исправят только...

Тренировки. Знаю.

- Тренировки, - подтвердил доктор. - Я скажу Ингвару о твоей выписке.

Розенбаум развернулся и ушёл, оставив меня в привычном одиночестве.

***

Хладнокровный блондин появился в назначенный день сразу после обеда. Я ждал, переодевшись в чёрную знакомую форму, которую принёс один из санитаров. Одежда оказалась как раз под мой новый рост и ещё пахла складом. Единственное отличие от прежней: отсутствие погон и эмблемы ЧК на рубахе.

Когда вошёл Ингвар, я встал, как положено по уставу. Но как приветствовать нового командира - неизвестно. Всё, что я знал - его имя и вероятный позывной "Скальд". Однако беловолосый красавец не спешил посвящать меня в азы новой службы.

- Идём, - он коротко окинул меня взглядом, ничем не выдав мыслей и отношения к новоиспечённому бойцу. Я так и не понял до конца, рад он моему появлению или нет. Но для себя давно решил: доверять и, тем более, верить здесь нельзя никому.

Размышлял уже на ходу, стараясь не отстать от широкого шага Ингвара. Изнурительные тренировки последних двух дней дали о себе знать, и при ходьбе я чувствовал себя уже достаточно уверенно. Мой новый командир не оглядывался, лишь иногда чуть сбавлял шаг, лёгким высокомерным кивком здороваясь со встречными. Ему отвечали вслух, не называя имени, но с заметным уважением. Меня же удостаивали любопытными взглядами, а я, в свою очередь, коротко кивал и старался не слишком вертеть головой. Одно дело летать невидимым духом и совсем другое - ступать по этим коридорам во плоти. А учитывая, что и призраком побродить по базе особо не удалось, всё вокруг внове.