Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Я сказал, что от меня не надо, а от себя — пожалуйста, но потом получится, что ты грел всяких чертей, так как, по моему мнению, приличные не пишут по камерам собрать их в дорогу.

— Не говори так, — сказал мне Влад. — Это серьёзные люди. Вот, читай: «… мы прошли большой треугольник, сейчас идём на Житомир. Пиханите сигарет, чая и, если что братве передать, на крытую, через неделю будем там...»

— А что такое «большой треугольник»? — спросил я.

— Харьков, Днепр, Киев, — ответил Влад. — Самые красные тюрьмы и лагеря.

— Ну, да, конечно, — сказал я. — Мы сейчас в самой красной тюрьме.

— Здесь расслабляют, а там крепят! На хуй оно тебе надо?! Я говорю — это серьёзные люди.

Я подумал, что мне это точно не надо. Дал два блока «Мальборо» и пошёл спать.

Утром у Влада настроение было ещё хуже вчерашнего. Он сказал, что всю ночь не спал, и показал мне маляву, в которой в знак благодарности за два блока «Мальборо» от него по-личному было написано: «Что у тебя может быть личного в тюрьме? Как ты после этого можешь называться бродягой?»

— Ну вот, черти тебя по-чертовски и отблагодарили, — сказал я.

На обед Владик что-либо есть отказался — сказал, что нет аппетита. А после того как перед ужином Махо проснулся, сходил в туалет и в спортивной куртке и трусах сел на нару Тайсона, поставил пятку на край застеленного простынёй матраса и, вычищая грязь между пальцев ног, стал выяснять, что значит «частично».

— Помогать нужно, воровать нельзя, — ответил я.

— Почему нельзя?

— Это может оказаться воровской «общак».

И когда я спросил, кем он хочет стать, он ответил, что вором в законе. И на мой вопрос, почему ему это нужно, продолжая вычищать грязь между пальцами, пояснил: для того, чтобы разрешать спорные вопросы между бизнесменами и получать с этого свой процент. Влад извинился и ушёл в туалет и находился там до тех пор, пока я не ответил на все вопросы Махо и тот не покинул купе. Вернувшись, Влад сказал, что уезжает из камеры и что я и Тайсон можем подумать, что это предательство. Но он не может уже терпеть. Он либо всё время будет сидеть в карцере, либо кого-нибудь убьёт.

Перед проверкой он объявил присутствующим в камере, что уезжает. Что уверен в том, что последний шмон — это провокация против него, и он не хочет, чтобы из-за него страдали люди. И по проверке с вещами вышел из камеры.

В понедельник утром меня заказали на суд.

Но судебное слушание началось не с рассмотрения следующего эпизода — покушения на жизнь Склярова, — а с того, что в клетке начал вешаться Рудько.

Судья спросила, есть ли ходатайства. Рудько достал из кармана капроновый шнур. Надел петлю себе на голову, второй конец перекинул через прут верха клетки и начал тянуть с такой силой, что его лицо покраснело, голова склонилась набок, а шея, казалось, вытянулась.

Всё же было сомнительно, можно было так повеситься или нет. И какое-то время присутствующие в клетке и в зале наблюдали за Рудько.

Тишину прервала Лясковская:

— Смотрите, он сейчас повесится! — сказала она. — Сделайте что-нибудь!

Маркун вскочил со скамейки, отобрал у Рудько свободный конец верёвки, вынул его голову из петли и убрал верёвку к себе в пакет.

— Спасибо, Маркун, — сказала Лясковская. — Что Вы хотели? — спросила она Рудько.

И когда тот начал отвечать, что его не лечат, удалила его из зала до конца судебного процесса.

После этого суд приступил к изучению эпизода Склярова, мотивом на убийство которого, как было указано в обвинительном заключении, для меня послужила возникшая конфликтная ситуация в процессе совместной деятельности между ООО «Топ-Сервис» и Береславской пищевкусовой фабрикой. Как было написано, причиной стали: разногласия во взаиморасчётах; позиция Фиалковского, способствовавшего привлечению к уголовной ответственности и аресту директора Береславской ПВФ Бацанюка и назначению на эту должность Будаша; занижение оценки имущества фабрики, переданного ООО «Топ-Сервис»; активная деятельность Склярова по отстранению Будаша от руководства фабрикой. И с заказом на совершение этого преступления за денежное вознаграждение, по версии обвинения, я обратился к Маркуну.

И, снова минуя мой допрос, судья предложила дать показания Маркуну. Тот вину не признал — сказал, что я к нему не обращался для совершения убийства Склярова. А также — очевидно, упреждая вопросы прокурора об отсутствии его каких-либо показаний в деле по этому эпизоду, как свидетельство его добровольного выбора, какие показания давать, а какие нет, — добавил, что к нему на следствии ни следователи, ни оперативные работники не обращались с требованием писать что-то о Склярове.

— А Вы сами не стали? — спросила судья.

— Чтобы писать, надо знать, что писать, — ответил Маркун.

— Я понимаю, — сказала Лясковская и приступила к допросу Лазаренко, к которому, по версии следствия, после того как получил заказ от меня, Маркун обратился для совершения преступления.

Лазаренко сказал, что он не знает, кто такой Скляров, и не принимал участие в его убийстве.

— Макаров Вам не предлагал это преступление брать на себя? — спросила Лясковская.

— Нет, — ответил Лазаренко. — По этому преступлению я и Ружин сочиняли показания вместе со следователем Кóзелом и Донским в одном кабинете.

— И что Вы там насочиняли? — спросила судья.

— Нужно было сделать так, что мы ездили в Херсон убивать Склярова, а потом передумали из-за того, что у нас из тайника украли пистолет.

— Но в одних показаниях Вы писали: «из-за того, что он хороший человек и у него двое детей». В других, — и Лясковская огласила показания, — из-за того, что Вам нужны были деньги и Вы решили продать пистолет.

— Я ничего не писал, — ответил Лазаренко. — Писали Кóзел и Донской. А я предоставлял версии.

— То есть можно сказать — чтобы записать в протокол, — что Вы вместе со следователями расследовали преступление и предоставляли разные версии?

— Мне и Ружину так генерал Опанасенко предложил съездить отдохнуть в Херсон. И помочь следователям сочинить преступление — покушение на Склярова.

— И вы съездили, отдохнули и помогли?

— Да.

— Чтобы потом сесть в тюрьму?

— Генерал Опанасенко сказал, что мы не сядем в тюрьму, потому что самого преступления не было. Он сказал, что это ему нужно против депутата.

— Он Вам сказал, против какого?

— Меня не посвящали.

— Понятно, — ответила Лясковская.

Следующим был допрошен Ружин, который также дал показания, что со следователем Кóзелом и Донским, с которым вместе учился в музыкальной школе и с этого времени у него с ним сложились дружеские отношения, по предложению Опанасенко согласился помочь «сочинить» эпизод покушения на убийство Склярова. Вопросов к Ружину и Лазаренко со стороны участников процесса больше не было.

Рудько, как обвиняемый в совершении покушения на убийство Склярова, из-за отсутствия его в зале не мог быть допрошен, и его показания на предварительном следствии по причине отсутствия таковых не могли быть оглашены в суде.

Адвокат Ружина попросил Лясковскую обратить внимание на то, что в надзорном делопроизводстве (в количестве одного тома, случайно приобщённого к делу вместе с двадцатью пятью томами заявлений и жалоб) содержится запрос не являющегося участником следственной группы генерала Опанасенко в МВД Херсона о возможных конфликтных ситуациях, связанных с Херсонской ПВФ и обращений по этому поводу в милицию.

А также — что протоколы допросов Лазаренко и Ружина в Херсоне подписаны не следователем Кóзелом и Донским, которые, как говорят подсудимые, проводили «так называемые» — уточнил адвокат, — допросы, а главой следственной группы Штабским, который в этот же день и в это же время, согласно протоколам допросов Моисеенко и Середенко и его подписям на них, проводил следственные действия в Хмельницком, за 700 км от Херсона, и не мог одновременно принимать участие в двух следственных действиях.

— Я вижу, — сказала судья.