Сто лет и чемодан денег в придачу

— Останься-ка ты дома, Герберт.

Гости уже собрались и ждали хозяина, который, в свою очередь, сидел у себя в кабинете и выжидал — пусть подождут. И собирался выждать еще несколько минут — в надежде немного подпортить настроение этому Джонсону.

Издалека до де Голля доносился шум и гам демонстраций, бушующих в его любимом Париже. Пятая республика зашаталась неожиданно, ни с того ни с сего. Началось с горстки студентов, которые были, конечно же, засвободную любовь и противвойны во Вьетнаме, и в этой связи принялись выражать недовольство всем существующим порядком вещей. И это, с точки зрения президента, было нормально — студенты во все времена найдут к чему придраться.

Но демонстрации случались все чаще, делались все многочисленнее и агрессивнее, а тут и профсоюзы подали голос, пригрозив вывести десять миллионов рабочих на забастовки. Десять миллионов! Вся страна остановится!

Эти рабочие хотят работать меньше за большую зарплату, да еще чтобы сам де Голль ушел в отставку. Три ошибки из трех возможных, с точки зрения президента, который сражался и побеждал в битвах посерьезнее. Центристы-советники из Министерства внутренних дел держали руку на пульсе и советовали президенту быть жестче, ведь за этой ерундой не стоит ничего серьезного — вроде какой-нибудь инспирированной СССР попытки коммунистов захватить страну. Да только этот Джонсонне упустит случая поднять тему за кофе. Американцам ведь коммунисты чудятся за каждым кустом. На всякий случай де Голль прихватил с собой министра внутренних дел Фуше и его особо компетентного сотрудника. Оба они несут ответственность за нынешний хаос в стране, так пусть и отвечают, если этот Джонсонсовсем обнаглеет.

— Нет уж, черта ему лысого, — сказал президент де Голль и поднялся со стула.

Дольше тянуть с обедом было уже нельзя.

Служба безопасности французского президента с особой тщательностью проверяла бородатого и косматого переводчика индонезийского посла. Но документы у него были в порядке и оружия при нем точно не оказалось. К тому же посол — кстати, дама! — за него поручилась.

Поэтому бородатого тоже посадили за стол, между значительно более молодым и щеголеватым американским переводчиком с одной стороны и его французским аналогом — с другой.

Из всех переводчиков больше всего работы выпало бородатому индонезийцу. Президенты Джонсон и де Голль все свои вопросы адресовали госпоже послу, вместо того чтобы обращаться друг к другу. Аманда Эйнштейн отвечала, что у нее с головой вообще-то неважно, что губернаторский пост она получила за взятки, а потом за взятки сохранила его на двух следующих выборах, что и сама хорошо на этом деле подзаработала, и семье дала подкормиться, пока однажды новый президент, Сухарто, не позвонил, совершенно неожиданно, и не предложил ей должность посла в Париже.

— Я даже не знала, где это — Париж, думала, это страна, а не город. Представляете, какая глупость, — сказала Аманда Эйнштейн и рассмеялась.

Все это она сказала на своем родном языке, а косматый и бородатый переводчик перевел на английский. В процессе перевода Аллан не упустил возможности заменить почти все, сообщенное Амандой Эйнштейн, более, с его точки зрения, уместным эквивалентом.

Когда обед подошел к концу, оба президента, не подозревая об этом, в одном все-таки согласились. А именно — оба нашли, что госпожа посол Эйнштейн — занимательный, просвещенный, интересный и умный собеседник. Правда, переводчика она могла бы выбрать себе и поприличнее, чем этот косматый туземец.

Особо компетентный сотрудник министра внутренних дел Фуше Клод Пеннан родился в 1928 году в Страсбурге. Его родители, убежденные и пламенные коммунисты, отправились в 1936 году в Испанию бороться против фашистов, когда там вспыхнула гражданская война. И взяли с собой восьмилетнего Клода.

Вся семья осталась в живых и потом сложными путями перебралась в Советский Союз. В Москве они заявили, что хотят служить делу мирового коммунизма. И порекомендовали своего сына, уже одиннадцатилетнего, Клода, сообщив, что он владеет тремя языками: немецким и французским еще со времен Страсбурга, а теперь еще и испанским. Не может и он каким-нибудь образом послужить делу революции?

Почему бы и нет? Языковые способности юного Клода подверглись тщательной проверке, а затем с помощью целого ряда тестов специалисты оценили и его общий интеллектуальный уровень. И поместили мальчика в специальную школу с языково-идеологическим уклоном, так что к пятнадцатилетнему возрасту он свободно владел французским, немецким, русским, испанским, английским и китайским.

В восемнадцать лет, перед самым окончанием Второй мировой, Клод услышал, как отец с матерью с сомнением высказались насчет того, куда может привести мировая революция со Сталиным во главе. И доложил об этом по инстанции. Вскоре Мишель и Моник Пеннан были приговорены к высшей мере наказания за контрреволюционную подрывную деятельность. В этой связи юный Клод получил свою первую награду — золотую медаль первого ученика за 1945/1946 учебный год.

После 1946 года началась подготовка Клода к службе за рубежом. Предполагалось внедрить его в западные коридоры власти в качестве «спящего агента» на несколько десятилетий — на всякий случай. Клод оказался теперь под ястребиным крылышком маршала Берии, строго следившего, чтобы молодого человека не пускали ни на какие официальные мероприятия, где тот мог ненароком угодить в кадр. Единственной профессиональной практикой, изредка позволявшейся Клоду, был устный перевод на закрытых встречах, и то исключительно в присутствии маршала.

В 1949 году двадцатиоднолетний Клод Пеннан возвращается во Францию, на сей раз в Париж. Причем даже под своим собственным именем, хотя и с переписанной заново биографией. Поступает в Сорбонну, откуда и начинает свою карьеру на Западе.

Через девятнадцать лет, в мае 1968 года, он попадает в ближайшее окружение французского президента. Он уже пару лет как был правой рукой министра внутренних дел Фуше и в этом качестве служил делу мировой революции лучше, чем когда-либо. Он советовал министру — а через него и президенту — реагировать на происходящие студенческие и рабочие волнения как можно жестче. Для подстраховки французским коммунистам дали указания заявить, будто они не имеют отношения к требованиям студентов и рабочих. Коммунистическая революция во Франции — дело каких-то месяцев, а де Голль и Фуше ни о чем не догадываются!

После обеда все встали поразмяться перед тем, как подадут кофе в гостиной. Теперь обоим президентам, Джонсону и де Голлю, поневоле пришлось обменяться несколькими любезными фразами. Именно этим они и занимались, когда к ним неожиданно приблизился косматый и бородатый переводчик:

— Простите, что помешал господам президентам, но у меня есть к президенту де Голлю одно дело, с которым, сдается мне, особо тянуть не стоит.

Сперва президент де Голль чуть не вызвал охрану, поскольку к президенту Франции, как известно, никак нельзя обращаться таким вот амикошонским манером. Но этот косматый и бородатый все-таки был вежлив, так что уж ладно, пусть говорит.

— Что ж, излагайте ваше дело, если это так необходимо, только быстро, прямо тут и теперь, и вы свободны. Как видите, мне есть с кем поговорить, кроме переводчика.

Да понятно, Аллан обещал обойтись без долгих слов. Просто-напросто Аллан считает, что президенту следует знать: особо компетентный сотрудник министра внутренних дел Фуше — шпион.

— Прости, но что за ерунду ты несешь! — воскликнул президент де Голль, впрочем, не настолько громко, чтобы куривший Фуше и курившая с ним его правая рука могли услышать.

Тут Аллан рассказал, как почти двадцать лет назад имел сомнительное счастье ужинать с господами Сталиным и Берией и что правая рука министра внутренних дел тогда совершенно точно там присутствовала в качестве переводчика Сталина.