Веселый мудрец. Юмористические повести

Тем временем поле кончилось, и лошаденка, вяло передвигая ногами, втянула возок в прохладную тень леса.

Поп стянул с головы лоскут, отер им пот со лба и рассказал, как во младых летах в таком же дремучем бору он один схватился с десятью разбойниками и всех их одолел с помощью слова божьего.

— А вот с Римшей-то, небось, не справились бы, батюшка, — как бы между прочим заметил Степан. — С тем самым, который пана Кишковского лозой тягал. Про него нам еще пономарь давеча сказывал. Тоже вроде бы Римша этот нехристь с малолетства.

И Степан, пригладив усы, подмигнул Нестерке.

— Мало ли что языками чешут, — полез в загривок поп. — Сказал кум куме, кума свату, а сват брату, да и пошел разговор со двора на двор…

Полверсты ехали молча. Только изредка похрюкивал проснувшийся в торбе ежик.

Поп никак не мог сообразить, кто ж это хрюкает так странно, и недоуменно озирался по сторонам.

Неожиданно лошадь остановилась. Посреди дороги сидел заяц и смотрел на возок.

— Н-но! — дернул вожжи Степан, и заяц стрелой улетел в кусты.

— Я у одного пана видывал зайцев и не таких, — сказал поп внушительно. — Привез тот пан себе зайцев заморских, каждый по два пуда весом. Как бараны, ей-боже! А это разве заяц? Тьфу это, а не заяц. Заячий нехристь.

«Ну погоди ж, — подумал Нестерко, — я тебя отучу хвастать».

— Может, ты, Нестерко, в речениях моих сомневаешься? — возвысил голос поп.

«Тогда слезай с возка!» — мысленно докончил поповские слова Нестерко и молвил почтительно:

— Кто ж не ведает, батюшка, что вы всегда одну святую правду говорите! Это нас, мужиков, нечистый попутает — сбрехнем малость.

Возок пересек ручей, колеса задребезжали, ежик хрюкнул в торбе.

— Вы, батюшка, — спросил Нестерко, — беса никогда не видели? Говорят мужики, что он вроде свиньи, только с рогами.

— Я с бесами и нечистью знакомства не вожу, — сказал поп, — меня, слугу божьего, все сатанинское отродье за тридцать верст объезжает. Но тоже слыхивал, что иногда может дьявол и свиную личину принять. Хитер дьявол! Искушал он меня в младые годы. Тогда я обет дал — год ничего, кроме сухого хлеба и ключевой воды, не вкушать.

— Ох и вкусил бы я сейчас хлеба, даже без воды, — вздохнул Нестерко.

Степан сочувственно взглянул на Нестерка, пощупал торбу. Торба фыркнула. Поп вздрогнул:

— Ничего не слышал, Степан? Вроде не то хрюкнул кто, не то чихнул.

— Почудилось, — отворачиваясь, ответил Степан.

— Соблазны были великие, — продолжал вспоминать поп, — но сколько дьявол ни старался, а обет свой я выполнил.

— Салом с кашей тоже соблазняли? — недоверчиво спросил Нестерко. — Бульбой печеной?

— И налимами жареными, и гусями пареными, и колбасами, и окороками! А я хоть бы что — ключевую водицу пью да пью. Отступился от меня дьявол.

От съедобных разговоров разыгрался у попа аппетит, и он спросил Степана, где бы тут лучше остановиться перекусить. Нестерку так хотелось есть, что кажется, даже двухпудового поповского зайца проглотил бы не разжевывая. Но скорый привал не входил в его расчеты.

— Кто ж среди леса останавливается? — испуганно произнес Нестерко и щелкнул незаметно по торбе. Ежик послушно фыркнул. — Эвон мрак какой среди бела дня. Нужно полянку, лужочек отыскать.

— Истину глаголешь, истину, — поспешил согласиться поп, озираясь, по сторонам и даже заглядывая под телегу. — Степан! Ты ничего не слышал? Вроде опять что-то хрюкнуло. Откуда бы среди бора свинье-то быть?

— Почудилось, — спокойно ответил Степан.

— Вот тут, за Брехунским мостиком, — сказал Нестерко, — будет лужайка. На ней всегда паны останавливаются отдыхать.

Степан подмигнул Нестерку и подтвердил;

— Да и я слыхивал: за Брехунским мостиком такая трава-мурава растет, после которой лошадь целый день можно не кормить.

— Уж больно странно мост зовется, — почесал бороду поп. — С чего бы это?

Нестерко подмигнул ответно Степану и нагнулся к поповскому уху:

— Мостик Брехунский от какого-то святого особую силу имеет. Он, ежели по нему брехуны едут, проваливается.

Поп удивился;

— Ну? Степан, ты про это слышал?

— Да кто ж, батюшка, про такое не слышал, — отозвался Степан. — У кого хотите спросите! Но, заснула!

— Да-а! — Поп почесал под бородой, потом за ухом, затем в затылке поскреб. — Чудны дела твои, господи… Вот когда я с тремя разбойниками в лесу бился…

Вы ж говорили — десять было злыдней? — удивился Нестерко.

В том-то и чудо, — молвил поп: — разбойник был один, но имел три лика, а мне виделось, будто их десять.

— Как вы, батюшка, от разбойника этого вырвались? — сочувственно спросил Нестерко.

— С помощью слова божьего, — наставительно сказал поп. — «Сгинь, сатана!» И лиходей сгинул.

— Сколько до моста? — спросил Нестерко Степана.

— Да скоро будем, — ответил Степан, подозрительно долго кашляя в шапку.

— Надо против разбойников слово знать, — задумался Нестерко. — Как, батюшка, вы крикнули? «Караул! Ратуйте, люди добрые!».

— А потом «сгинь, сатана!» — уточнил поп.

— Вот какие чудеса бывают! — продолжал Нестерко. — Как с зайцем заморским! Издали — два пуда, а изловишь — обыкновенный косой!

— Воистину, — произнес поп. — Неисповедимы пути твои, господи. Ты что, Степка, занедужил, что ль? Ишь, кашель его бьет!

— Расскажите, батюшка, — попросил Нестерко, — про соблазны дьявольские… Целый год ключевой водой кормиться — я б не сдюжил.

— Год? Ослышался ты, Нестерко. — Поп всматривался вперед. (Не видно ли уже моста Брехунского?) — Обет я дал от коляд до пасхи. И только скоромного не вкушать — мясного, то есть.

— И не вкушали?

— Раз либо два, не упомню… Но сии грехи мне по* том отпущены были… Уф, скоро ли мост?

— Тпр-рр! Ан мостик-то вот он! — остановил лошадь Степан.

Нестерко и поп соскочили с возка.

— Не иначе, кто-то из брехунов хотел по нему проехать! — сказал Нестерко. — А нам, батюшка, придется объезда искать. Тут, выше по течению, брод должен быть.

— Ты про мост знал? — тихо спросил Степан Нестерка, пока поп спускался к реке испить водицы. — Что он негож?

— Его пан Кишковский поломал, когда от Римши бежал, — так же тихо ответил Нестерко. — Показалось пану, что за ним Римша гонится, он рванулся, да и застрял на мостке. Пока гайдуки его вытаскивали, от моста щепки остались.

— Есть хочешь?

— Как серый волк зимой! — отозвался Нестерко.

— Батюшка куска не даст. Скуп больно. Но вот ужо привал устроим, я тебя накормлю, а он так посидит, с пустым брюхом. Авось не отощает!

Пока отыскался брод, возок долго ковылял по кочкам, корням и ухабам.

На той стороне речушки раскинулся луг со скирдами сена.

— Отдохнем, — сказал поп и вылез из телеги. — Хватит, потряслись. Степан, неси сюда сало да ковригу, что мы в корчме купили.

— Заночуем здесь, пожалуй, — посмотрел на солнце Степан. — Закат кончается, до дороги еще плутать да плутать, а от нее до ближнего села верст десять.

— Косари шалаш построили, — сообщил Нестерко, который уже успел обойти луг. — Так что вам, батюшка, будет где спать. А мы под скирдой.

— Разумно, разумно, — одобрил поп. — Степан! Где сало и хлеб?

— Беда, хозяин! — с возка ответил работник. — Потеряли мы, видать, припас наш. Эвон, как прыгали по корчам! Как сами-то не выскочили еще!

— Да гляди лучше, дурень! А на сон грядущий все непременно вкусить положено от даров земных!

— Воистину, — поддержал попа Нестерко, — ох и хочется вкусить чего-нибудь!

— Смотрите сами, — слез с возка Степан. — Нет ни сала, ни хлеба.

— Это бесовское наваждение, — огорченно молвил поп. — Всю дорогу я слышал, как нечистый вокруг нас увивался. То хрюкнет, то фыркнет.

— Помолитесь от всего сердца, батюшка, — попросил Нестерко, — господь смилуется и вернет нам сало с хлебом!

— Ох господи, прости нас грешных! — вздохнул поп и направился к шалашу.

— Бог в помощь! — сказал вслед Нестерко.