Том 12. Лорд Дройтвич и другие

— Обед подан, — возвестил Баркер, возникая у дверей и вторгаясь в тишину, зловеще повисшую в комнате.

Глава II ПРЕМЬЕРА В ТЕАТРЕ «ЛЕСТЕР»

Дверь тихонько закрылась. Обед кончился. Баркер только что помог всем одеться. Тонко чувствующий атмосферу, он нашел происшедшее несколько мучительным. Очень уж натянуто проходил обед. Он предпочел бы шумок разговоров и общее довольство.

— Эллен! — кликнул Баркер, шагая по коридору в опустевшую столовую. — Эллен!

Из кухни появилась миссис Баркер, вытирая руки. Работа ее на сегодняшний вечер, как и у мужа, была закончена. Скоро придет девушка-помощница, как ее именуют официально, и перемоет посуду. А они уже свободны, и миссис Баркер хотелось спокойно поболтать за стаканчиком портера, позаимствованного у Фредди.

— Ушли, Хорес? — спросила она, поспевая следом за ним в столовую.

Баркер выбрал сигару из хозяйской коробки, потрещал ею у уха, понюхал, отрезал кончик и закурил. Взяв графинчик, он налил вина жене, а потом смешал для себя виски с содовой.

— Счастливые деньки, — вздохнул Баркер, — миновали…

— А я так и не видала ее милость.

— Немного потеряла! Истинная мегера, вот что я скажу. «Всегда весела и жизнерадостна» — ну уж нет, это не про нее. Лучше бы ты, Эллен, их обслуживала, а я б на кухне оставался. С души воротит. Да, именно. Невелико удовольствие приносить да уносить блюда, когда тут искры скачут. Нет, не завидую я им, хоть они и волованами угощались. Лучше уж траву есть, да с любовью, чем разносолы, да с ненавистью, — подытожил Баркер, забрасывая в рот грецкий орех.

— Что ж они, ссорились?

— Такие, Эллен, — нетерпеливо помотал головой Баркер, — не ссорятся. Сидели, молчали да таращились друг на друга.

— Ну, а как ее милость с мисс Маринер? Поладили?

— Видела когда незнакомых собак? — сухо хохотнул Баркер. — Следят друг за дружкой, вот эдак, исподтишка. В точности они! Нет, мисс Маринер, конечно, очень любезная, всякие слова говорит. Она — девица что надо, наша мисс Маринер. Прям принцесса. Не ее вина, что обед больше смахивал на вечерок в морге. А ты-то старалась! Она тоже старалась, тут, за столом. Но если сэр Дэрек все поджимает губы, а его мамаша сидит — один к одному — эскимо, то, сама подумай, что поделаешь? Ничего! А что до хозяина — скажу одно. Ты бы на него посмотрела. Да, посмотрела бы. Знаешь, Эллен, порой я прям переживаю, как бы он ума не решился. Ничего не скажешь, сигары он умеет выбирать, и портвейн у него, ты говоришь, хорош, сам-то я к нему не притрагиваюсь, но иногда мне так и кажется — съехала черепушка! Весь обед просидел с таким видом, будто боялся — вот-вот какое блюдо подпрыгнет да его и покусает. Еще и подскакивал всякий раз, как я обращусь к нему! Так что ничуть я не виноват, — обиженно заключил Баркер. — Что ж мне — предупреждать, прежде чем спросить, чего им надо — хереса или рейнвейна. В колокольчик звонить или в горн дудеть, а? Мое дело — наклониться и шепотом про это спросить. И нет у них никакого права подскакивать на стуле, толкать меня под локоть, чтоб я хорошее вино расплескивал! (Вон, Эллен, посмотри сама — пятно. Так и наподдал мне под локоть!) Хотелось бы мне знать, и чего это молодые люди не могут вести себя разумно, как мы с тобой? Помнишь, мы еще гуляли, я йодил тебя на чай к своей матушке… Красота, кто понимает! Как говорится, лад и склад. Прям, этот, пир любви.

— Мы с твоей матушкой, Хорес, сразу понравились друг другу. — мягко напомнила миссис Баркер. — А это большая разница.

— Ну, мисс Маринер любой бы женщине с мозгами понравилась. Скажу я тебе, чуть не плеснул соусом в эту крокодилиху. Сидит себе, нахохлилась, точь-в-точь старая орлица. Если хочешь знать мое мнение, мисс Маринер чересчур хороша для ее драгоценного сыночка!

— Но, Хорес! Сэр Дэрек — баронет.

— Ну и что из того? Как говорится, доброе сердце ценнее короны, а вера — надежней, чем знатная кровь. [5]

— Ты, Хорес, прямо социалист!

— Никакой я не социалист. Просто рассуждаю. Не спрашивал, кто у мисс Маринер родители, но любому видно, она — самая-разсамая леди. Ну и что толку? Плохо ей придется, бедняжке!

— Хорес! — Мягкое сердце миссис Баркер надрывалось. Ситуация, на которую намекал ее муж, была ей не в новинку—на ней держалась половина сюжетов из серии «Преданное сердце», а они трогали ее до глубины души. — Ты думаешь, ее милость встанет между ними и погубит их любовь?

— Уж эта постарается. Не забудет.

— Но у сэра Дэрека есть свои деньги, верно? Вот сэр Кортни Трэверс влюбился в молочницу, но зависел во всем от своей матери, графини. А тут — совсем по-другому. Сэр Дэрек может поступать, как ему угодно, а?

Баркер печально покачал головой. Роскошная сигара, размягчающий эффект виски с содовой оказали свое действие — раздражение его чуть поулеглось.

— Тебе такого не понять. Женщины, вроде ее милости, уговорят мужчину на что угодно. И отговорят от чего угодно. Мне оно без разницы, да только ясно, что наша мисс влюблена в этого Дэрека по уши. Что уж такого она в нем находит, не пойму, но это ее личное дело.

— Хорес, он такой красивый! — заспорила миссис Бар-кер. — У него сверкающие глаза и твердый рот!

— Думай, как знаешь, — фыркнул Баркер. — Лично мне эти всякие глаза ни к чему. И если б он чего поумнее выговаривал этим твердым ртом, а то советует хозяину запирать сигары да прятать ключ. Вот уж чего терпеть не могу, когда мне не доверяют! — Подняв сигару, Баркер придирчиво оглядел ее. — Ну вот! Так и знал! Обгорела вся с одного бока. И как они их раскуривают? Просто стыд. Ну да ладно. — Он поднялся и направился к коробке. — Там их еще хватает. Нет худа без добра, — философски заключил Баркер. — Не будь хозяин такой нервозный, так вспомнил бы про ключ в замке. Плесни-ка себе еще винца, мало мы веселимся!

Когда подумаешь, сколько своих проблем и неприятностей у обычного зрителя, приходящего в театр, просто диву даешься, как это драматурги умудряются отвлечь его и позабавить целых два или три часа. Если взять, к примеру, троих зрителей, пришедших на премьеру «Огненного испытания» в театр «Лестер», задача автора, несомненно, была не из легких.

Достаточно только сослаться на замечание Баркера, что обед у Фредди не имел должного успеха. А подыскивая в анналах истории мрачные параллели поездке в такси, выуживаешь лишь одну — отступление Наполеона от Москвы. Да и оно-то, наверное, не происходило в такой мертвящей тишине.

Единственный, кого из компании можно бы назвать, пусть и с натяжкой, счастливым, был Фредди. Сначала он купил три билета на это «Испытание», но из-за неожиданного приезда леди Андерхилл пришлось покупать четвертый, и место оказалось отделено несколькими рядами от первых трех. На него, как Фредди уже сказал Дэреку за завтраком, собирался сесть он сам.

Немалым утешением философу в этом жестоком мире служит соображение, что, хотя человек и рожден для печали (что так же верно, как то, что искры летят вверх), однако выпадают ему кое-какие мелочи, приносящие счастье. Мысль о том, что находиться он будет за несколько рядов от леди Андерхилл, поднимала настроение Фредди не хуже тоника, наполняя его сладким трепетом, будто мелодия проникновенного гимна. Попроси его кто в этот момент коротко определить счастье, он ответил бы: сидеть за несколько рядов от леди Андерхилл.

Театр был уже полон, когда прибыла компания Фредди. На этот сезон «Лестер» был арендован новым рыцарем театра сэром Честером Портвудом, у которого имелось множество приверженцев. Какова бы ни была, в конечном счете, судьба любого спектакля, хоть один вечер он да продержится на сцене. Кресла партера посверкивали драгоценностями и потрескивали манишками; в воздухе витали дорогие духи, ожесточенно сражаясь с плебейским запашком мяты, тянувшимся из задних рядов. Ложи были полны, а наверху, на галерке, мрачные любители драмы, заплатившие свои шиллинги при входе, твердо рассчитывали повеселиться на эту сумму, и сидели, флегматично ожидая, когда поднимется занавес.