Плавучая опера

Несколько запоздавших пенни понеслись ему вслед, ударились в малиновый бархат и покатились вдоль софитов. Все содрогались от приступов смеха, обмениваясь впечатлениями, в которых был и оттенок стыда за случившееся, впрочем быстро забиваемый весельем, - у меня так даже быстрее, чем у прочих, потому как приятно иной раз бросить камнем в мученика, сколь бы им ни восторгался. Я, кажется, где-то уже упоминал, что обычно совсем не против добавить свою маленькую лепту к гонениям на тех, кто ополчается против толпы, противостоя ей собственными принципами, - и особенно не против в тех случаях, когда принципы эти мне вполне симпатичны. Ведь, если рассудить, любой принцип испытывается готовностью пострадать за него, а эту готовность только и можно проверить непосредственно страданием, ничем иным. Стало быть, что я такого сделал? - просто помог Т.Уоллесу Уитейкеру испытать его принципы. Ибо теперь, когда его освистали на сцене и выгнали из труппы за приверженность Шекспиру, он либо от этой приверженности отречется, а это означает, что не так уж она много для него значит, либо укрепится в ней как никогда прочно, а тогда должен ощущать благодарность за то, что мы помогли ему обрести такую силу веры.

Опять вышел из-за кулис капитан Адам, криво улыбаясь и успокаивая. Мы, впрочем, и сами готовы были угомониться, ведь поставили на своем.

- Ну и ладненько, больно он кому нужен, Шекспир этот! - Всплеснул руками, пододвинул ногой поближе к себе медяки, валявшиеся у софитов. - А денежки назад не отдадим, дудки, поищите дураков!

Взрыв хохота - словно нашалившие дети, которым сказали, что на этот раз обошлось, не накажут.

- А теперь поглядим, может, к другим нашим артистам вы поласковей будете, - улыбался капитан Адам. - Если деньгами швыряться опять начнете, готовьте четвертаки, договорились? Леди и джентльмены, представляю вам лучших в Штатах комиков из черных наших сограждан, виртуозов и первых мастеров, неподражаемых мыслями и чистых телом - на кожу, на кожу их посмотрите! - "Эфиопов с Чесапика"!

Мы дружно захлопали - за этим-то мы ведь сюда и шли. Профессор Эйзен запустил "Еду в Алабаму" - темп курьерского поезда, набравшего ход, - и занавес взвился. Декорации "Парашютистки" заменили ровным голубым задником, на фоне которого особенно рельефно выделялись яркие костюмы расположившихся кружком "Эфиопов". Их было шестеро, по трое справа и слева от капитана Адама, взявшего на себя конферанс. На всех них были пышные черные парики, оранжевого цвета расклешенные пиджаки, жилеты и штаны в яркую клетку, высоченные бумажные воротнички и гигантских размеров башмаки, - хриплыми голосами они тут же загорланили "Еду в Алабаму", помогая оркестру. У двух из них были банджо, еще у двух гитары, а оставшиеся - Тамбурист и Цимбалист - наяривали на инструментах, которым были обязаны своими кличками. Под немыслимый грохот и стук песню, спотыкаясь, исполнили до последнего куплета.

- Джентльмены, прошу внимания! - Капитан Адам размахивал руками высоко над головой. - Прошу вас, займите свои места!

Тамбурист и Цимбалист, само собой, промахнулись, брякнувшись на пол под бешеную дробь барабана. Хлопают себя по ляжкам, подначивают, тыча пальцами в ребра. Рядом со мной капитан Осборн так и захрипел от восторга. Полковник Мор-тон одобрительно заколотил тростью. Представ перед публикой в роли мистера Конферансье, капитан Адам являл собой теперь совершенно новую персону: говорил он подчеркнуто правильно, цветисто, с некоторой вычурностью, - похоже, притворялся-то он как раз прежде. Когда оба простака, бешено вращая глазами, забрались на стулья, началась классическая клоунада: конферансье со своей помпезностью раз за разом попадал впросак, а мы этим восхищались, поскольку симпатии наши были целиком отданы лукавому Тамбуристу и остроумцу Цимбалисту.

- Добрый вечер, мистер Тамбурист, что-то у вас сегодня выражение на лице кислое.

- Ах, мистер Конферансье, на лице-то ничего, а в кармане совсем прокисло, во как. Жена новую панаму покупает - раз, мальчишка новые башмаки покупает - два. Да еще мальчишка этот говорит, ты, говорит, циклопедию купи непременно, не напутай, - пристал, не отвяжешься. Для школы, говорит, нужно.

- Энциклопедию? Ну, какой он у вас толковый, мистер Тамбурист. Хорошую энциклопедию каждому школьнику нужно. Очень разумная просьба; надеюсь, вы уж постарались, выполнили?

- Не-а, сэр.

- Нет?

- Не-а. Говорю мальчишке-то этому, вот еще, говорю, циклопедии какие-то, проходишь, в чем все ходят!

И, чувствуя, что нам морочат голову, мы таки хохотали над такими вот заезженными шуточками, над наперед ожидаемыми каламбурами, а нервы щекотала вовремя ввернутая двусмысленность - осторожная, без нажима, но все равно двусмысленность, хоть было сказано, что "Эфиопы" чисты мыслями и телом. Подумать только, какие откровения: негры, оказывается, туго соображают и представления не имеют о самых элементарных вещах, а рузвельтовские тресты ну просто рай для лежебок, тещи-то, вот неожиданность, народец сварливый, а посади тетку за руль - хлопот не оберешься, выпивоха кого хочешь распотешит, только лучше бы без выпивох, на обедне вечно в сон клонит, но посещать церковь надо обязательно. Тамбурист с Цимбалистом звезд с неба не хватали, а вот покорили же нас злым своим лукавством, и мы лишь одобрительно перемигивались, когда с примитивной своей изобретательностью эта пара устраивала ловушку за ловушкой для мистера Конферансье: подумаешь, тоже умник нашелся. Они, Тамбурист с Цимбалистом, мстили Конферансье за собственную нашу серость, и уже не страшно нам было книжное любомудрие, а каждая их победа воспринималась так, словно кто-то ободряюще похлопал нас по плечу. Да что там похлопал по плечу, просто развеял всякие наши сомнения в самих себе, ведь Тамбурист с Цимбалистом всего-то негры недалекие, а и то смогли.

Появилась Сладкая Салли Старбек с блестящими влажными глазами, копной кукурузного цвета волос, нарумяненными щеками и проняла нас своими песенками про милый старый дом да про сердце разбитое. Что это были за песенки! "Любимый, мне приснилось наше счастье". И "Кончились танцы, погашены свечи". И "Помолюсь за тебя, сыночек". И "Луна над нивами".

- Мистер Конферансье, вы же все на свете знаете, cap, отгадайте-ка, что это за штука такая: двадцать девять ног у ней, да шесть рук, да дюжина ушей, да три хвоста, а пяток ровно двадцать, - струйкой течет да горло дерет?

- О Господи, мистер Тамбурист! Где это вы диво этакое раскопали - как там, двадцать девять ног, да шесть рук, да дюжина ушей, да три хвоста, и еще двадцать пяток, и струя течет, и горло дерет - ума не приложу.

- Очень просто, cap, три фермера на три стула сели трех коров подоить, а над ними петух разорался - ха, вот и считайте!

А потом вышел Дж. Страдж, ведавший корабельной сиреной, и показывал исключительное свое умение играть на банджо, прежде чем приняться за свой номер: ему в программе "Эфиопов" положено проповедников изображать, у него ведь прозвище Черный Демосфен.

- Леди и джентльмены, а также коты одичавшие, псы на псарне и лягушки на болоте, текст нынче из главы сорок с половиной, стих шестнадцатый с полтиной или, наоборот, глава одиннадцать с накидкой, а стих семнадцать с четвертинкой - в общем, пять страниц вперед отслюните, три назад перелистните, себе по вкусу подберите, где про судей, вот это и найдите - ну, Книга Софонии, в общем; были, значит, два Самуила, один Самуил да другой Самуил, один у римлян саблю одолжил, другой апостолам головы срубил, а и по делу, ибо сказано: "Блажен, кто ничего не ждет, ибо ни шиша и не получит".

И банджо сладко звучит, и скрипка пиликает, а за ней тамбурин вступает, а там и цимбалы слышны.

- Мистер Цимбалист, нынче жену вашу я встретил, так она говорит, мамаша ваша с вами уж три года живет, никак съехать не хочет.

- Какая такая моя мамаша, мистер Тамбурист? Я-то думал, ейная это мамаша жить три года нам не дает.