Розовый слон

— Мне неудобно… что и еще не успел купить мотоцикл. Каска у меня уже есть…

Инта вырвала руку и отступила на шаг:

— Ты… Вы думаете, что я не понимаю, что вы намекаете… что Мунтис возил меня на мотоцикле домой! Издеваетесь? Нет, вы завидуете! Вы… вы крысолов! И больше никто! — От резкого поворота мини-платье поднялось, как балетная юбочка, и Инта исчезла во дворе.

Когда в шесть утра Инта явилась на автостанцию, какой-то тип уже сидел под навесом, опустив афро-папуасскую голову, далеко вытянув ноги, обутые в высокие ботинки на шнурках, выгребал из карманов хлебные крохи и кидал их воробьям.

— Желаю успеха! — сказала она, узнав Алниса.

Тот вскочил на ноги:

— Я… хотел извиниться…

Хотя ни один из них не знал, за что надо извиняться, эта формула изъяснения весьма годилась для починки испорченных отношений. К тому же Алнис ждал ее четыре часа в ночной темени, в промозглом тумане, боролся со сном и прятался в акациях от подозревающих всех ночных сторожей… Это льстило Инте.

— Ну ладно. Если вас интересует это колесо прялки…

— Инта! Меня очень интересует… во вторник, вечером, у часовенки…

…А между тем в бухгалтерии, как картежники над ломберным столиком, возбужденно нагибались и откидывались Касперьюст, Бертул и Бока. Перед ними ящик с деньгами, собранными Бокой. Люди, прикасаясь к деньгам, всегда забывают, что, в общем-то, на них целые скопища микробов и бацилл, жаждущих проникнуть в плоть и душу человека. Пятьсот рублей! Бертул гордо засунул руки в карманы голубых штанов и стал прохаживаться от телевизора до пальмы и обратно.

— Допустим, товарищи, что фонд заработной платы создан. Значит, осенью организуем театральную студию. Поначалу могу взять ее на себя. Детский драматический кружок… Пусть на нем подзаработает кто-нибудь из учительниц. Для среднего поколения и ветеранов труда будет оплаченный учитель танцев. Пусть танцуют, в тяжелой юности некогда было…

Они расстались в радушно приподнятом настроении. Не следует ли обмыть выгодное начинание? Конечно же следует. Бертул вышел в парк. Прожекторы погасли. На земле валялись бумажки, в которых недавно еще хранились холодное мороженое, горький шоколад и соленые куски колбасы. Увядшие цветы радости, сказал бы поэт Скродерен. На берегу реки еще горела одинокая лампочка. На самом жизненно необходимом месте — там находился буфет. Но увы, слишком поздно, Бертул вздохнул: Анни не было, а вместе с ней улетучилась и надежда на выпивку. Полки пустые, стойка голая. Ничтожные остатки упакованы, и Андрис Скродерен в это время поднимал на грузовик уже ненужные весы.

— Где Анни?

— Ушла. Она просила, чтобы я вам конфиденциально передал вот что: "Я знаю, говорит, что Бертул захочет еще выпить. Тогда скажите ему с глазу на глаз, что срок истекает".

Значит, ждала провожатого. Не дождавшись, обиделась и высказала угрозу. Идти сразу к ее домику в саду и постучать в окошко? Пожалуй, это было бы полной капитуляцией. Через неделю аукцион художественного салона. В обмен на долговую расписку будут возвращены две сотни, и тогда Анни не посмеет говорить с ним с позиций силы. В более романтических местах — в паркс, у развалин церкви, под ветлами у берега реки — еще угадывались светлые пятна одежды. Из открытого окна вырывалось: "Синий лен, ай, ай, ай…" Субботняя ночь в Бирзгале протекала, в общем, в пределах нормы. Нога в ногу промаршировали двое дружинников. Кергалвис был, конечно, забавный малый, но надо признать, что охрана порядка не худшее хобби.

Бертул написал письмо в отдел культуры, в котором упомянул и об экспериментальном вечере.

Подготовка к открытию художественного салона началась с перевозки из Пентес заброшенной в крапиве рессорной коляски. Грузовик раздобыл Андрис. Хотя он больше и не чувствовал себя мастером слова, но культурная жизнь все равно все еще привлекала его. Вытащить развалюху из крапивы, почистить колеса, разогнать пауков и сороконожек было пустяковым делом; по наклонным доскам закатить ее в кузов тоже чепуха, но вот поднять в стеклянный зал на второй этаж — тяжелая строительная проблема. К счастью, стеклянные стены оказались разборными. Достали канаты, которыми можно было и корабль, удержать. С тендикской новостройки привезли мощные брусья, оперли их на подоконник, и подъем начался. После работы вместе с Андрисом пришли его товарищи по работе, любители потехи. Одни наверху, как волжские бурлаки, тянули веревки, другие снизу подталкивали тарантас и поддерживали его жердями. По всему Бирзгале раздавалась зычная команда:

— Раз-два — взяли! Еще — взяли!

Потом Бертул, согласно местным, заслуживающим порицания традициям, вынес водицу по четыре рубля за бутылку, потому как заработали: карета находилась на веранде. В городе распространился слух о салоне художественных старинных вещей под названием "Старый тарантас".

Алнис обзавелся цветным картоном и, демонстрируя приобретенные в художественной средней школе навыки, устраивал экспозицию. В рубашке со шнуровкой, в плавках, костлявый, как сингапурский кули, расхаживал Бертул, заложив по-наполеоновски руки за спину.

— Правильно сказал товарищ из Ленинграда: экспонат без паспорта вообще не экспонат, так же как и человек еще не человек без свидетельства о рождении, — говорил Бертул, шагая между рядами круглых чурбаков, накрытых зеленой бумагой, на которой лежали экспонаты. — А теперь вооружись бумагой и записывай.

Алнис стал записывать каллиграфическим почерком на полосках чертежной бумаги.

— Итак — ключ железный, — диктовал Бертул. — Высота 18,5 см. Покрылся естественной ржавчиной. Бородка двусторонняя с зарубками разной глубины. В верхнем кольце рукоятки сделаны изгибы, отвечающие профилю трех пальцев. Работа кузнеца — крепостного пентесского барона, вторая половина XVII века. Ключ от потайной двери Пентесского замка. До июля 1973 года хранился у правнука кузнеца — колхозника-пенсионера Дависа Зилите".

Алнис написал, и тут от удивления в бороде его раскрылся влажно-алый рот:

— Когда я сграбастал этот ключ на чердаке, мне и в голову не приходило… От такой лжи рука немеет.

Бертул продолжал расхаживать:

— Пиши! Марокканский король, играя в карты, сказал своему первому министру: "Ходи с червей или я сверну тебе шею!" Следующий. "Звонок. Потускневшая медь. Высота…"

Так они напряженно трудились до самого вечера. Под конец эта игра понравилась и Алнису. Когда Бертул начал: "Календарь, издание 1923 года…" — Алнис живо подхватил:

— На внешней обложке красная танцующая фигура Уленшпигеля… Левая нога поднята вопреки законам анатомии…

Членам общества друзей природы и истории было сообщено об открытии салона. Наиболее важного потенциального покупателя Бертул посетил лично. На улице Апшу по обсаженной далиями асфальтированной дорожке он подошел к недавно отстроенному архитектурному гибриду Зислаков, покрашенному в розовый цвет. Фасад его в общих чертах напоминал трехступенчатую ракету; эти ступени шли от одноэтажного гаража через полутораэтажный средний корпус до спален на верхнем этаже, с круглыми из цветного стекла окнами на лестнице. Асфальт во дворе чистый, будто, по нему прошлись пылесосом. Позвонил. Сначала отодвинулась занавеска со смотрового окошечка в дверях, затем Бертулу открыла жена Зислака. Вокруг ее щечек вились кудряшки. Бертулу она напоминала молодую овечку, без тени зла в светлых глазах. Появился и сам Зислак, в тренировочных штанах, широко распространенных в нашей стране, пригодных почти всюду: в поезде, на пляже, при пробежках в лесу и на променаде по улицам курортного города. Описаны случаи, когда некоторые были даже похоронены в тренировочных штанах.

— Вы впервые у нас. Если вас интересует… — сказал хозяин дома.

— Весьма интересует! — заверил Бертул и отправился в экскурсию по новому дому Зислаков. Еще немножко пахло олифой и едкой ацетоновой краской. В прихожей к стене прикреплен рог косули, на нем висела женская шляпка. Здоровое стремление к старине, значит, поселилось в этом доме. В самой парадной комнате большой стол, секционные витрины с хрустальными рюмочками, которым, наверное, суждено было всю жизнь прожить невинными, так сказать, не целованными губами хмельного мужчины. И святая троица наших дней: в углу телевизор на тонких ногах косули, а напротив него два удобных кресла.