Занятная пикировка (СИ)

Annotation

Истина - истиной, но право весомей.

Минаков Виктор Александрович

Минаков Виктор Александрович

Занятная пикировка

Николай Перепелкин, не дождавшись появления в местной газете своего сатирического рассказа, пришел в редакцию за выяснением причины задержки. Здесь он с недоумением услышал, что рассказ вообще опубликован не будет.

- Главный редактор забраковал, - пояснила девушка, принимавшая рукопись полторы недели назад, и, сочувственно улыбнувшись, вернула автору его сочинение.

Перепелкин рассказ считал неплохим, даже лучшим из того, что было им написано ранее, и отказ его озадачил. Он, как любой здравомыслящий автор, был не против критических отзывов. Он видел в критике несомненную пользу, и причины браковки профессионалом его лучшего произведения были тем более интересны. Николай Перепелкин захотел их узнать.

Главный редактор - Поспелов, сутулый седоволосый мужчина в массивных очках, был в кабинете один. Он сидел, откинувшись к спинке глубокого кресла, и думал о подступающем крахе. Спрос на газету упал, более половины ее последнего тиража из киосков возвратилось в редакцию. И так - постоянно. От банкротства спасала только реклама разной спекулятивной продукции.

Стук в дверь прерывает унылые размышления.

- Входите! - разрешает редактор, надеясь увидеть заказчика или рекламы, или платного объявления.

Но входит Николай Перепелкин - надоедливый автор пространных критических измышлений.

Поздоровавшись, Перепелкин начинает с претензий:

- Мне в секретариате сказали, что вы лично запретили публикацию моего рассказа, и я очень хотел бы услышать причину...

- О каком рассказе вы говорите?..

Перепелкин передает редактору рукопись.

- Ах, этот...

Мельком взглянув на заглавие, Поспелов кладет бумаги на стол и говорит, поправляя очки:

- Написано грамотно, образно, хлестко, но не наш, к сожалению, формат...

"Подслащает пилюлю отказа, - думает Перепелкин. - Причем здесь какой-то формат? Материал абсолютно газетный и по объему, и по тематике - поднят злободневный вопрос".

Николай Перепелкин почувствовал плохо прикрытую несправедливость, и вознамерился свое детище решительно защищать. Решительность эта проявилась и на его лице, и в фигуре, и он стал чем-то похож на котенка, прогнувшего спину при встрече с опасностью и сердито фырчащего на нее.

В мире диких животных существует жестокий закон: выживают сильнейшие. Слабых обижают, избивают, пожирают, клюют. Желание доконать слабого - обычное явление в дикой природе. Но оно стало сегодня заметно и в человеческом обществе.

Поспелов сам только что чувствовал свою обреченность, а тут перед ним оказался еще больший страдалец, страдалец уже потому, что - проситель. Проситель - значит слабак, и редактор, сказав о недолжном формате, высокопарно добавил:

- Никак-то вы, господин Перепелкин, не успокоитесь. Во всем-то вы ищите недостатки, недоделки, промашки...

Он осуждающе смотрит в глаза посетителю и продолжает с барственным снисхождением:

- Не любишь ты, Перепелкин, нашу страну, порочишь ее... И народ, и правительство... Выметаешь сор из избы, а у нас такое не принято.

Перепелкин горячо протестует:

- Ни народ, ни страну я никак не порочу!.. Я просто стремлюсь к улучшению жизни!..

Он вдруг подумал, что редактор находит его материал недостаточно убедительным, и стал восполнять убедительность своими эмоциями.

- Разве можно равнодушно смотреть, - говорит он с патетикой, - когда вокруг лицемерие, воровство и обман?!..

В глазах Поспелова при этих словах появился оловянный оттенок, какой случается у людей, опасавшихся быть втянутыми в публичный скандал; лицо его стало совсем отчужденным. Он медленно выдвигает ящик стола, берет из него лоскут замши, снимает с мясистого носа очки и начинает их тщательно протирать.

Перепелкин не мог не заметить перемену в редакторе и с беспокойством подумал: "А не ляпнул ли я сгоряча что-то лишнее?.. С этим господином надо быть осторожнее в выражениях". Но отступать было поздно: слово не воробей, и он стал искать в памяти доказательства для своих обличительных слов на случай, если придется их защищать в других ситуациях.

Доказательств оказалось так много, что тревога пропала. Они нашлись и в его же рассказе: в нем он, ссылаясь на достоверные факты, под орех разделывал местных чиновников за неразумные траты государственных средств и казнокрадство.

- А когда ворует начальство, - делает он логический вывод, - подчиненным, как говорится, туда вся дорога открыта. Одни воруют, потому что видят безнаказный пример. Другие - потому что боятся оказаться белой вороной среди стаи воров... Да и сам принцип рыночной экономики способствует воровству и обману. Он абсолютно чужд бескорыстию! - заключил Перепелкин и тут же продолжил. - Возьмем медицину. Лекарства поднялись до неимоверной цены... Не потому, что их стали делать из золота, а потому, что больные - самый беспомощный контингент!.. Их можно стричь, как овец, ничего не боясь. Врачи больше думают сейчас не о том, как лечить, а о том, как бы выкачать деньги с больного... Я сам был свидетелем одного из хитроумных поборов.

И он рассказал, как в больнице, в которой ему, простудившись, довелось оказаться, заведующая отделением через палатных врачей вынуждала больных покупать биологические добавки, иначе, мол, лечение будет неэффективным. Плакатами о пользе добавок были обвешаны стены больницы. А польза от них была только заведующей: она заключила договор с фармацевтической фирмой, по которому имела хороший процент от реализации ее продукции. И усиленно сбывала ее, используя свое положение.

Перепелкин привел еще ряд примеров приобщения врачей к не врачебному предпринимательству, утверждая, что все эти случаи происходили или с ним лично, или с людьми, которых он знал и которым "доверял как себе".

Поспелов слушает его и, молча, продолжает натирать желтой замшей очки.

Перепелкин, затронув медицинскую тему, разбередил и болезненную рану Поспелова. Супругу редактора, пораженную тяжелой болезнью, практически, "выдавили" из бесплатной медицины. Ему самому часто хотелось разразиться громогласной статьей по этому поводу, но он понимает: нельзя! С одной стороны - в медицине ничего не изменится: на выступления прессы сейчас не принято реагировать. А вот с газетой может измениться все кардинально, и в худшую сторону. Вплоть до закрытия. Покарают, конечно, не прямо за критику, а окольным путем: у тех, кто при власти, есть много возможностей показать свои зубы. Эти мысли занимали Поспелова, продолжавшего заниматься очками.

Перепелкина его поведение сбивает с толку. "Чего он молчит?.. То ли он согласен со мной, то ли готовит какую-то каверзу?.. Может быть, у него в столе работает диктофон?.." Перепелкин вспоминает про закон о клевете, недавно добавленный в уголовный кодекс, и думает, как бы не подпасть под эту статью. Но он настолько был убежден в своей правоте, что решительно отбросил тревогу.

- А что творится в торговле?! - говорит он, покончив с врачами. - Злоупотребляют на каждом шагу: обвесы, обсчеты, обманы по качеству ...

Примеров приводить он не стал, сказав лишь, что плутовство торговых работников известно каждому, даже ребенку.

- Не могу равнодушно и безучастно взирать на коррупцию, взяточничество, на то, как вывозят из страны миллиарды, оставляя стариков и детей в нищете,

- обобщил он свое обвинение.

- Но с этим ведется борьба, - говорит, наконец, редактор, положив очки перед собой. - С той же коррупцией: в тюрьмы сажают даже крупных чиновников - проворовавшихся мэров и губернаторов. Нашего мэра, о котором вы пишете, осудили на длительный срок...