Коты в кактусах или Поцелуй юной блондинки

– Зови! – закричал мастер. – Зови свою обэхээс, только немедленно, сейчас же зови! Ну?

Федя махнул рукой.

– Возиться с тобой! Никого я звать не буду, сами до тебя докопаются. Ты только запомни: как веревочке ни виться, а конец будет! И из этой твоей будки в другую тебя переселят, точно! С решеткой!

Мастер схватил старинный бронзовый маятник и стал торопливо вылезать из своего закутка, роняя на пол шурупчики и пружинки.

Федя выбежал на улицу и издали запальчиво крикнул:

– Маятник – это не аргумент! Ну, ничего, я тебе сейчас такое устрою!

Он зубами открыл крышку часов и отковырнул ногтем минутную стрелку.

– Все твои труды впустую, значит, стрелочник несчастный, – сказал он, успокаиваясь. – А так тебе и надо, в следующий раз умнее будешь.

ЧАШКА

– Хорошо тебе, – сказал Федя соседу Виктору. – Ты неженатый.

Виктор подумал и ответил:

– Да как сказать – хорошо ли. С утра-то, кажется, хорошо, а к вечеру и не особенно.

– Вот сейчас, например, – сказал Федя, – на носу Восьмое марта. Поверишь, извелся, чего Ольге подарить.

– Ну, нашел проблему! Забежал в магазин да и купил. Пудреницу там, духи.

– Да не пудрится она и духов не употребляет, – сказал Федя. – Губы только красит.

– Вот помаду и подари.

– Хм, помаду. В универмаге целая стена исписана этими помадами, все образцы оттенков. Откуда я знаю, какой оттенок ее устроит? Ведь мода. Зимой вроде морковный цвет был в моде. А сейчас может, не морковный, а какой-нибудь томатный или баклажанный. Чего я могу, когда там женщины толпой стоят и на эту стену целый день смотрят? И сами не знают, что им нужно.

– Н-да, – сказал Виктор. – Ну, чего-нибудь кухонного ей купи. Кастрюлю-скороварку или набор поварешек. Самое то и будет.

– Это она обидится. Купил, скажет, приспособление для дальнейшего закабаления.

– Н-да, – сказал Виктор. – Хорошо. А бижутерия?

Федя замахал руками:

– Что ты! Там сам черт не разберется. Был я в этом отделе – глаза разбегаются! Всякие там колечки, ошейнички, разные уздечки золоченые. А никто не берет, – все женщины равнодушно идут мимо. Значит, не носят сейчас такого. Тут одно ясно: что модно, того не достанешь. А раз лежит на приладке, – значит, не модно.

– Н-да, – сказал Виктор в третий раз. – А купи ты ей чашку. Мода, по-моему, чашками пренебрегает. Я сам видел: очень есть симпатичные чашки, рублей по шесть. Да еще блюдечка дают в придачу. И надпись золотую закажи: «Олечке от Федечки» или «Оленьке от Феденьки». Самое то и будет, понял?

– Чашка у ней есть, – сказал Федя. – Красивая, в полосочку. Я же и дарил ей на то Восьмое марта.

– Уж не могла за год и разбить, – сказал Виктор.

– Аккуратная она, – вздохнул Федя.

– А ты вот что, – воодушевился Виктор, – возьми да и сам разбей. Как будто не нарочно.

– Не выйдет у меня «как будто», – засомневался Федя. – Это знаешь каким артистом надо быть!

– А ты выпей грамм сто, и вроде бы пьяный, понимаешь? Вроде бы потерял равновесие и чашку ненароком на пол смахнул.

– Да? – с надеждой спросил Федя.

– С праздничком, – сказал Федя Виктору.

– А, Федя! Ну, как подарок? – спросил Виктор.

– Да так оно и шло сначала, как задумали. Выпил вчера, прихожу домой, и шататься начинаю, и за все вокруг хватаюсь. Сначала для убедительности три тарелки шандарахнул, а потом и до чашки добрался. Так, знаешь, натурально получилось, ну, сам не ожидал, только руку вот ошпарил, чашка-то с чаем была. Ольга, правда, раскричалась чересчур: первый раз меня такого увидала, да и я с непривычки-то охмелел, так еще по малости кой-чего побил: термос, чайник фарфоровый. И стекло в форточке высадил. Ну, и спать завалился. А сегодня встал – с кухни дует, а Ольги нет. Записку оставила: к маме, пишет, поехала. Устроил ты мне, алкоголик, праздничек, век не забуду.

– Н-да, – сказал Виктор. – Ну и что ты теперь?

– Что? – вздохнул Федя. – Сейчас форточку заделаю и к теще поеду. Извиняться нужно. Ты холостой, тебе этого не понять.

– Вот новую чашку-то и прихвати, – посоветовал Виктор, – тут Ольга и растает.

– Да и новую я тоже кокнул, – признался Федя. – Это уже сегодня, утром. С досады, что все не так получилось.

ОБЫЧНЫЙ ВЕЧЕР, ПОНЕДЕЛЬНИК

Оля подумала:

«Что это он сегодня так поздно?»

И сказала:

– Что это ты сегодня так поздно?

Федя подумал:

«Уж нельзя пива с ребятами забежать выпить, сразу и отчет давай».

И сказал:

– Так ведь конец квартала. Работы поднавалило.

Оля подумала:

«Наверное, есть хочет. Я его любимые зразы сготовила».

И сказала:

– Наверное, есть хочешь. Я твои любимые зразы сготовила.

Федя подумал:

«Четыре кружки пива, да с закуской… А есть все равно придется, а то догадается».

И сказал:

– Неужели! Голоднее волка.

Прошло десять минут. Оля подумала:

«Голодный, а ест еле-еле. Заболел, может?»

И сказала:

– Голодный, а ешь еле-еле. Заболел, может?

Федя подумал:

«Вот прицепилась! А насчет «заболел» – это идея!»

И сказал:

– Да, простыл, видно. Голова болит. Да и устал.

Оля подумала:

«Загружают его, а он за всех тянет».

И сказала:

– Загружают тебя, а ты за всех тянешь.

Федя подумал:

«Надо что-нибудь такое ввернуть, чтобы поверила».

И сказал:

– Да Кравцов все придирается. Чтобы, говорит, сегодня график привести в норму.

Оля подумала:

«Как это? Ведь Кравцов в отпуске, сам рассказывал».

И сказала:

– Как это? Ведь Кравцов в отпуске, сам рассказывал.

Федя подумал:

«Во, память-то! Балда я: никогда зря врать не нужно!»

И сказал:

– В отпуске. А сегодня звонил, прохиндей. По междугородной. Чтобы, говорит, график привести в норму, и все тут!

Оля подумала:

«Вот настырный! В отпуске, а все лезет».

И сказала:

– Вот настырный! В отпуске, а все лезет.

Федя подумал:

«Ловко я ее…»

И сказал:

– Он такой, Кравцов. Больше других ему надо.

Оля подумала:

«Замотался он у меня. Поехать бы в субботу за город, в лес».

И сказала:

– Замотался ты у меня. Поехать бы в субботу за город, в лес.

Федя подумал:

«Еще чего! В лес. В субботу ребята подскочат, пивка рванем, в козла срежемся».

И сказал:

– До субботы далеко. Там видно будет. Какая еще погода.

Оля подумала:

«Господи, погода! Важно воздухом подышать. И я бы отдохнула».

И сказала:

– Господи, погода! Важно воздухом подышать. И я бы отдохнула.

Федя подумал:

«Тебе-то с чего отдыхать? Тоже мне, деятель».

И оказал:

– А что, неважно себя чувствуешь?

Оля подумала:

«Простыла я, видно. Голова болит. И температура есть, это уж точно».

И сказала:

– Да нет, что ты. Все в порядке.

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

У Воропаева был свой метод проникновения в утренний автобус. Он засовывал руки в карманы и превращался как бы в неодушевленный предмет. Толпа пассажиров захлестывала его, вносила в автобус, ставила на пол салона. Иногда приходилось немного повисеть, не доставая пола ногами, но Воропаеву это даже нравилось.

Метод Воропаева удлинял сроки ношения верхней одежды, сохранял пуговицы, экономил энергию и вдвое облегчал процесс платы за проезд: руку с нащупанным пятаком оставалось только вынуть из кармана.

Воропаев показал вынутый пятак стоящей вплотную прекрасной девушке, которая держала под мышкой лупоглазого той-терьера.

– Передайте, пожалуйста, – попросил Воропаев, холодея от общения с прекрасной девушкой.

Прекрасную девушку звали Галя, но Воропаев, понятно, этого не знал, не будучи с ней знакомым. Естественно, и она не знала, что у Воропаева фамилия Воропаев.

Она опустила кобальтовые веки и сказала: