Пытка любовью (СИ)

Туберкулёзным отделением руководил пожилой и грузный майор медслужбы по фамилии Тихонов. Все зэки называли его Тихоном, и все они считали, что Тихон просто ненавидит зэков. Обходы больных он не делал никогда. И многие зэки туберкулёзного отделения видели его лишь один раз, когда приходили этапом, и Тихон в своём кабинете распределял их по палатам. Его кабинет находился в конце левого крыла туберкулёзного отделения. Практически из своего кабинета Тихон выходил лишь на обед. Что он там делал в рабочее время, никто не знал. Тихон всегда одевался в гражданскую одежду, ходил он, как правило, при галстуке и в тёмном костюме.

В туберкулёзном отделении лежали зэки всех мастей и всех тюремных режимов. Здесь были зэки мужского пола, от малолеток до "полосатых" особо строгого режима, срок которых проходил в тюрьмах, в помещениях камерного типа.

Все палаты для больных зэков были четырёхместные с одним окном. В них стояли по четыре металлических шконки, без верхних ярусов, застеленные ватными матрацами, ватными подушками и тонкими байковыми одеялами. Из постельного белья на каждого больного были две белые хлопчатобумажные простыни и такая же наволочка для подушки. Выдавали ещё и по одному небольшому вафельному полотенцу. Бельё и полотенца меняли раз в месяц.

Зимой в больничке было тепло от водяного отопления. В каждой палате, в конце прохода, между двумя дальними шконками, у окна, стояли две зэковских тумбочки, которые были для тех, кто лежит на этих шконках. А две другие такие же тумбочки стояли между ближними и дальними шконками, у стен, с двух сторон палаты. Вещевой каптёрки в областной больничке не было. Свои сидоры со своими вещами каждый зэк, как правило, вешал за спинкой своей шконки так, чтобы его не было видно или же хранил его просто на полу, под своей шконкой.

Больным зэкам выдавали старые больничные халаты из чёрного или тёмно-синего материала с небольшим ворсом с лицевой стороны, и с поясом для завязывания из такого же материала, а также солдатское нижнее бельё из рубахи с кальсонами и тапочки-шлёпки. Но больным можно было носить вместо выдаваемого нижнего белья и свои теннисные майки или футболки, и спортивное трико вместо кальсон, и свои домашние тапочки. На кроватях больным разрешалось сидеть, лежать или спать в любое время суток. Общей столовой не было, и каждый принимал пищу сидя на своей шконке, за своей тумбочкой. Завтрак, обед и ужин привозили на специальной самодельной тележке два зэка санитара и развозили еду по палатам, раздавая её в алюминиевых шлюмках, а после приёма пищи зэками, собирали шлюмки и увозили их в зоновскую столовую.

По приезду, Игоря поселили в палату, расположенную в правом крыле туберкулёзного отделения, где-то в середине по левой стороне коридора. Ему досталась шконка по левую сторону от входа в палату. В его палате лежали один зэк из его зоны и два зэка с местного строгача. Одного из зэков со строгача, которого звали дед Пахней, знали все зэки туберкулёзного отделения.

Дед Пахней был зэком-ветераном. Он отсидел по тюрьмам и зонам в общей сложности тридцать девять лет своей жизни. Он был худым пожилым человеком лет под семьдесят, выше среднего роста. Во рту его было много мостов с металлическими зубами из нержавейки, но по его худому бритому лицу и по его разговору никто бы даже и не подумал про то, что этот человек отсидел "в местах не столь отдалённых" больше половины своей жизни. Когда-то он был игровым зэком, то есть играл в карты на деньги и под интерес. Но потом он бросил этим заниматься после того, как у него на глазах убили его кента, который, проигравшись, как говорят "до нитки", поставил на кон и свою жизнь. Но страсть к игре не оставила деда Пахнея. Правда, сейчас он пылал страстью к игре в шахматы. Он мог играть в шахматы днём и ночью, но из зэков туб-отделения мало кто вообще умел играть в шахматы, а те, кто и умел, играли очень посредственно. Поэтому Игорь, который по бытовым понятиям неплохо играл в шахматы, был для Пахнея желанной находкой.

"Прстые" зэки, как известно, в свободное от работы время любят побазарить между собой. А во время таких базаров они любят и поспорить друг с другом о том, о чём сами лишь чуть-чуть что-то слышали, да не расслышали как следует. А на больничке ведь никто не работает, и целыми днями больного зэка никто сильно не тревожит. Поэтому и споров в зэковсских базарах на больничке возникает множество. А для разрешения таких споров, как правило, идут с разными вопросами к деду Пахнею, который сам прошёл множество этапов, знает по собственному опыту множество зон, тюрем и пересылок, и который, как говорят, "прошёл Крым, Нарым и всё прочее". Отвечая на такие вопросы, Пахней всегда говорил, что такое-то он видел сам, а такое-то лишь слышал от такого-то авторитетного зэка. Такие ответы деда Пахнея, как правило, и разрешали споры "простых" зэков, устанавливая, кто из них прав, а кто нет.

Игорь же, играя с Пахнеем в шахматы, иногда задавал ему интересующие его вопросы, и из ответов у него воссоздавалось то общее впечатление о местах заключения, которого он не мог бы узнать ни в одной книжке, издаваемой тогда в совейской стране. Партии в шахматы с Пахнеем всегда были долгими и трудными. Поначалу Игорь всегда их проигрывал, и лишь некоторые из них заканчивались в ничью. После таких ничьих Пахней долгое время был неразговорчивым и задумчивым. Как Игорь понял впоследствии, в это время Пахней перебирал такие партии в своей голове "по косточкам", и даже после отбоя долго ворочался с этим в своей постели. А вот после выигрыша трудной партии, Пахней был весёлым и разговорчивым со всеми. Выходил в умывальник или в прогулочный дворик покурить и весело побазарить с теми, кто там был, и быстро засыпал после отбоя.

Партии в шахматы отвлекали Игоря от мыслей о своей любимой Светке. А мысли о ней навевали на него такую жуткую тоску, что, как говорят, "хоть стену грызи". Поэтому после того, как Игорь проигрывал трудную партию Пахнею, и тот долгое время уже был весел и не хотел больше играть какое-то время, Игорь брался за самоучитель английского языка. Этого зэки вообще не понимали и считали, что у него или "какой-то свой шиз" или что он готовится "слинять куда-то" по выходу из зоны. На большее их невежественные мозги не были рассчитаны, и разговаривать со многими из них Игорю было более чем неинтересно.

С куревом и спичками на больничке у зэков была "напруга". Зэкам туберкулёзного отделения, лежащим, как правило, по пять-семь месяцев, один раз в месяц можно было отовариваться в зоновском магазине. Но их туда не водили, а продавец брала с собой те товары, которые всегда пользовались спросом в туберкулёзном отделении. В основном это были сигареты, спички, чай, дешёвые шариковые ручки, тонкие ученические тетрадки и нитки. Всё это приносили зэки-санитары в довольно большом фанерном коробе с ручками, как у ручных носилок. Дежурный прапорщик уступал продавцу на время свою будку-конторку, и продавец за час-полтора отоваривала всех зэков туберкулёзного отделения. Игорь мог отовариваться на три рубля, поэтому он каждый месяц брал двадцать одну пачку сигарет "Прима" и шесть коробков спичек.

Вскоре в туб-отделение прибыли этапом ещё два зэка из зоны усиленного режима, и их поселили в палате, где лежал Игорь. Получилось, что теперь в их палате все четверо человек были из одной зоны. Одного "строгача" переселили в палату через коридор, а деда Пахнея переложили в соседнюю палату, за стеной. Теперь для игры в шахматы Игорю нужно было ходить к нему.

Парни, пришедшие этапом, рассказали о двух заметных новостях, произошедших в их зоне. Первой новостью было то, что прапора Гену-Машку подловили на воле и избили так, что он лежит сейчас без движения. Может лишь с трудом что-то говорить и "глазами хлопать". Врачи говорят, что он так и останется парализованным до конца своих дней.

"Ну вот, и допрыгался, падла, - подумал Игорь, - Денег ему надо было больше. А для чего? Детей-то у него нет. Кто ищет, тот всегда найдёт на свою ж... приключений. По делам и заслуга".