Соло На Два Голоса (СИ)

В общем, играли мы в вышибалы двумя компаниями и как-то прибились друг к другу с Ларкой. Она мне понравилась своей решительностью без агрессии, если хотите - мягкой твёрдостью, благородной силой. Лара могла быть громкой и требовательной, но всегда с улыбкой и без злости. Доброжелательность. Это было самое привлекательное в ней для меня. Она могла повести меня за собой, даже повелев-приказав идти за ней, но так по-доброму и улыбаясь, что для меня это было сигналом: она просто хочет быть со мной, дружить, общаться. Она и стала инициатором наших отношений: после тех вышибал Ларка дёрнула меня за рукав и твёрдо предложила:

- Пойдём поболтаем!

Я подняла глаза - она была повыше меня - и увидела на её лице радость от того, что мы сейчас будем беседовать. Что она во мне нашла? Удивление моё в тот момент было сильнее радости, если честно. Как она вообще выделила меня из толпы всех прочих девчонок, почему? Я недоумевала. Но, немножко поразмыслив, объяснила себе сама, что я просто неплохо играю в вышибалы, отлично пуляю мяч и ловко уворачиваюсь. Видимо, поэтому эта спортивная и стильная девочка со стрижкой под мальчика, но с длинной шальной чёлкой, заметила меня и заинтересовалась. На том я и успокоилась и больше об этом не задумывалась никогда. Потому что Ларка стала важной частью моей жизни, и через какое-то время мне казалось, что она просто всегда была у меня. Когда-то был папа... А потом всегда была Ларка. А папы уже давно не было...

...В общем, я подняла глаза и улыбнулась новой знакомой. С тех пор мы дружили и были как подруги почти неразлучны.

Я люблю Ларкин запах. Он такой... всегда нежный, будто она только что вымылась самым душистым мылом. На мой взгляд, ей вообще не стоит пользоваться духами, потому что собственный аромат её тела очень вкусный! Для меня это так важно... Ларкин запах - запах дружбы.

Не заморачиваясь больше и не ища глубинных причин, я просто принимала её дружбу, как подарок, незаслуженный подарок судьбы. Ведь она была смелая, яркая, умная, интересная. Я рядом с ней - незаметная никто. Правда, она так не считала, всегда почему-то восхищаясь моим умом, моей "прелестностью" (её слова, её определение) и уверяла, что я себя не ценю и замучена комплексами. У Ларки-то похоже комплексов не было вообще: она не боялась быть заметной и яркой, обожала одеваться на грани, можно сказать, разумного: всегда в её гардеробе была какая-нибудь деталь, которая непременно приковывала всеобщее внимание, чего, собственно, она и добивалась. Например, она могла обвязать вокруг талии яркий алый шарф с бахромой, обвязать так, что это совершенно явственно напоминало цыганщину и табор. Все смотрели на Ларку. Или она сажала в качестве украшения на плечо свитера громадную стрекозу, переделанную в брошку из заколки. Все смотрели на Ларку. Или завязывала на голове опять же очень яркую косынку а-ля Солоха. Все смотрели только на Лариску!

В этом смысле мы были с ней полными противоположностями: я всегда стремилась слиться со стенкой, сделать так, чтобы меня никто не заметил вообще, а она мечтала быть самой заметной точкой в любом помещении - лишь бы на неё обращали внимание.

Доигралась она с этим. Обратил на неё внимание однажды очень даже опытный соблазнитель-искуситель, победитель девичьих сердец всего центра Москвы. В общем, в шестнадцать лет залетела моя Ларка! Ух, что было...

Она у меня гордая, ни разу не ревела, не скулила, ничего не боялась. Её мать, тоже очень сильная и независимая женщина, не стала устраивать никаких склок-разборок, дочь не гнобила, просто сказала: "Идиотка, но рожать будем!". Ларке ещё не исполнилось семнадцати лет, когда на свет появился Димка. Сейчас Димычу двадцать три, он заканчивает Второй Мед, говорят, будущее светило эндокринологии, о как!

А тогда... Тогда моя мать кричала, будто это я забеременела:

- Шлюха! Боже, какая же шлюха эта твоя Лариска! Вот никогда она мне не нравилась, чувствовала я в ней какую-то червоточинку, какой-то порок!

- Какой порок, мам, что ты говоришь? - слабеньким голосом и неубедительным тоном я пыталась вступиться за любимую подругу.

- Да молчи уж, что ты понимаешь в людях, дура... - морщилась мама и отмахивалась от меня. Мне очень хотелось ей сказать, что вопрос о том, кто что понимает в людях - открытый, если учесть живущего с нами её обожаемого Сержа и то, как он себя ведёт... Но это очень больно. Это было, есть и будет всегда больно. Наверное, даже когда мне стукнет восемьдесят лет.

А Ларкина мама... Вспоминаю страшно-смешную историю, рассказанную мне подругой. Лариса училась в другой школе, расположенной чуть дальше от наших домов. Классе в четвёртом она с подружками пережидала переменку, как обычно, между этажами на подоконнике. И, как всегда, солировала в анекдотах и хохмах. В тот раз её понесло придумывать смешные слова к патриотической песенке про Аврору. Помните: "Что тебе снится, крейсер Аврора, в час когда утро встаёт над Невой?" Красивая песня, хотя и очень пафосно-воспитательная. Так вот, подружка моя хулиганистая своим громким звонким голосом пела:

- Что тебе сни-и-итса-а-а, жирная льви-и-ица-а-а... Что тебе снитса-а-а, рыжий тупии-и-ица-а-а... Что тебе снитса-а-а, злая мокри-и-ица-а-а... - и не могла никак остановиться, а все девчонки вокруг, естественно, стонали от смеха, корчились, держась за животы и то умоляли её прекратить, то горячо просили продолжать. Ларка могла продолжать до бесконечности...

Но пролётом ниже, оказывается, затаилась злыдня-завучиха. Она внимательно слушала Ларкино самозабвенное пение и, очевидно, плотоядно потирала ручонки в предвкушении большого политического хая. В какой-то момент она рыкнула "Та-а-ак!" и очень шустро взлетела на этаж выше, несмотря на свои полтора центнера веса. Вот как идеология стимулирует! А дальше был большой скандал - с вызовом на совет дружины, классным собранием, клеймением Ларки чуть ли ни врагом народа с далеко идущими страшными политическими выводами. Сама Ларка была дико удивлена, хотя и ни капельки не испугалась. А не испугалась она потому, что её мама, узнав про ситуацию, хохотала до слёз, а когда классная руководительница позвонила ей, чтобы вызвать в школу, то храбрая женщина её просто послала:

- Как я погляжу, вам всем делать нечего, осталось только с маленькими детьми воевать, "пришивая" им политику. Наверное, придётся сходить в РОНО и узнать, как там обстоят дела в нашей школе с общей успеваемостью и прочими важными вещами! Неужели всё так хорошо, что можно столько времени тратить вот на это? Не, я не к вам пойду, я лучше сразу в РОНО.

После этого Ларку оставили в покое, и всё затихло. Во как.

- Надо же, - удивилась я тогда рассказу подруги. - А я бы померла со страху. А мама меня убила бы, точно убила...

- Вот ещё! Из-за этого помирать? А убивать-то за что? - Лариса смотрела на меня с недоумением, высоко подняв брови. Нет, у нас были с ней слишком разные мамы, чтобы в некоторых вещах понять друг друга. Я не уточняла, не распространялась ни о чём. Я рассуждала так: Лариска моя - удивительная девочка, умная, весёлая, красивая, её есть за что любить-обожать, вот поэтому у неё с мамой прекрасные отношения и полное взаимопонимание. Всё справедливо, не мне жаловаться на маму, скорее, наоборот. То есть, если бы такой поступок, из-за которого разгорелся тот сыр-бор, совершила я, то это было бы продиктовано исключительно моей глупостью, а Ларкин... Вот подружку мою не за что судить: она просто шутила и веселила одноклассниц. В чём же её вина? Нет, в данном случае "имели место" исключительно тупость и зашоренность завучихи, ясное дело. А Ларкина мама совершенно справедливо поставила дураков на место, заступившись за ни в чём не виноватую дочь.

Поэтому и Ларкину беременность её прекрасная мама восприняла спокойно... Впрочем, откуда я знаю, что на самом деле чувствовала эта женщина, когда всё узнала и принимала решение? Понятия не имею. Но перед всем светом она встала в полный рост на защиту дочери и громко заявила: