Розовый слон

Сунеп снова сел. Разумеется, не будем забывать и непременные бесплатные мероприятия дома культуры. Пусть доктора читают про гипноз и алкоголь в медицине, парикмахерши — про гигиену кожи, под париками. Читать будут, конечно, бесплатно. Проведем фестиваль дружбы народов, благо, что эстонская граница всего в тридцати километрах, съездим за "Вана Таллин". Надо бы курс сексологии провести; такого нет еще ни в одном доме культуры, за это можно бы почетную грамоту заработать, но кто будет читать? Самим врачам в институте не больно об этом читают. Сунеп мог бы, но — не имеет диплома. Создадим новые традиции советского общежития. Может, организуем праздник первой зарплаты? Где бы пили в меру под наблюдением охранников общественного порядка. Основная работа, разумеется, должна быть направлена на создание полноценного культурного отдыха в конце недели за шестьдесят копеек. Журнал свидетельствовал, что зал может вместить до пятисот душ за один вечер. Выручка по меньшей мере двести пятьдесят рублей брутто.

За сегодняшний день для дома культуры выработано достаточно. Засунув в портфель свежие газеты и журнал "Фильмшпигель", Сунеп отправился домой. По дороге зашел к электрику, попросил провод. В комнате актеров он заметил электрическую плитку. На ней можно сварить кофе, но, чтобы потоки электрической энергии не сказались на счетчике, их следует обвести вокруг счетчика. В молодые годы Сунеп в Риге в одном из домоуправлений работал электриком. Была послевоенная пора, когда на каждого в месяц отпускалось только пять киловатт. За пять червонцев Сунеп в то время слегка изменял направление тока. После он хранил при себе газетные вырезки, которые сообщали об амнистии в честь государственных праздников. Предложение "Амнистия относится и к нераскрытым, но упомянутым в этом пункте преступлениям" он подчеркнул и спал как человек, у которого и совесть чиста, и сон крепкий. Под кленом у киоска с мороженым стояли два мальчика дошкольного возраста, у них было одно мороженое на двоих.

— Дай лизнуть, — упрашивал один, — ни разу в жизни я не лизал…

Азанда показала Сунепу ямочки улыбки на щеках и сказала:

— Darling.

Пусть пропадают еще полторы буханочки черного хлеба! Не хлебом единым жив человек. Он купил одно "особенно теплое" мороженое.

— Вы сегодня так же ослепительны, как этот июльский день. Этот июльский день столь же ослепителен, как и вы, — Сунеп проворковал старомодный комплимент.

— Мне нравится такой день, мороженое раскупают быстрее, не надо торчать возле бочек дотемна. Поэтому не люблю дождь. В субботу в пашем сарае танцы будут?

— Если не в эту, то в будущую непременно. Обещаете мне один танец?

— А почему бы нет!

Так отвечают Янису или Петернсу, с грустью подумал Сунеп, подергивая в улыбке усики.

— Не согласились бы вы объявлять программу?

— С микрофоном?

— Можно и с микрофоном.

— Тогда идет! — Азанда откинула волосы и выпрямилась. Халат на груди слегка приоткрылся… — Мне очень нравится с микрофоном, Я видела в кино и по телевизору, как Мирен Матье и другие с микрофоном поют, а те, в зале, с ума сходят. Мы ездили на Манеж, где две француженки пели с микрофоном. У одной даже и не ноги, а так. А зал как бешеный. Идет!

Конферансье теперь вроде бы имеется, нужна только программа.

Спустя три дня, заполнив собою кресло за письменным столом, Сунепа встретил Касперьюст. Лицо его было, как обычно, бледным и округлым, только темные круги под глазами, будто намалеванные сажей, говорили об усталости:

— Был в Ленинграде, смотрел, нет ли там чего-нибудь для дома культуры. Мне сказали, что не хватает одного барабана.

— Правильно сделали, без барабана немыслим современный оркестр.

— Ваше имя Бертул? Я буду звать вас просто Бертулом.

— Конечно, товарищи по работе, это само собой разумеется. Ваше имя, если не ошибаюсь, Лудис?

Касперьюст понял правильно — Сунеп собирался в порядке взаимности звать его запросто Лудисом.

— Лудис-то Лудис, но я директор, — сказал Касперьюст.

Сунеп тоже понял. Как для Азанды хоть раз в жизни поговорить в микрофон было верхом блаженства, так и Касперьюсту слово "директор" доставляло особое удовольствие перед уходом на пенсию.

— Вот план финансовых мероприятий. — Сунеп показывал оперативные наброски. — Тариф для ансамбля "Волынка". Песня три рубля. В рижских ресторанах берут десять. После полуночи и до десяти часов утра — двойная плата. Будем предлагать зал колхозам для юбилеев. В финскую баню целый колхоз не войдет. В будущую субботу вечер отдыха — в обычном порядке, хочу познакомиться с посетителями и местными обычаями, а потом — организую широкий экспериментальный вечер отдыха! — складно рассказывал Сунеп своим мягким баритоном.

— Экспериментальный! — испугался Касперьюст.

— Хочу опробовать некоторые нововведения для вечеров отдыха. Если на первый раз не все сойдет абсолютно гладко, то "экспериментальный" оправдает. Существуют же целые экспериментальные заводы, которые производят порой даже и брак.

— Ну так делайте, чтобы было так… как-то так исключительно! В субботу в десять часов в музее собрание общества друзей, природы и истории. — Касперьюст поглядел в настольный календарь. — Там будут читать маленькие сообщения обо всем, о живописи, об истории, о птицах, древних лекарственных травах. Надо бы и вам прийти. Как говорится, завязать контакт с бирзгальским обществом.

В субботу утром Бертул Сунеп проснулся около шести. До зарплаты еще три дня. В кармане осталось 137 копеек. Их надо разделить на три равные части. Потому-то он и проснулся рано, что вовремя лёг спать. Нужда заставляла вести здоровый образ жизни. Зато апартаменты его стали богаче. Скродерен вместе со своим поэтическим альбомом притащил шезлонг с заплесневелым полотном, тазик для мытья, у которого часть эмали отшелушилась, поэтому он казался застеленным пестрой коровьей шкурой. Козье молоко и два яйца по утрам находились под дверью. Бывшая оркестровая яма дома культуры оказалась настоящим кладезем. Любая вещь создана для того, чтобы ею пользовались, этого требует народное хозяйство. Три фаянсовых чашки, на краях которых были заметны следы крепких, по всей вероятности, неандертальских зубов. Пепельница в форме лошадиной подковы с оригинальными гвоздями. Из окрашенные в желтом растворе фурацилина полотнищ марли получились даже занавески для стеклянной стены бывшего фотоателье. Из обрезка провода, из патрона электрической лампочки и восковой бумаги возникла настенная лампа; и больше не надо было полусонному ходить босиком по полу, чтобы в полночь, после того как проштудированы газеты и журналы, выключать свет. Плитка из комнаты для актеров нагревалась быстро, и яйца, приносимые мамашей Скродерен, сваривались за пять минут.

До начала "маленьких сообщений" Бертул прогулялся по городу. Сразу за Рижской улицей начинались поля. С возвышенности и Бирзгале и река, отороченная ивами по берегам, были вполне обозримы. Воздушные сады телевизионных антенн над крышами характеризовали эпоху, степень культуры и заносчивость жителей — две семьи ни в коем случае не пользовались одной антенной.

В центре от киоска Бертул свернул на улицу, по которой однажды ушел Шепский. Вначале шли старые дома с дворами. В некоторых дворах виднелись еще избушки с маленькими окошками. Во всей своей прежней красе… Владелец магазина "Колониальные товары" в двадцатых годах жил в доме, выходящем на улицу, за белыми тюлевыми занавесками его дочь играла на пианино, а в избушке во дворе грызли брюкву другие дети, отец которых за городом рыл канавы или трепал лен большого хозяина.

Он заметил новое здание с розовой штукатуркой в глубине сада. Фасад напоминал сооружение, сложенное из кубиков, убывающих по величине кверху. В нижнем кубе находилась дверь гаража, в следующем — два окошка, а в верхнем — двухэтажном "полезном объеме", как говорят архитекторы, — красовались один над другим два широких двухстворчатых окна и два круглых, разделенных цветными стеклами на восемь равных частей. Богатство, да и только. Здесь улица кончалась и начиналось клеверное поле с деревянными вешалами: За обширным полем поднимались темные ряды величественных лиственниц, а над ними торчала черная труба, словно целый год не мытый палец. Бертул направился к деревьям.