Лиса в курятнике

Зеев с беспокойством глянул на жилы, взбухшие на лбу политика.

— Только дефективные не видят, что здесь происходит! — ревел Дольникер. — Где здание совета, я вас спрашиваю? Где общественный сад? Где синагога? Где промышленная зона, черт побери! Это ненормально, товарищи, что такая большая деревня не имеет как минимум старосты!

— Зачем этим добрым людям староста? В самом деле, Дольникер, я не понимаю, почему вы должны о них заботиться.

— Но есть же совесть у человека! — сказал Дольникер, сбавляя тон. — Меня просто убивает то, что я не знаю, как вывести их из состояния болезненного равнодушия ко всему!

Он вдруг обернулся назад, в сторону сопровождавшей их со скрипом телеги.

— Мне кажется, пришло время избавиться от этого транспорта!

— Возможно, — ответил секретарь, задумавшись, — что именно это и есть решение…

Глава 5

Ободряющие признаки брожения

Дольникер познакомился с Зеевом шесть лет тому назад на собрании небольшого отделения молодежной организации. Политик имел обыкновение выступать и в незначительных отделениях партии, дабы продемонстрировать, что он не обходит их своим вниманием. Зеев, который был тогда координатором отделения, встретил политика следующими словами:

— Я рад приветствовать у нас Амица Дольникера — одного из основоположников нашего государства, создателя его образа, одного из основателей и архитекторов нашего движения, человека дела и в то же время творческого, доброй души товарища, известного своими достижениями борца, прокладывающего путь в будущее, человека, который является примером для всего нашего поколения…

Дольникер приметил молодого человека, усмотрев в нем недюжинные способности. После лекции он уединился с юношей и пробеседовал с ним до утра об организационных вопросах, проблемах дисциплины, планирования, экономики, безопасности. С тех пор Дольникер принял внимательно слушавшего юношу под свое покровительство. По личному указанию Дольникера никому не известного координатора в двадцать четыре часа перевели в центр, а через полгода политик повысил его в ранге до личного секретаря. Надо сказать, что всем известное чутье не подвело Дольникера и на этот раз. Зеев показал себя как способный секретарь, и со временем политик посвятил его во все свои дела и дал ему возможность идейного развития в процессе самостоятельного составления отчетов, речей и статей, на что самому Дольникеру времени не хватало. Молодой человек не раз поражал своего шефа свежими мыслями, и до самого Дольникера порой с опозданием доходила сущность предлагаемых секретарем идей. Вот и сейчас молодой человек с легкостью предложил решение проблемы:

телега!

— Вот теперь я вижу, что ты начинаешь держать руку на пульсе происходящего. — произнес Дольникер с осторожностью, — мне интересно, каким образом ты дошел до этой мысли?

— Очень просто, Дольникер: ведь мы оба заметили, что жители деревни не особо довольны тем, что им приходится идти к своим полям и возвращаться оттуда пешком, вследствие чего они приходят домой достаточно уставшими. Вот я и подумал: если предоставить в распоряжение старосты какой-нибудь транспорт, по образцу высокопоставленных чиновников, может, это станет дополнительным стимулом для кандидата на эту должность.

— Ты выдержал испытание, дружок, как раз об этом я и думал, когда сказал, что, по моему мнению, первым шагом должно стать пробуждение у них стремления к транспорту.

И

Дольникер замедлил ход так, что телега догнала их.

— Товарищ, — обратился он к возчику, — вы не возражаете, если вместо нас вы будете возить кого-нибудь другого?

— Нет, — ответил курильщик трубки, — как раз наоборот.

* * *

В тот вечер Дольникер болтался меж домов, пока последний клиент не покинул парикмахерскую. Залман собирался закрывать ставни, и его коротышка жена выметала с пола остатки волос, когда политик ворвался внутрь и уселся перед мутным зеркалом.

— Каковы виды на урожай, господа? Какова ситуация на полях?

Хасидов намазывал лицо политика мыльной пеной и не отвечал.

— Это непросто, господа, трудиться в сельском хозяйстве, работать в парикмахерской и к тому же еще вести официальные дела деревни, — выразил политик свое мнение, — то есть я хочу сказать, товарищи, что порой человек берет на себя больше, чем он способен вынести.

— Да, — ответил цирюльник осторожно, — только подстричь я и сегодня не успею.

— Если есть кто-то, понимающий настроение рабочего человека, так это я. Чем я мог бы вам помочь, господин Хасидов?

— Не шевелите кожей вокруг рта.

— Охотно, — сказал Дольникер и тут же добавил: — Ваш участок находится довольно далеко от деревни, если я не ошибаюсь…

— Еще как далеко, — вмешалась жена цирюльника, — мало того, что этот несчастный почти на ногах не стоит, когда возвращается домой, так он еще каждый вечер должен обслуживать публику и выслушивать разные глупости.

— Действительно? — Дольникер вовлек женщину в беседу. — Если так, у меня есть возможность вам помочь. Я нанял на две недели повозку для себя и своего секретаря, но она мне больше не нужна. Так я думал передать ее в распоряжение господина Хасидова…

Цирюльник прекратил бритье:

— Как? Что?

— Я хотел помочь, товарищи, в духе вышесказанного.

— Почему именно мне?

— Ибо вы, господин Хасидов, староста.

— Какой староста?

— Староста по факту, ведете дела деревни. Староста де-факто.

— Я не де-факто. Я не веду никаких дел.

— Не возражайте, товарищи. Если я правильно понял, господин Хасидов, вы ведете списки товаров, заказываемых через «Тнуву».

— Правильно. Меня всегда заставляют это делать.

— Именно это и подвигло меня предоставить повозку в ваше распоряжение, товарищи. Она ведь уже нанята, поэтому вам ничего не будет стоить.

— Неужели вы думаете, господин, что я буду ездить на колесах? На телеге возят корм для скотины, а не людей.

Но тут подоспело подкрепление:

— Тебе не помешает, Залман, поездить несколько дней на телеге, если уж господин инженер нанял ее для тебя, — перекрыл женский голос речь мужа, — ты — староста де-факто, или как там господин инженер сказал, или нет?

— Не сходи с ума, пожалуйста! — вскипел цирюльник и начал стрижку. — Что скажут в деревне? Нет, господин, не обращайте внимания на женскую болтовню, это у меня не пройдет.

* * *

Когда цирюльник впервые поехал на свое поле на телеге, жители деревни просто глазам своим не поверили. К тому же и госпожа Хасидов восседала на телеге с сияющим видом за спиной возчика, приветливо помахивая пешеходам. Цирюльник останавливал транспорт каждый раз, когда проходившие люди были в пределах досягаемости его крика, и объяснял извиняющимся тоном, что он не виноват, он получил телегу на несколько дней от господина инженера, потому что тот заявляет, что он, Хасидов, староста де-факто и все такое. Однако страх цирюльника оказался преувеличенным, ибо на деле напряженность с каждым днем спадала, и вскоре цирюльник на телеге стал неотъемлемой частью пейзажа, как и силуэт инженера, гуляющего по улицам и беседующего с очкастым опекуном.

Что же касается самого Дольникера, то он впервые получал удовлетворение от своего пребывания в Эйн Камоним. Далее события развивались без его инициативы.

Это случилось на исходе субботы за «общим столом» в трактире. Событие это прошло почти незамеченным, ибо лишь немногие в зале поняли сущность происходящего. Сапожник Гурвиц, сидящий рядом с Дольникером, обратился посреди трапезы к своему соседу и завязал с ним живую беседу. Надо отметить, что это был первый случай, когда житель деревни (помимо близнецов) захотел поговорить со странным гостем.

— Господин инженер, — сказал сапожник, — моя земля находится очень далеко от деревни.

— Действительно?

— Так дайте мне телегу.