Ноука от Горького Лука

Резюмирую.

В британском флоте был такой положняк, что если на борту судна находился офицер, равный званием капитану, то ему присваивался следующий чин. Временно. До того момента, пока он не сойдет на берег. Например, капитан отряда морпехов становился типа майором. Потому что на корабле только один кэп, а все остальные кэпы, даже в ранге полковника — пассажиры.

В моем блоге нормалдык оценочные высказывания, типа «капитан, кажется, дождь начинается», а вот императивные кузбасские туристы со своим «а ну-ко рули туда и принеси мне кактейль быстринька», независимо от звания и рейтинга сразу идут нахуй.

Все кадеты могут куролесить на палубе, раскачивать судно, а если параход перевернется, то и хуй с ним. Для того его и строили. Кадеты важнее парахода.

Но для ваты на параходе есть только две вакансии — или кидать уголь в топку, или гореть в топке вместо угля.

Я надеюсь, предъявители долбоебских претензий все поняли.

Як козаки до мышей доебались (парт тво)

Ехаем дальше. Вообще, лекция получилась больше похожей на карточное гадание — что было, что будет, чем сердце успокоится. Но это Рождество.

Общие козацкие положняки мы расписали. Конечно, они разнились в широком спектре, от безбашенного Кривоноса до вполне державного Ермака Тимофеевича, который завоевал для царя Аляску (или не Аляску? Профессор старенький, профессор путается.)

Для современного школьника это само собой разумеется — раз он Тимофеевич по отчеству, то значит гражданин России по паспорту. А для кого еще гражданин РФ мог завоевать Сибирь, кроме как для Путина, или кто там тогда вместо него был? На самом деле, по тогдашним козацким положнякам Ермак мог сам себя назначить новым сибирским ханом, завести гарем и упряжку с мигалкой.

Но, реально взвесив перспективы и возможности, предпочел бить царю челом, предлагая Сибирь в качестве подарка, если можно так сказать. Царю подарок понравился, и он милостиво списал Ермаку десять «с горы», простил былые шалости и подарил ответно мифриловую кольчугу, которая в итоге и утопила бывшего козака. Хехе, уже тогда в Москве знали толк в подарках для сильно шустрых.

Кончилась эта малина не то чтобы сразу, но предсказуемо.

Интегрируясь в официальную власть, предводители чубатых робингудов выпадали из козацтва, как из такового. Нельзя быть одновременно пацаном и комсоргом. Рядовое козацтво особо эту болезнь не чувствовало, выбирая очередного гетьмана вместо зашкварившегося, потому что голова у рыбы гнила настолько регулярно, что самой рыбой это уже воспринималось как легкая мигрень.

Вот эти визги «Мазепа предатель!» — кстати, чисто кацапские. Ватным долбоебам непонятно, что Мазепа, как раз, вел себя вполне логично, в рамках собственной этики. Дурак здесь Петр, который вел дела с удельным и беспредельным бандитом, как с собственным государственным чиновником. Типа боярин, только с усами. Мазепа, как раз, метался между пацаном и комсоргом, не понимая — хули от него хотя старшаки?

Спину рыбке с подгнившей головой поломала Екатерина ака «Великая».

Уже считая хохлов «единым народом», она решила, что Запорожская Сечь ей не нужна. Как хазяйнувата баба, решившая снести баню во дворе. Соответственно эту старую баню надо было разобрать, а из дров сложить поленницу. Козаки (тогда еще настоящие, через «о») царского юмора не поняли, снялись и перебрались за Дунай, записавшись в турецкоподданные.

Тут уже юмора не поняла Екатерина. Уверенная в том, что братский, а тем более единый народ обязан вести себя едино, или, по крайней мере, понятно, она оторопела от того факта, что он из «единого», минуя «братский», превратился сразу в «соседский». Причем в резко недобрососедский.

Екатерина к коллекционированию подданных относилась серьезно, импортируя даже сербов на поселение. Не понимая запорожского юмора, она решила посоветоваться со знающими людьми.

— Гриша, — с легким немецким акцентом обратилась она к Потемкину, — отчего сии коссаки столь неблагодарны? Я ли им не матушка, я ли не люблю их благозвучных песен на малороссийском наречии? Да не щипайся, по делу докладывай!

Гриша нехотя отпустил царскую жопу и объяснил Матушке, что козаки это не совсем то, а немножко другое. Этим козакам лишь бы Сечь была, а где она — неважно. Только бы не работать, драться и горилку пить.

(Отметим, что Гриша разбирался в козаках ненамного лучше Екатерины. Гулял с ними и бухал. Но, если я, например, пару раз побухаю с автомеханиками, то стану лучше в автомеханиках разбираться, а не в автомобилях.)

Практичная Екатерина поняла проблему по-своему, и решила, что поскольку этот комплекс проблем распустить без демографических потерь нельзя, надо его пересадить в такое место, где его недостатки сразу станут достоинствами. «А где тут можно не работать, драться, и горилку пить? И штобы с пользой для государства Российского?» — и стала возить толстым пальцем по карте. Где бы коссакам затопырить новую Сечь?

Как заядлая садовница, она понимала, что лучше полезное пересадить, чем вырывать. Только вот обрезать немножко.

Шутки шутками, а в новом мире таки козакам того, олдового фьюжн-выпуска, места не находилось. Сначала их послали туда, потом сюда, потом вон туда, а потом и вообще к ебаной матери на Дальний Восток.

Так началось превращение козаков в казаков.

Процесс распространения казачества в таком формате можно сравнивать с процессом распространения кокаина. После каждого следующего посредника в порошке становилось все меньше ингредиента из колумбийских растений, и все больше ингредиента из отмерших древних организмов мелового периода (которым школьники по доске пишут).

Вместо гайтанов с незамысловатыми крестами, на загорелые козацкие шеи надели ошейники с хромированной «косточкой»-жетоном, на которой был выбит адрес и телефон владельца. Не сразу, конечно, надели. Постепенно. Добровольно. И, по мере того, как толстый царский палец ползал по карте, появлялись такие диковинные казацтва, что Кир Булычев, известный детский ксенобиолог, курил бы бамбук, глядя на эти экзотические популяции.

Я не знаю — существуют ли чукотские казаки, но раз уж есть даурские (хде это блять вообще находится?) — то допускаю и такую возможность.

Козацтво шагало на восток, превращаясь с каждым шагом в труп козачества, в зомби, обрастая царскими погонами с номерами линейных частей, гражданскими льготами, газырями, башлыками, черкесками и лампасными штанами, заправленными в шерстяные носки. Сами не понимая, что душа козачества, вынутая из тела, осталась там, за спиной, навеки приколоченная к хортицкому дубу.

Пытаясь импортировать козацкую идею для практического использования, «клятый царат» добился прямо противоположного — убив козацкий дух, он начал размножать мертвяков в лампасах.

Даже донское казачество, которое обладало изначально здравым козацким пониманием типа «с Дону выдачи нет», и с грозным брендом станицы Зимовейской, стало покорно ездить на сборы и носить ментовские фуражки с красным околышем, глядя на которые наш славный Байда сплюнул бы с высоты своего крюка и сказал: «фу бля нахуй».

Золотые серьги в левом ухе превращались в оловянные медали.

В Москве улыбались — хороший вышел зомбяк. Толковый.

Что осталось от первоначального козачества у ручных кацапских «казаков» в результате москальской селекции? И что привили им, пытаясь вывести гибрид?

Дали буде.

Як козаки до мышей доебались (парт три)

Тут в аудитории несколько раз раздавалось невнятное бормотание, шо не так все было, и пан профессор истории не знает.

Пан профессор историю знает, более того, он знает разные истории. А если бы история была одна на всех, и все бы ее знали одинаково, то это была бы уже не наука, а литература. Кроме того, знать историю и понимать ее — разные вещи. За знаниями ходите на другую кафедру, а ноуки занимаются пониманием гримас реальности, одной из которых и является кацапская история.