Маськин

Так они и беседовали, потихонечку друг другу вежливо возражая и подливая чаёк. Ах, как же не побеседовать с умным человеком…

Как– то приходил к Маськину в беседку Гегель [44] и как на плюшки наляжет, все даже переглянулись – неужто изголодался? Ему Маськин варенья подкладывает, а сам вежливо приговаривает:

– Да вы, Георг Вильгельмович, не торопитесь, у нас плюшек много.

А Гегель ему с набитым ртом отвечает:

– Зовите меня просто Жора, чего уж там, – и жуёт, жуёт, жуёт, и глотает, смешно выпячивая глаза.

– А скажите, Жора, – строго его спрашивает Маськин Левый тапок, – вот вы утверждаете, что процесс диалектического развития абсолюта от его бессознательных идеальных форм (Бытия) через Природу к самопознающему себя в развитии человечества абсолюту (Духу) проходит повсеместно. А почему вы не учли в своей теории роль левой обуви, ну вот тапков, например? Мне кажется, что вам следовало бы добавить обувной абсолют (Дух Тапков), – и для убедительности Левый тапок отодвинул от Гегеля тарелку с плюшками. Гегель поддался грубому давлению со стороны Левого тапка и ответил, придвигая блюдо обратно:

– Хорошо, хорошо – я посоветуюсь с Шеллингом и Фихте, и мы доработаем теорию диалектики природы как живого организма, бессознательно-духовного творческого начала, восходящей системы ступеней потенций, характеризующейся полярностью, динамическим единством противоположностей. Единство противоположностей мы запечатлеем в виде правого и левого тапка.

– Тапка с Духом? – уточнил Маськин Левый тапок.

– Нет, вы уж простите, но когда обувь с душком, это непорядок, – немецкий философ вежливо отстранил от себя Маськин Левый тапок.

– Ну, ты, Жорик, того, не заумничай, – сказал Маськин Левый тапок и легонько шлёпнул Гегеля по голове томиком Карлушки Марлушки, который всегда был припрятан у него в носке…

А вот ещё приходил Гераклит из Эфеса [45], пришёл, сел на стул и говорит:

– Фух, я искал самого себя. Насилу нашёл. Сначала ощупал зад – вроде не мой. Потом думаю – да и руки-то тоже вроде не мои. А потом думаю – ё-моё, всё у меня не моё…

– Попейте чайку, – предложил ему Плюшевый Медведь, – авось полегчает. У меня вот тоже такое бывает, сам себя не могу найти. Загляну под кровать – нету, на кухне на лавке – вроде тоже нету. Прихожу к пруду – смотрю: ба, да вот и я, плещусь в пруду…

Гераклита из Эфеса аж потянуло к Плюшевому Медведю от единодушия. Он его обнял и говорит:

– А вот входя в пруд, ты не замечал, что входящих в те же самые реки омывают в один раз одни, в другой раз другие воды?

– Не могу сказать, – уклонился от прямого ответа Плюшевый Медведь, – пруд-то у нас не проточный… Вот и болотится потихоньку…

– Да, природа любит прятаться, – вздохнул Гераклит из Эфеса и надкусил пряник. – Этот космос – один и тот же для всех. Его не создал никто из богов, никто из людей. Он всегда был, есть и будет вечно…

– Да, вот и у нас на зоне Вовка-Отмычка то же самое говорил, – подтвердил Правый Маськин тапок, вспомнив свои репрессированные годы. – Да, Вовка-Отмычка – был личность…

– Личность (ηθος) – это божество человека! – поддакнул Гераклит из Эфеса и затянул с Правым Маськиным тапком античную лагерную песню:

И уже все вместе в Маськиной беседке подхватили припев:

И кто только к Маськину в гости не приезжал! И Данте, ну тот, что Алигьери, всё своего другана Вергилия расхваливал; Демокрит приносил конструктор, чтобы собирать молекулы из атомов, и они с Шушуткой два часа собирали несуществующие молекулы и пугали ими госдепартамент Соединённых Штанов, особенно его отдел по борьбе с ненайденным химическим оружием. Бывал у Маськина в беседке и Жак Деррида, говорил, что язык, мол, ерунда… они с Плюшевым Медведем по рюмочке настоечки приняли, и Деррида мнение поменял и стал ценить язык как таковой, особенно ему понравились слоёные язычки, которые виртуозно готовил Маськин к чаю.

Приезжал Диоген и забыл у Маськина свою бочку. Маськин в ней потом огурцы солил.

Приезжал Зенон и пускал с Шушуткой игрушечные стрелы, доказывая, что стрела никогда не может попасть в бегуна, но стрела всё-таки попала в бегуна и тот навалял Зенону по шее. Пришлось прикладывать компресс.

Пил чай у Маськина и Кант Иммануил, очень высоко Маськина оладьи оценил. Но потом взял и написал труд «Критика Маськиных оладьев»… Этим мыслителям нет никакого доверия…

Бенедикта Спинозу Маськин лечил от занозы, а Пифагора Левый тапок назвал обжорой. Паскаль, который Блез, на крышу беседки влез и пытался отправить оттуда письмо провинциалу… Маськин ему показался недостаточно провинциальным, поскольку у него был радиоприёмник и электрическая самоварка.

Вот кто писал Маськину письма, так это Сенека [46]… Как они с Маськиным дружили! Каждую неделю Маськин получал от Сенеки по письму. Потом Сенека их даже издал отдельным томом и так и назвал: «Письма к Маськину».

Пишет как-то Сенека Маськину: «Дорогой Маськин, не ищи счастья в богатстве…», а другой раз: «Не ходи в толпе – запачкаешься…», или: «non qui parum habet, sed qui plus cupit, pauper est» – «Беден не тот, у кого мало что есть, а тот, кто хочет иметь больше», а вот ещё: «Hoc primum philosophia promittit, sensum communem, humanitatem et congregationem; a qua professione dissimilitudo nos separabit» – «Первое, что обещает дать философия, – это умение жить среди людей, благожелательность и общительность; но несходство с людьми не позволит нам сдержать это обещание» (простите меня за вольный перевод, на латыни, к сожалению, теперь говорят и пишут всё меньше и меньше…)

Маськин ему всегда отвечал и потом подумывал издать свои письма отдельным томиком: «Письма Маськина к Сенеке», но пока не нашёл подходящего издательства. Так что если эти строки читает какой-нибудь издатель, можете послать мне письмо по электронной почте на mailto:[email protected], и мы всё с вами обсудим. Я думаю, Маськин будет сговорчив.

А Ницше к Маськину в беседку не пришёл, потому что обиделся, что Плюшевый Медведь его обозвал придурком в самом начале книги. Плюшевый Медведь застыдился и опять перечитал Ницше, но не дочитал и до семнадцатой страницы, на которой стоял библиотечный штамп:

Библиотека психиатрической больницы № 1

Просим пациентов в страницы книги не

сморкаться, для этого есть носовые платки.

За носовыми платками обращаться

к сестре-хозяйке тёте Нине.

Книгу подарил Плюшевому Медведю Клоп Сартирик Великанов во время их встречи в деревне… После того, как Клоп Сартирик Великанов избавился от этой книги, он поправился умом и вернулся к своей профессиональной деятельности. Нет, не сартирика. Клопа.

Плюшевый Медведь опять убедился, что Ницше придурок, и, жирно наслюнявив карандаш, навёл слово «придурок» в своём подарочном издании «Кухонной философии»… В некоторых вещах Плюшевый Медведь оставался непреклонен…

А наутро Плюшевому Медведю пришло благодарственное письмо от Заратустры с новой книжкой под названием: «Я, честное слово, ничего такого не говорил!» [47]

А ещё через неделю Плюшевому Медведю пришла статья самого Фридриха Ницше: «Слушай, Плюшевый Медведь, ты сам придурок!», напечатанная в немецком философском журнале «Deutsche Zeitschrift für Philosophie».