Кенгуру в пиджаке и другие веселые рассказы

— Дже-еймс…

— Джеймс, Джеймс. Спи, отдыхай…

Пока измученный Женик дремал, мы советовались, куда бы его повезти, чтоб не провоцировать его букет аллергий, чтоб ему понравилось, чтоб всем весело, чтоб не было комаров и мух.

— В горы, — предложил умный Аркаша, — мух и комаров нет в горах. В горы!

И, растормошив Женика, тремя машинами мы двинули в Карпаты.

— «Друга в горы тяни, рискни…» — орали мы по дороге.

Женик грустно вздыхал, был отрешен и печален. Ничего, ничего, Джеймс, ты сейчас увидишь такую красоту! Такую, Джеймс, что сразу станешь Жеником!

Аркадий знал свое дело. Мы приехали в маленькое горное село под Косовом, к дядьке Васылю, который держал колыбу — такую деревянную гуцульскую хату, в центре которой в специальном очаге пылал огонь, на огне жарилось свежее мясо, а Маричка, невестка дядьки Васыля, бегала в постолах меж срубленных навеки столов и подавала домашнее вино.

Хозяин крепко обнял Аркадия, мы ввели бледного, ноющего Женика и удобно расселись на крытых домоткаными веретками лавках. Аркадий пошептался с хозяевами, и дядько Васыль подсел за наш стол. Приобняв Женика огромной рукой бывшего плотогона, дядько Васыль сочувственно запричитал:

— Йой, яка людына хвора! Трэба ликуваты…

Женик опасливо блестел глазами и монотонно твердил:

— Я не пью, не пью. Я не пью…

А Васыль — мол, йой, та ж нэ даю тоби пыты, даю ликуватыся. И крикнул Маричке:

— Дытыно, прынэсы мэни джинжеры з коморы.

Улыбчивая Маричка бегом притащила стеклянную банку, где в темно-зеленой жидкости плавал какой-то невзрачный корешок.

— От, дывысь, — еще теснее обняв ослабевшего Женика, предложил дядько Васыль, — от бачиш коринь?

— Да! — чуть не плача, кивнул Женик.

— Бачиш — вин як людына: от голова, рукы, ногы… От выпьеш циеи воды живои, тилькы крапэльку — будэш литаты як птах, выпьеш дви крапэлькы — будэш сыльный як вэдмидь, а третий раз выпьеш — будэш крэпкий як гуцул! И николы нэ забудэш дядька Васыля!

Дядько Васыль был так убедителен, так уверенно и спокойно он обещал недоверчивому Женику избавление от всех болезней, что Женик решился попробовать. Но никто не сказал Женику-Джеймсу, что корень жизни — джинжер — настоян на самом что ни на есть девяностошестиградусном спирте. Женик выпил глоток, и глаз его заблестел, румянец окрасил щеки. Женик выпил еще глоток, ругнулся, схватил гитару и запел песню нашего класса: «Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет…» Женька выпил третий глоток, глубоко вздохнул и сдержанно, чтобы не расплескать радость, тихо, но отчетливо произнес:

— Гу-ля-ем!

— Женька!!! — завопили мы разом. — Женька!!! Он вернулся!!!

Мы выскочили на воздух, к реке, мы любовались маленькими водопадами и порожками. Мы слушали птиц и пели тихонько сами. А вечером разожгли костер и говорили, говорили, говорили…

Женик, уже не возражавший, что его зовут Женька, а не Джеймс, ругал Америку и тосковал по нашей радостной, бесшабашной юности. «А помните? А помните? А помните?» Уставший, захмелевший, вдобавок смешавший спирт с утренними таблетками, Женька увалился спать в одной из машин, махнув нам:

— Гуляйте, ребята!

С первыми звездами мы попрощались с дядьком Васылем и засобирались домой.

По дороге посигналил Юрка-мент, он заворачивал в дачный поселок, к себе на дачу. Потом отстала и вторая машина с Лариской и ее мужем. Когда мы приехали домой, было уже совсем темно.

— Женька, вставай! Приехали, — осторожно позвал Аркадий.

— Женечка! — обернулась я назад, чтобы разбудить Женьку. Обернулась — и ахнула. Женьки на заднем сиденье не было. — Где Женька?! — запаниковала я. — Женька где? Ему же завтра лететь в Киев!

Аркаша задумался: Женька пошел спать в какую машину? Нашу, Юркину или к Лариске?

— Не помню. По-моему, в нашу. Или в Ларискину. Или в Юркину.

Мы ввалились в дом и кинулись к телефону. Лариска сорвала трубку сразу, как будто ждала. И я сначала подумала, что, наверно, Женька у нее. Но Женьки в ее машине не было. Она даже заглянула в багажник. Юркин мобильник отвечал женским голосом по-английски: мол, хозяин не может сейчас подойти. Потом.

Мы, конечно, устали, были голодны и очень хотели спать, но вернулись к машине и поехали в дачный поселок к Юрке-менту. По дороге к нам примкнула Ларискина машина. Что значит друзья! В беде не бросят. Аркаша ворчал, что если мы забыли Женика у дядька Васыля, на берегу Черемоша, то туда ночью даже волки приходят. И дикие кабаны. Аркаша — он молодец, умеет утешить, успокоить.

Долго мы стучали в Юркину калитку, сигналили, перебудили весь дачный поселок. Наконец Юрка нам открыл. По его недоуменной сонной физиономии мы поняли: Женика у него нет.

Ни на что не надеясь, мы все, вооружившись фонариками, двинулись в Юркин гараж за домом. В гараже бродило привидение. Привидение в отчаянии вскидывало руки вверх, стонало и спрашивало гаражную крышу по-английски:

— What’s up? Where am I? (Что происходит? Где я?)

— Женик… — робко и виновато позвала я. — Женик… Поедем домой. Мы тебя забыли…

— Вы меня напоили! Вы меня совратили! Вы меня бросили!!! В аэропорт!!! Домой!!! В аэропорт!!! — рыдало привидение. — За вещами и домой!!!

Нам не удалось уговорить его остаться. Он даже не согласился поесть и взять с собой сладостей на дорожку. Мы стояли в аэропорту, когда Женька помчался на паспортный контроль. И знаете: он даже не оглянулся. А Юрка-мент сказал, что вот, мол, как будто мы и не уходили отсюда с четырех утра. Как будто все еще встречаем нашего Женьку.

— Бедный Женька. Бедный мальчик… — это вздохнула, конечно, Лариска. Она у нас добрая.

— Да, — согласилась я, — бедный мальчик.

— Какой мальчик? — закуривая, поинтересовался Аркадий.

— Какой мальчик? — мрачно спросил Юрка.

А был ли мальчик? Был ли мальчик-то?

Талисман

Тяжело мне быть взрослой. Потому что частенько результат какого-либо дела напрямую зависит только от меня. Например, футбол. Что вы хихикаете? Какое я имею отношение к футболу? Самое прямое. Самое!

Для футбольных болельщиков нашей семьи, мужа, сына и папы, я — футбольный талисман. Вот как бывают талисманы разных чемпионатов — пингвины, медвежата, хорьки там разные, волки. А для нашей семьи талисман — я. Причем действующий. И многофункциональный. В свободное от футбола время я не сижу на шкафу, растопырив лапы и выпучив глаза, как другие талисманы, прикрытая полиэтиленовым пакетом от пыли. Я, как часто говорит в порыве благодарности мой муж, украшаю жизнь нашей семьи — то есть готовлю, убираю, хожу на работу и зарабатываю деньги, выгуливаю, кормлю и воспитываю собаку, кота, двух попугаев и двоих детей. И только когда по спортивному каналу идет важный футбольный матч, меня громко зовут к телевизору быть талисманом. Могут вызвонить меня из салона красоты, вытащить из ванной, выдернуть из постели, украсть с работы, увезти из кондитерской, где впервые за много лет наконец встретились подруги, живущие в разных городах или даже странах. Словом, когда идет футбол, я обязана сидеть на диване перед телевизором и следить за нашими. И тогда наши выигрывают. Но нельзя отвлекаться, медитировать, думать, мечтать о своем, вязать, вышивать, рисовать, то есть делать все, чем я могу заняться у телевизора, нет, формально присутствовать нельзя, что вы… Надо следить за мячом и, главное, волноваться. Причем искренне.

Иногда я беру с собой кота. Хоть какая-то забава, особенно когда футболисты вялые, а матч неинтересный. Тем более котик мой это любит. Он садится перед телевизором на хвост, водит усами туда-сюда, фыркает, а потом начинает лапами ловить футболистов или мяч. Тогда мои орут:

— Убери кота! Убери кота! Он мешает!!!

— Кому?! — ехидно вопрошаем мы с котом. — Вам или футболистам?!

Эту мою способность быть талисманом, то есть влиять на ход матча, знают все друзья мужа, сына и папы. И когда идет футбол, и когда в первом тайме наши уже проворонили два мяча, и когда уже завалили всю игру, и когда тренер уже достал что-то, чем обычно стреляются тренеры, к нам домой звонят: