За закрытыми дверями. Вы бы мне поверили?(СИ)

Она ещё написала. От следуещего сообщения у меня глаза момнтально наполнились слезами, я выбежала из комнаты, глухо всхлипывая, а редкие горячие слёзы пробивались сквозь пальцы, закрывающие лицо. Я резко закрылась в ванной, предчувствуя возможную истерику. Дав слезам пару минут, я вскочила, растирая солёные капли и принялась плескать в лицо водой. Сделала несколько резких вдохов, промокнула лицо полотенцем. Вид был не самым адекватным, но поскольку с мамой мы в очередном конфликте, я знала, что её это не озаботит. В то же время хотелось с ней помириться, потому что мы даже и не ссорились, не ругались, но она опять обиделась. Пришла на кухню, достала суп; мама сидела за компьютером и работала, не отвлекаясь на меня. Все слова вылетели из моей головы, мысли крутились только вокруг Таниного сообщения, я дрожала и боялась ещё раз сорваться. Слова вымолвить я себя так и не заставила, закончив с обедом-ужином, я вернулась в комнату, слёзы сухо стояли в глазах, прежимали дыхание. А всему причиной вот эти слова:

Таня: увидимся на майских?

поедешь в Италию с нами летом?))))

я соскучилась

Я вс ещё не могу дышать, а вскоре я уже должа ехать к репетитору. Первым я увидела последнее сообщение, и в голове сразу сигнал: "Ложь! Не смей, не верь! Ложь!". И я не верю. Но дальше хуже: я прочла второе сообщение. Сразу воспоминания об Испании, сразу в голове мысль, что вот мы и прошли про кругу, чтобы вернуться к началу, что всё возвращается на круги своя. А сознание неотступно: "Ложь! Ложь! Ложь!". И я хочу в Англию, а не с ней, и мне страшно признаться в этом самой себе и ей. Я хочу в Италию. Хочу с ней в Италию, но я не должна, не должна, не должна! Мне нужно вырваться, оторваться, мне нужен отдых от неё, что-то другое, что угодно. Без неё. А с ней так хорошо, с ней я чувствую, что я в неком метафизическом доме, где тепло, уют, забота, любовь. Ложь! Этого больше нет, и я задыхаюсь; слёзы опять душат, застилают глаза, но я борюсь с ними и пальцы выводят противоречящие сердцу лова. Противоречищие ли? Я не знаю, я на распутье, я не знаю. Она ведь лжёт, у неё просто нет другого человека, которого можно пригласить с собой, а если и есть, то это ещё большая ложь, потому как обманывает она не только меня. Нет, я не смогу. нет. Я не поеду с ней. Я выбираю Англию. А знаете, что мне только что пришлось стереть? Пальцы сами без участия волевой головы набрали: "Я выбираю Италию". К чёртовой матери, нет, я выбираю Англию, я выбираю Англию, слышишь ты, чёрт возьми, я не могу по-другому, я не выдержу иначе!

Написала. Не стала уточнять про Англию, написала просто "лагерь". Я также не хочу и чтобы она составила мне компанию. Или хочу? Голова заболела. Не хочу, верно?

После стольких слёз, истерик, после такой боли. о которой она не хочет слышать. И я начинаю чувствовать себ виноватой, упрекая её, мне кажется, что я навязываю себе и боль, и некие страдания. Словно я вру самой себе, вру ей, пытаюсь привязать к себе. Мне неловко перед ней, едва ли не стыдно за то, что я ревную её, да даже за то, что нуждаюсь и хотя бы в мыслях могу позволить себе представить, что у меня есть, были права на неё, что наша дружба обязала её к чему-то. Хотя я считаю, что дружба - это взимная ответственность и обязанности, но ей нет до этого дела.

И я никогда не могу быть слабой перед ней, точнее, могу - в определённых границах, я могу быть глуповатой и добренькой, смешливой, но не показывать боль, не говорить о боли, не показывать слёз, не иметь права злиться в её присутствии. Не имею права быть честной до конца. До сих и Даня, и Антон, и Нат, и пьяные угары и мои внутрисемейные отношения - всё в какой-то запретной зоне. Почему?

Сижу и в который раз слушаю прекрасную песню Ады Якушевой - "В речке каменной"; хотя сейчас уже мне хочется отвергнуть слова песни, я всё ещё не могу этого сделать, а строки, заставляющие замирать сердце, таковы:

И с протянутыми руками

В этой каменной стране

Я бы навек обратилась в камень,

Чтобы ты поклонялся мне.

И в который раз я задумываюсь, на что я могла бы пойти ради неё, Тани, дорога ли мне её любовь и насколько.

Первомай согласовали за три дня до шествия. За два дня его отменили. Для нас, для демократических партий, феменисток. Нам даже заблокировали группы встреч в "контакте", чтобы мы не могли координировать действия. За день до первомай оргкометет радужного превомая объявил о самороспуске.

За день до первомая я и Настя были приглашены к Насте Ч. на ночь. Придя из лицея, я быстро собиралась: зубая щётка, одежда для сна (футболка с символикой), деньги, сигареты, радужный флажок (маленький), шестицветные бусы с прошлогоднего прайда, значки. приниаю душ, одеваюсь, ухожу.

Мы встречаемся, покупаем вино и виски, сигареты, заказываем три пиццы и идём отдыхать. В течение вечера пьём, курим, веселимся и бесимся под музыку, вспоминаем концерты... В очередной раз выходим курить, Настя Ч. с нами не пошла, стоим, разговариваем и вдруг приходим к обсуждению Тани с моей стороны и НАстиного бывшего и в общем-то пока что единственного. Говорим много, говорим о пережитой боли и предательствах, о том, как нас бросили, как на нас обрушилась волна их хоолодного циничного равнодушия. Мы пару раз обнялись, поддерживая друг друга, мы скурили каждая почти по полпачки, мы говорили и говорили, а слова так и лились, потому что невысказанного так много. Я неоднократно повторяла, что любила Таню романтически, говорила о ней не как о подруге, говорила о том, как осознала влюбённость, полюбила, любила и даже разлюбила, но всё равно страдала. Она не высказала удивления, нарпотив на каждую реплику подтверждала подлинность моих преживаний, впрочем, каждый раз, когда говорила она, я тоже была согласна с её словами. Запомнились и выделились для меня две вещи: когда я чуть ли не впервые сказала о любви к Тане, она отреагировала, мол, ну да, я подозревала, и добавила: "Мне [наша одноклассница] нравилась". Сказала очень ровно и просто. Второе: говорим и говорим, опять рассказываю про какие-то тягяоты, испытанные мне в период влюблённости, она слушает, кивает, что ей знакома эта боль, но потом добавляет: "Хотя у тебя сложнее", - намекая на ориентацию. Поговорили душевно; предложила ей прочесть этот текст, она вроде как согласилась.

Ночь на том не закончилась, прошло чуть менее часа, Настя Ч. один раз зашла, постояла и удалилась, поскольку мы не прервали разговор. Вернулись, я показала любимый ютуб -канал (Ту Бипс) и стала говорить по-английски. Ещё через час или чуть более мы легли.

Утром я привычно проснулась без головной боли, но с ощущением, что у меня во рту кто-то умер. Было начало девятого. Насте было нужно на работу к девяти, а мне нужно было оказать дома до дести утра. Я разбудила её, привела себя в относительный порядок (выглядела я очень помято, да и кожа как обычно радует). Примерно к половине десятого я добралась до дома. Маме позвонила ещё из дома, проверить встала она или нет, она была уже на ногах.

Придя домой, я перекусила (первома выдался на пасху в этом году), переоделась, зашла в "вк" узнавать новости. Новости были очень противоречивы. Активисты разделились: половина писала о том, что нам отказали даже последние предрпологаемые созники, которые были готовы приянть нас в состав своей колонны, что мы должны проявить гордость и не выходить, должны посвятить этот день себе и близким, не рисковать, оставить всех в покое. Другая половина строчила воодушевляющие тексты со "скрытым" призывом выйти, главный образом придерживаясь тематики "почему я выйду на превомай" или истории социальной активности из личного опыта. Я не собиралась отказываться от первомая невзирая ни на что. После множества разнопланновых полярных постов - пост безопасности. Огромный текст про то, что за любую символику, в том числе и мелкую вроде браслетов и значков будут забирать в полицию, что лучше не брать вещи, которые не хотите потерять, оставив в руках полиции, что участники колонны, к которой собиралась присоединиться большая часть радужных не желает нас там видеть, будут выдворять и сдавать полиции, то что полицейские в принципе не будут защищать, а наши "гееборцы" уже натравили на нас свору народа, и будут спровоцированные драки, а также нападения, что не должно быть, конечно, ни плакатов, ни флагов, даже советовали не демонстрировать знакомство с известными активистами. В конце приписали памятку "Что делать, если вас задержали" - статьи, на которые можно ссылаться, номер юриста, номер группы помощи задержанным, советы по общему поведению с сотрудниками полиции. Вот на этом моменте я и смутилась, а нужно ли мне подставлять маму? Первой мыслью было наплевать на предостережения, идти, не бояться, но сразу за ней, сбивая, разрушая - метнуться в комнату мамы, предложить, как кто-то советовал, остаться дома и просто провести день вместе, третья мысль - идти одной. Через несколько минут расстеряности я поняла, что не смогу. Не смогу просто остаться дома, не смогу уважать себя, смотреть в глаза матери, говоря о борьбе, в которой я не участвую, не смогу смотреть фотоснимки и записи с первомая, потому что мне будет слишком стыдно.