Рассказы

— У тебя не экипаж. У тебя стая облезлых крыс. Не удивлюсь, если в коридоре встречу крысу с погонами или крысу с кортиком.

Командир построил всех и сказал:

— Суки! Навуходоносоры! Сарданапалы! Гниды копеечные!

Потом он поручил старпому организовать поиск и возвращение кораллов, потом он ушел к себе, заглотив валидолину.

ЖУРНАЛ БОЕВОГО ЗАМЕСТИТЕЛЬСТВА

Было бы несправедливо забыть про этот журнал.

Все по порядку: с кораблей нас спускают.

Не понять, что я только что сказал, могут только глубоко гражданские люди, поэтому для них еще раз: спускают нас.

Не часто. Спускают только если корабль, конечно же, у пирса, и еще если нет штормовой готовности номер один, два, три, потом, если корабль не в дежурстве по... (по ПВО, ПДО, КПУГ и прочее), если на нем не оргпериод, не сдача задачи, не подготовка к встрече, не «устранение замечаний по задаче и встрече», если нет замечаний по материальной части и еще по всему... запамятовал, что-то было еще... вот ведь, что жизнь с нами делает, а? Перестаешь помнить элементарные вещи... что-то еще... нет... не помню... в общем, да... спускают нас... многие говорят: «Как говно», — но я с этим не согласен... спускают...

А куда спускают? Да на берег же! Е-мое! К мамкам! В постель! ИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ!!!

Но только в том случае, если тебя нет в СМЕНЕ БОЕВОГО ЗАМЕСТИТЕЛЬСТВА.

Вот! Для того и нужен журнал. Боевого заместительства. Это когда на корабле должно, независимо ни от чего, находиться тридцать процентов всего личного состава каждой боевой части.

Как правило, сидит не тридцать, а пятьдесят процентов. На всякий случай.

Рубка дежурного ломится от всевозможных журналов, проверок, обходов, телефонограмм, замечаний.

Там же лежит и журнал «Смены боевого заместительства».

Вечером старший на борту расписывает в этом журнале народ для особых ночных проверок несения дежурно-вахтенной службы. То есть, один народ служит, как и положено, по ночам, а другой народ из состава оставленного без схода народа проверяет, как он — тот первый народ — несет свою службу.

Вам уже кажется, что мы все придурки?

Мне так не кажется.

Ночь разбита на часы, в течение которых несчастные — их для этого будят — должны обойти дозором других несчастных и записать: «тамбур 33: не опломбирован ОУ-5 (БЧ-2), кубрик номер три: не отмаркировано АСИ (БЧ-3), дозорный по живучести старший матрос Кутак слабо знает статью 324 КУ ВМФ (БЧ-5)...» — и так далее.

Замечания обязательно должны быть, иначе тебя оставят еще раз «обеспечивать», но написать надо такие замечания, чтобы в течение дня их можно было устранить заведующими этих замечаний, а то потом они тебе такое напишут, когда сами сидеть останутся, что ты за всю оставшуюся жизнь не устранишь.

Обычно с вечера, когда рассыльный с приговором пофамильно обходит каюты офицеров и мичманов и предупреждает их во сколько и кому вставать ночью, начинается подкуп рассыльного. Например, за пачку сигарет он не будет будить тебя ночью, а сам впишет заранее данные ему тобой замечания или принесет журнал после подъема, утром, где в оставленном окне между записями других несчастных ты впишешь свое.

Вам все еще кажется, что все мы идиоты? Да бросьте вы!

Мичман Устинов — ленивый, толстый, грубый — ненавидел матросов, а они ненавидели его. Из-за этой самой ненависти с мичманом Устиновым никто не договаривался, и он, будучи в журнале, вставал фактически, или только пытался встать, о чем речь пойдет гораздо ниже.

Есть на корабле заведование механиков: HMO , KMO , ПУДХ, КГБ, БАБАБА, ТРАТАТА — половина корабля. Одних только КВП (коридоров гребных валов) аж четыре и, спустившись глубоко, по ним полночи можно на карачках ползать.

Корабль пришел с моря. Мичман Устинов не был на жене девять дней. После швартовки он с надеждой животного глянул в график боевого заместительства, повешенный перед каютой старпома — увы!

Насчет законного схода фортуна показала ему свою полную жопу.

Командир группы, вызвав Устинова, с сочувствием всучил ему пузырь со спиртом и выразил надежду, что тот его всосет завтра на берегу.

Во время вечернего чая, пожелав «приятного...», с нескрываемым злорадством, рассыльный вручил Устинову журнал на подпись. В журнале значилось, что он — Устинов — должен был обойти все помещения БЧ-5, которые мы выше попытались перечислить, с трех до четырех ночи.

После вечерней поверки старпом оставил на юте офицеров и мичманов, измотанных недельным выходом (в Охотском опять штормило), на инструктаж.

После инструктажа Устинов сейчас же выпил все до последней капли и упал в койку.

В три часа ночи чудовищным стуком в дверь, после чего в том коридоре уже все спали чутко, Устинов был разбужен и в нос ему был сунут журнал.

И, после нецензурных стонов, Устинов записал в нем по пьяной диагонали, что он обошел, е-мое, все НМО и это ебанное КМО и везде, слышь ты, везде — замечаний нет.

Мы же вам говорили, что замечания должны быть!!!

Утром командир прочитал его ерунду и оставил Устинова служить еще раз.

— Сам виноват! — сказал ему оттраханный за него же командир БЧ, — Будет тебе урок! Думать надо! Желательно не жопой!

Но, глядя на убитого горем мичмана, добавил:

— Твое счастье, что трехсменка. Завтра сойдешь.

«Завтра» пришел циклон, готовность номер один и корабль выгнали на рейд. На неделю. Потом пошли обеспечивать стрельбы подводникам.

Потом надводникам. Потом береговикам.

Пришли — вечером оргпериод. Потом — опять циклон, рейд, стрельбы, рейд, стрельбы...

Вы думаете, что мы того, ебнутые? Нет, уверяю вас!

Наконец, пришли (блядь!). Наконец, ошвартовались!

Устинов побежал!

Нет, Устинов помчался к каюте старпома в надежде, что теперь-то... что вот!..

Увы! Он был в графике! На ночь! НМО вместе с КМО!

Почерневший Устинов впал в прострацию. Он сидел в каюте и не слышал команд и сигналов «Большого Сбора», он вообще ничего не слышал.

Из прострации его вывел сослуживец, бредущий по коридору. Он весело заглянул в каюту и воскликнул: «Слышь, Андрюха! Зам сказал, что для плавсостава открыта льготная подписка на журнал „Огонек“ и на журнал (тут он, сволочь, подмигнул) „Смены боевого заместительства“...