Упавший поднимется сам (СИ)

И только один дотошный телевизионщик все недоумевал.

- Зачем строить такие дворцы?

На что, не менее дотошный Муся, с гневом в голосе отвечал:

- Прошли те времена, когда люди должны были обитать в клетушках. Надо жить завтрашним днем.

Теперь предстояло самое главное. Когда строительство близилось к завершению, фонд вынужден был заявить о своей финансовой несостоятельности, кредит взятый в банке предстояло возвращать. Моя строительная компания выкупила, естественно, с ведома банкира, задолженность фонда перед банком. Все, дело сделано! У строительной компании не было и нет никаких обязательств по строительству каких-либо центров. По закону она вправе поступать со своей собственностью так, как заблагорассудится. Коттеджи были проданы с аукциона. Вы правильно меня поняли. Один из них достался дочери мэра, другой председателю банка по, скажем так, сходной цене. И только после этого кредит был благополучно погашен.

Я мог не рассказывать эту историю, вижу, она неприятна. Но я обещал быть откровенным и выполняю обещание. Поймите, нашим властям было "до лампочки" состояние заповедника, он был обречен, и это понимали все, даже тот дотошный телевизионщик. Я вывез тонны мусора, очистил реку, из которой теперь можно пить, посадил прекрасные голубые ели. Можно ли меня в чем-то обвинять? Обворовал ли я бедного, убил ли невиновного, отобрал ли у слабого?

А если честно признаться, мне и самому это противно. Но "такова се ля ви", как любить говорить Муся.

Но давайте оставим эту тему.

В самый разгар эпопеи с фондом неожиданно пришла Рима. Моя секретарша с квадратными от испуга глазами ворвалась в кабинет и сообщила, что пожаловал официальный представитель правительства. Я распорядился приготовить кофе, надел галстук и приготовился к встрече. Когда к вам приходит без приглашения большое начальство - жди неприятностей, верная примета. Но сильно их бояться тоже не стоит, они сами опасаются любого чиха в свой адрес, ведь у каждого есть начальник, которому, не дай бог, станет известно о неблаговидных поступках подчиненного.

Секретарша пригласила посетителя, взглянула на меня и с перекошенным от ужаса лицом удалилась. Потом она рассказывала, что, увидев мою неожиданную бледность и волнение, она, как Лелик в фильме "Брильянтовая рука", ожидая серьезных неприятностей, мысленно воскликнула "Все кончено, шеф, все кончено!". Но я, как вы догадались, был взволнован совсем по другой причине. Передо мной была Она. Предмет юношеских мечтаний, причина душевной боли.

В строгом деловом костюме, ненавязчиво подчеркивающем ее безупречную фигуру, без излишних косметических "выкрутасов" она казалась сошедшей с обложки популярного глянцевого журнала.

Сейчас трудно кого-то удивить стройной фигурой, тщательно выкрашенным лицом и уложенной "волосок к волоску" прической. Невидимая фабрика, выбрасывающая на рынок жестокий женский стандарт "90-60-90", работает в три смены и без выходных. Но если вам зачем-то вздумается вогнать женщину в тяжелую форму депрессии, подвергнуть мучительным испытаниям голодом, то скажите ей, что у нее округлились щечки и слегка расплылась талия.

А я мечтаю о Женщине, мне недостаточно владеть моделью, пусть даже с приставкой "топ". Хочу быть правильно понятым, есть навязываемые нам эталоны красоты типа Клаудии Шиффер или Наоми Кэмпбел, а есть не уступающие им по красоте Мишель Пфайфер или Изабель Аджани. Так вот первые две оставляют меня совершенно равнодушным, а другие..., в них кроется нечто особенное, истинно женское. Но перечисленные мною звезды остаются виртуальными, а Рима... она настоящая, но..., также как звезды, недоступна.

Теперь вы поймете, почему я был с ней внешне холоден и стандартно вежлив. Однако ее очаровательная улыбка осветила мой кабинет (наверное, я зажмурился в тот момент).

- Привет, Батыр. Случайно узнала о твоем фонде, проходила мимо, и вот решила зайти.

-- Спасибо, - изо всех сил пытаюсь быть сдержанным.

-- А чем же занимается твой фонд? Такое сложное название.

Стоило немалых усилий взять в себя в руки. Кратко рассказал о проекте, не уточняя деталей. Затем попросил рассказать о себе. Она долго и увлеченно рассказывала о заграничном турне, о неинтересной, но поучительной работе в правительстве. Восхищала точность в восприятии деталей, умение отличать нюансы, понимание глобальных процессов, происходящих в стране, и чутье на изменение ситуации. Но ни слова не произнесено о муже (детей, судя по биографии, еще не завела). Она изменилась, стала взрослее и мудрее, при этом давала забавные и очень точные портреты сослуживцев и знакомых. Было приятно узнать, что дядя Жаке еще помнит обо мне, интересуется у Римы, встречала ли она меня... Я оживился, увлекся разговором и, чуть было не забыл о своем намерении держаться от нее на безопасном расстоянии.

И вдруг Рима спросила:

- Ты опять стал Батыром, человек, по имени "Бат", остался в прошлом?

Показалось, что в ее голосе зазвучали нежные нотки. Но я не могу позволить себе быть слабым. Рима принадлежит другому человеку, лозунг "давай останемся друзьями" меня абсолютно не устраивает, попытаться пристроиться на позицию любовника не хотелось, противно. Либо все, либо ничего. Вот почему я ответил так жестко:

- Моя жизнь, Рима, принадлежит мне и только мне. Если ты думаешь, что я о чем-то жалею, то ошибаешься. Я многое понял за это время и стал таким, каким ты меня видишь сегодня. Возможно не лучше, но и не хуже.

Рима прикусила губу, о чем-то задумалась и произнесла:

-- Не хотела тебя обидеть или задеть самолюбие. Извини.

Она встала, собираясь уйти, но наша встреча не должна была так закончиться. Укоряя себя за излишнюю жесткость и, чтобы снять возникшее напряжение, я предложил ей выпить за встречу. Она неожиданно согласилась.

- Не предлагаю тебе шампанского, но кроме него у меня только коньяк и виски.

Рима предпочла коньяк. Собираясь уходить, она неожиданно спросила:

- Скажи, ты сейчас один? - она пыталась придать лицу безразличное выражение, но я ощущал ее волнение.

Эти женские вопросы "в лоб" всегда ставят в тупик. Я, физически здоровый и материально обеспеченный молодой человек, не могу оставаться одиноким. Естественно, в моем холостяцком "пентхаусе", как называют мою квартиру друзья, нередко раздаются женские голоса, а некоторые из них (имею ввиду хозяек этих голосов) на некоторое время обзаводятся собственными тапочками. Но, вы понимаете, что все это не то. И как вы прикажете отвечать на такие вопросы?

-- Нет.

Никаких надежд, ни ей, ни себе.

Она хотела еще что-то спросить, но передумала.

Рима

Приятный вечер в Париже

Казалось, что жизнь шла своим чередом, не ослепляя неожиданными вспышками и не пугая крутыми поворотами. Мы с Маратом притерпелись, притерлись друг к другу. Его образ жизни и манера поведения уже не вызывали острых приступов раздражения. Мало того, я находила в нем, не замеченные прежде, положительные качества. Нравилось, как он бережно относился к студенческим друзьям. Их жизнь складывалась по-разному. Кто-то был на гребне успеха, возглавляя серьезное государственное ведомство или занимая должность президента крупной компании, а кто-то работал учителем в школе или прорабом на асфальтовом комбинате. Но когда они собирались вместе, социальных преград не возникало. От их хохота, когда они вспоминали свои студенческие проделки, сотрясались стены нашей квартиры, а на следующий день приходилось испытывать на себе укоризненные взгляды соседок.

- Представь, что вытворил Булат, - со смехом рассказывал Марат, - решил стать святым. Почти месяц держал Уразу, не глотал слюну, не ругался матом и даже к жене не прикасался. Не положено, говорит. Но когда пост закончился, загулял на полную катушку, три дня дома не ночевал!