Маськин зимой

Шушутка одел Маськина в непромокаемый комбинезон и пристроил ему на голову загерметизированную суповую кастрюлю с отверстиями для ушей и глаз. От кастрюли тянулся длинный шланг, через который Шушутка намеревался нагнетать воздух для Маськина. Также Маськину выдали шнурок, ведущий к звоночку, чтобы он мог подать сигнал, когда его надо будет поднимать. Таким образом, все приготовления закончились, и друзья отправились на берег Маськиного озера.

Водная гладь навеяла на Маськина философские мысли о том, как всё-таки много на Земле воды, и зачем это Бог поселил нас на планете-океане. Хотя, возможно, в этом вопросе не больше смысла, чем в вопросе, почему квартирная хозяйка установила в доме батареи. Ну и что, что они огромные и весьма загадочной формы, – они нужны лишь для того, чтобы греть. Возможно, земные океаны нужны лишь для того, чтобы регулировать наш климат, снабжать нас дарами моря и ещё отделять некоторые народы и животных друг от друга, чтобы те друг друга не сразу извели.

Итак, Маськин начал погружение. Сначала он забулькал большими пузырьками, потом маленькими. Тапки, закупорившись в свои полиэтиленовые мешки, сиганули вслед за Маськиным.

Прибыв на дно, Маськин как заправский водолаз стал перестукиваться со своими тапками, ибо именно таким образом общаются между собой заправские водолазы. Маськин, посовещавшись с тапками, немедленно принялся устраивать рыбкам постельки, закутывать в пелёнки рыбкины икринки и вообще действовать довольно решительно.

Рыбки даже оторопели от неожиданности. Многие из них, увидев Маськину заботу, стали подумывать, а не отправиться ли им и правда спать.

Но всё испортил философский пескарь, который стал вещать из своей норки, что нечего, мол, рыбкам навязывать своё мнение, и что давай, мол, Маськин, проваливай из рыбьей среды обитания, ибо ты не водоплавающий, и свои замешоченные тапки с собой прихватывай.

– Ой, и хто енто тут возникает? – с удивлением спросил Маськин.

– Хто, хто… Карась в кимоно… – дерзко ответствовал философский пескарь.

– Знавал я одного карася-идеалиста, – вдруг вмешался Левый тапок, – так он тоже всякое, бывало, проповедовал… Ну, и любите же вы, чешуйчатые, высовываться!

– Вовсе я высовываться и не люблю, – ответствовал философский пескарь, – я только подаю голос из своей норки, а наружу я ни-ни, там меня щука слопает.

– И что же вы, уважаемый пескарь, так всю жизнь и возникаете, не высовываясь? – удивился Маськин.

– А что поделаешь, такая наша пескарёвская судьба! – вздохнул пескарёк и выпустил жалостный пузырёк, который, выйдя из норки, извинился, проталкиваясь меж тапками, и быстро-быстро отправился наверх, как будто ему и впрямь срочно нужно по делу.

– А мне кажется, что это неправильно, – заявил Маськин строго, хотя было видно, что ему жалко философского пескаря. – Нельзя всю жизнь отсиживаться под корягой… Как же можно пропускать свою жизнь, наблюдая, как она проплывает мимо, невозвратимо мимо, и при этом проводить все часы своего существования в норе?

– А щука?.. – заоправдывался снова пескарь, хотя ему было очень грустно, что он пропустил всю жизнь, сидя в норке.

– Прочь страх! – провозгласил Правый Маськин тапок, боковым зрением заметив, что Левый тапок куда-то быстро сплавал и вернулся.

Философский пескарь не выдержал напора страсти и высунулся. Тут все зажмурились, потому что испугались, что сейчас-то щука его и слопает. Так, знаете ли, бывает, что тот, кто чего-то очень боится, передаёт свои страхи окружающим.

И правда, тут же в околонорочных водах появилась щука, но только пескарика она не схватила, потому что Левый Маськин тапок предусмотрительно завязал ей рот ленточкой.

Пескарик возрадовался выше всякой меры и провозгласил:

– Теперь я понял! Высовываться можно, но только предварительно нужно побеспокоиться, чтобы щуке завязали рот ленточкой!

– А высовываться при необезвреженной щуке – себе дороже, – заявил бывалый Правый Маськин тапок, который в своё время неосмотрительно высунулся и оттрубил свой срок по полной.

– А мне кажется, что высовываться лучше всего из соседнего озера. Ну, как бы там сидишь, а тут гадишь – вот это по-нашему, по-революционному… – заявил Левый Маськин тапок, который провёл годы в политической эмиграции и знал о правилах жизни на чужбине не понаслышке.

– Во-первых, высовываться надо в меру, – заявил Маськин, запихивая философского пескаря обратно и укладывая его спать, – а во-вторых, хоть ты высовываешься, хоть не высовываешься – всё равно рано или поздно к каждому придёт своя щука, и нет такого тактического хода, чтобы этого избежать. Однако ж всегда имейте в запасе ленточку, чтобы вовремя послать свой левый тапок и завязать щуке рот.

Все рыбки заслушались Маськиной Подводной проповедью и нарекли его божеством, потому что никто до него не спускался к ним под воду и не утыркивал их спать с такой настойчивостью.

Пескарь в норке стал вести священную запись, которая начиналась словами: «Да не будет вам, рыбам, никакого другого Маськина, кроме Маськина…» Хотя Маськин ничего такого и не говорил.

Поскольку после разъяснения вопроса высовывания рыбки признали Маськина за рыбьего бога, то им пришлось его послушаться и лечь спать. Даже щука, известная своими атеистическими наклонностями, незаметно поклонилась Маськину, когда Правый Маськин тапок снимал с неё ленточку, потому что и щуке пора было чистить зубы и ложиться спать. Щука пользовалась специальной зубной пастой «Псевдодентом», от которой, если верить рекламе, должен был вырасти дополнительный ряд зубов, как у акулы, однако пока практика показывала, что рекламе не всегда можно вполне доверять, хотя нужно отдать должное: пусть новые зубы и не появлялись, но старые тоже не выпадали, что указывало на добросовестность производителей «Псевдодента».

Уже собравшись всплывать, Маськин решил напоследок сказать ещё одну коротенькую проповедь, потому что почувствовал всю тяжесть ответственности за морально-нравственный характер подводного мира.

– Товарищи рыбки, – начал Маськин, откашлявшись парой назойливых водорослей, – высовываться можно, только не делайте высовывание самоцелью!

Правый Маськин тапок растолкал уже почти уснувшего философского пескаря, и тот спросонья записал:

«Маськин сказал: “Высовываться невозможно – только разве что за самкой”». Маськин внимательно прочёл пескарью запись и возмутился:

– Что же это вы всё так переиначиваете? При таком отношении к тексту первоисточника вам лучше уж вовсе быть атеистами!

Пескарь записал:

«Маськин сказал: “Махайте активнее плавниками! При достаточном погружении в воды источника вы найдёте много пищи!”»

– Так, всё! Я отказываюсь быть рыбьим богом, потому что пескарь всё переиначивает! – завозмущался Маськин.

– А ты на них потоп нашли, – посоветовал Левый Маськин тапок, который поддерживал любые радикальные меры.

На том и порешили. Маськин объявил рыбкам, что у них теперь потоп, на чём рыбки сладко и заснули. А Маськин с тапками начали всплытие, глубоко погружённые в мысли о невозможности разумной религии для неразумных тварей.

Во время всплытия Маськин Левый тапок стал страдать кессонной болезнью. Азот, находящийся внутри него, стал закипать и щекотать стельку. Левый Маськин тапок гомерически захохотал и стал рассказывать шутки такого содержания, что даже при отсутствии цензуры не напечатаешь… Единственная приличная из них была:

– Сколько может человек без скафандра находиться в открытом космосе?

– Да практически вечно!

Поскольку сверху шутки доносились к рыбкам, уже вовсе сонный пескарь и эту шутку записал:

«Истину говорю вам, рыбки: не вылезайте в открытый космос, а то простудитесь!»

И это послание рыбам от Левого Маськиного тапка было немедленно канонизировано и принято к сведению. Вы хоть раз слышали что-нибудь о рыбке-космонавте? Нет? Вот видите…