Мой дядюшка Освальд

– О нет, мадам, – возразил я, – шторм был ужасающим.

– Не шторм, – сказала она. – Это была я.

Я быстро учился и усвоил, что иметь дело с турчанками – все равно что пробежать пятьдесят миль до завтрака: следует быть в хорошей форме.

Из Александрии я доехал поездом до Каира, там сделал пересадку и направился в Хартум. Боже, какая жара стояла в Судане!

В Хартуме я остановился в большом отеле, набитом англичанами в шортах цвета хаки и тропических шлемах. У всех были усы и красные щеки, как у майора Граута, и каждый держал в руке стакан с выпивкой. У входа дежурил портье-суданец, красивый парень в белом одеянии и красной феске.

– Не знаю, могли бы вы мне помочь, – сказал я, вынимая из кармана французские банкноты. Он посмотрел на деньги и осклабился. – Волдырные жуки, – сказал я. – Вы слышали о волдырных жуках?

– Все знаю про жука, сахиб, – сказал портье.

– Я хочу знать, куда нужно поехать, чтобы наловить тысячу жуков.

Он перестал улыбаться и уставился на меня, как на сумасшедшего.

– Да зачем вам живые жуки, сахиб? Ничего в них хорошего нет, в живых жуках.

Боже мой, подумал я, майор-таки надул. Портье подошел ближе и положил руку мне на плечо:

– Вы хотите делать туда-сюда, правильно? Вам нужна такая штука, от которой вы будете туда-сюда?

– Что-то в этом роде, – подтвердил я.

– Зачем же тогда живые жуки, сахиб? Вам нужны толченые жуки.

– Сколько стоит порошок? – спросил я.

– А сколько вам нужно?

– Много.

– Надо быть очень осторожным с этим порошком, сахиб. Чтобы принимать, нужна совсем маленькая щепоточка, иначе у вас будут очень серьезные неприятности. Мы, суданцы, чтобы отмерить одну порцию, насыпаем порошок на булавочную головку. То, что на ней остается, – это одна доза.

– Мне нужно пять фунтов, – настаивал я.

– Это обойдется вам в тысячу английских фунтов стерлингов, сахиб, очень дешево.

– Тогда забудем об этом, – сказал я, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Пятьсот, – сказал он.

– Пятьдесят, – сказал я. – Я дам тебе пятьдесят.

Он пожал плечами и поднял руки.

– Вы достаете деньги, – сказал он, – я достаю порошок.

В шесть часов я отправился на поиски портье и нашел его в фойе отеля.

– Принес? – спросил я.

Он показал на большой пакет из оберточной бумаги, стоявший на полу рядом с колонной. Через час я уже сидел в каирском поезде, а десять дней спустя стучался в дверь госпожи Буавен на авеню Марсо.

Вечером после ужина я поднялся в свою комнату и запер дверь. Порошок был запакован в две большие жестянки. Я открыл одну из них – бледно-серое вещество походило на муку. Я прилег на кровать и читал до полуночи. Затем разделся, надел пижаму, взял булавку и, держа ее вертикально над открытой банкой, посыпал булавочную головку щепоткой порошка. Крошечная сероватая кучка осталась на булавочной головке. Очень осторожно я поднес ее ко рту и слизнул порошок. Он был совершенно безвкусным. Я засек время и сел на край кровати в ожидании. Ровно через девять минут все мое тело оцепенело, я начал задыхаться и хрипеть. Период оцепенения продолжался не более нескольких секунд. Затем я почувствовал ощущение жжения в области паха. Прошла еще минута, и мой член… Он стал таким же твердым и прямым, как грот-мачта парусной шхуны. Теперь предстояла главная проба.

Я встал, подошел к двери, тихо открыл ее и выскользнул в коридор. Когда я вошел в спальню мадемуазель Николь, она уже ждала меня, лежа в постели.

– Вы пришли получить второй урок, не так ли? – прошептала она. Я ничего не ответил.

Когда я, наконец, спрыгнул с кровати, девушка лежала, задыхаясь, как загнанный олень, так, что я даже подумал, не причинил ли ей какого-нибудь вреда.

– Ну что, мадемуазель, – спросил я, – я все еще в детском саду?

– О нет, мсье! Вы так свирепы… и великолепны!..

Это было приятно слышать. Полный триумф! Майор был прав. Порошок действовал фантастически. И портье из Хартума не обманул. Я был на пути к золотому кладу.

На следующее утро я немедля приступил к делу. Как вы помните, я специализировался в области естественных наук, поэтому мне было известно все о процессе изготовления простой пилюли. В 1912 году, когда происходило дело, фармацевты обычно сами изготавливали большую часть заказанных лекарств и для этого использовали так называемую машинку для пилюль. Я прошелся по магазинам и, в конце концов, в переулочке на левом берегу Сены нашел магазинчик с подержанным фармацевтическим оборудованием. Там я купил превосходную маленькую машинку для пилюль.

Некоторое время спустя передо мной лежали двадцать четыре красные пилюли идеальной формы и прочности. Каждая из них, если я правильно произвел взвешивание и смешивание, содержала точно такое количество порошка, которое могло поместиться на булавочной головке. Я снова вышел на улицы Парижа и нашел торговца коробочками, у которого купил тысячу маленьких кругленьких коробочек в дюйм диаметром каждая. Еще я купил ваты. Затем я отправился в типографию и заказал тысячу маленьких круглых этикеток, на которых велел напечатать по-английски: пилюля потенции профессора Юсупова. Сильнодействующее средство. Рекомендуемая доза – одна таблетка в неделю. Агент по продаже в Европе О. Корнелиус.

Как вы уже давно догадались, я собирался вступить в мир коммерции. Я собирался продавать пилюли для потенции таким клиентам, которые стали бы требовать их еще и еще. Я собирался продавать и поштучно, по одной пилюле в каждой коробочке, и я собирался запрашивать за них бешеную цену. А клиенты? Я уже наметил первую жертву.

Британским послом во Франции в это время был некто сэр Чарльз Мэйкпис, старый приятель отца. Перед моим отъездом из Лондона отец написал письмо сэру Чарльзу с просьбой опекать меня.

Надев лучший костюм, я отправился в британское посольство. Меня провели в вестибюль, я сел и стал ждать. Через пять минут, шурша шелком, в комнату вошла леди Мэйкпис, Она была очень импозантной дамой.

– Пойдемте, сын Уильяма, выпьем чашечку чая и поболтаем, – через мгновение мы оказались в маленьком уютном салоне, где стояли оттоманка и кресло.

– Это, – сказала она, – мой маленький кабинет. Отсюда я руковожу общественной жизнью посольства.

Последовало множество расспросов о моей семье. Мы беседовали, наверное, минут сорок. Потом она сказала:

– Завтра у нас большой прием. Адмирал Жубер не придет. Как вы отнеслись бы к тому, чтобы занять его место?

Я с трудом удержался, чтобы не закричать "ура!".

Это было именно то, чего я хотел. – Сочту за честь, мадам, – ответил я. На следующий вечер ровно в восемь во фраке и белом галстуке я явился в посольство. Посольство сияло огнями, экипажи съезжались к подъезду со всех сторон.

Сэр Чарльз Мэйкпис, маленький человечек с элегантной седой шевелюрой и лицом бисквитного цвета выглядел как-то нездорово.

– Вы сын Уильяма, не так ли? – сказал он, пожимая мне руку. – Как у вас идут дела в Париже? Если я смогу быть чем-нибудь вам полезен, дайте мне знать.

И я погрузился в блистающую толпу, где, кажется, был единственным гостем мужского пола, не украшенным медалями или орденскими ленточками.

Когда ужин закончился, дамы под предводительством леди Мэйкпис покинули комнату. А сэр Чарльз повел за собой стадо мужчин в просторную соседнюю комнату.

Все шло отлично. Вместе со мной в нашей маленькой компании было одиннадцать человек, и сэр Чарльз вежливо представил меня каждому из них по очереди.

Я познакомился с германском, итальянским, венгерским, русским, перуанским и мексиканским послами. Затем я познакомился с министром иностранных дел Франции, генералом французской армии и, наконец, с забавным маленьким темнолицым человечком из Японии, который был представлен просто как господин Мицуко. Все они говорили по-английски.

– Чем вы занимаетесь? – спросил меня сэр Чарльз.

– Наукой, сэр, – ответил я. Вот он, старт! – На самом деле, – сказал я чуточку громче, чтобы все меня услышали, – в одной лаборатории сейчас проводится потрясающее в высшей степени секретное исследование, вы просто не поверите, что они там открыли.