Да, господин министр

Завтра мне предстоит исключительно важная встреча с директором Управления планирования трудовых ресурсов северо-восточного региона господином Броу по вопросу о сокращении штатов. Я с ним еще не знаком, но, по словам Бернарда, он горит желанием приступить к сокращению в любую минуту.

Пресса просто захлебывается от восторга, освещая мою роль в кампании за экономию. Взять, например, передовицу в «Экспресс». Лучше и не придумаешь.

«Да-да, я прекрасно помню всю эту историю с кампанией Хэкера за экономию. Я уже тогда, несмотря на свою неискушенность в такого рода делах, подозревал, что сэр Хамфри Эплби намеренно создал ситуацию, чреватую самыми серьезными последствиями.

Ну скажите, мог ли я, имея в своем распоряжении всего лишь двух машинисток, как следует организовать работу личной канцелярии министра? Конечно, нет: накладки и ляпы были просто неминуемы, а за ними рано или поздно должно было последовать настоящее ЧП.

Оно и последовало, и даже раньше, чем я ожидал. 21 декабря, на следующий день после появления в прессе очередного панегирика Хэкеру, в министерство без предварительного согласования прибыл генеральный секретарь профсоюза транспортных и муниципальных работников Рон Ватсон.

Он потребовал немедленной аудиенции у министра в связи, как он выразился, «с тревожными слухами относительно предстоящих увольнений, затрагивающих насущные интересы членов его союза». Основным разносчиком этих слухов, естественно, были бесчисленные газетные статьи, которыми Хэкер столь откровенно восторгался.

Я сказал Ватсону, что без предварительной договоренности встреча с министром невозможна. И вышел за какой-то надобностью в соседний кабинет: из-за острой нехватки персонала мне самому приходилось бегать за каждой ерундой. Было бы у нас достаточно людей, Ватсон никогда бы не проник дальше секретариата. Доложить министру о приходе Ватсона я поручил дежурной машинистке.

После того, как я вышел из комнаты, позвонил Броу из Управления планирования трудовых ресурсов с просьбой передать министру, что он опоздал на поезд и не сможет прибыть в назначенное время. Ватсон, очевидно, слышал этот разговор, понял, что в данный момент Хэкер свободен, и, не раздумывая, прошел к нему в кабинет.

Поскольку же в пылу борьбы за экономию всех моих помощников тоже сократили, его никто не остановил и никто не предупредил министра о том, что вместо Броу к нему вошел Ватсон…»

Все летит в тартарары! Катастрофа! Полная и сокрушительная катастрофа!

В 15.00 я ожидал господина Броу из Управления планирования трудовых ресурсов. Когда в назначенное время в кабинет вошел человек, я, естественно, принял его за Броу.

– Господин Броу? – спросил я.

– Нет, – ответил он, – меня зовут Рон Ватсон. Господин Броу по не зависящим от него обстоятельствам прибыть не смог.

Решив, что вместо себя Броу прислал Ватсона, я поблагодарил его за то, что он нашел время встретиться со мной, пригласил сесть и сказал:

– Послушайте, господин Ватсон, прежде чем мы приступим к делу, я хотел бы обратить ваше внимание на одно исключительно важное обстоятельство. Наш разговор ни в коем случае не должен стать достоянием гласности. Узнай о нем профсоюзы – я ни за что не ручаюсь… Начнется такое…

– Ясное дело, – понимающе кивнул он.

– Конечно же, сокращать мы будем, – продолжал я. – И много. С гигантской бюрократической империей немыслимо бороться, не избавляясь от лишних людей. Множества лишних людей.

Он поинтересовался, не собираюсь ли я прежде обсудить этот вопрос с профсоюзами.

По-прежнему ничего не подозревая, я беспечно продолжал копать себе могилу.

– Да, мы, как всегда, поиграем с ними в так называемые «взаимные консультации», но вы же знаете этих тред-юнионистов: упрямы и глупы, как пробки.

Как, ну как я мог сказать такое совершенно незнакомому человеку?!

– Все до единого? – вежливо осведомился он.

Его вопрос меня несколько удивил. Уж он-то должен знать, ведь ему постоянно приходится вести с ними переговоры!

– Практически все, – тем не менее ответил я. – Единственное, на что они способны, – это переманивать друг у друга активистов и заниматься саморекламой на телевидении. Короче говоря, горлопаны.

Я отчетливо помню каждое произнесенное в той беседе слово. Все они навечно запечатлены в моем сердце… а также в лежащем передо мной интервью, которое Ватсон дал корреспонденту «Стэндард» сразу же по выходе от меня.

Помню, он еще поинтересовался, как, в частности, будет решаться вопрос с шоферами и транспортными работниками.

– Их мы сократим в первую очередь, – отрезал я. – Мы тратим на них колоссальные средства. Уж им-то вообще не на что надеяться.

Вот тут-то Ватсон и открыл мне, что никакой он не заместитель Броу, а совсем наоборот – генеральный секретарь профсоюза транспортных и муниципальных работников и пришел в надежде услышать от меня опровержение слухов о предстоящих увольнениях членов его союза.

Боже, не покинь меня!

В эти предрождественские дни веселья совсем не чувствуется.

Шоферы Уайтхолла объявили забастовку. Я узнал о ней из утренних газет: все как одна цитируют Рона Ватсона, в свою очередь, цитирующего меня: «Конечно же, сокращать мы будем… И много».

Я спросил у Бернарда, как он мог допустить, чтобы такое случилось. Он виновато потупился.

– Господин министр, в нормальных условиях…

Впрочем, мы оба прекрасно понимаем, как и почему это произошло.

Бернард напомнил о делах на сегодня: рождественский междусобойчик в МАДе, какие-то встречи – ничего важного… В результате весь день прятался от журналистов. Хотел обсудить создавшееся положение с сэром Хамфри, однако его, как назло, нигде не могли найти.

На восемь вечера мы с Энни были приглашены на рождественский ужин во французское посольство. Попросил было Бернарда отдать распоряжение насчет моей машины, но вовремя вспомнил: шоферов все равно нет. Тогда попросил его связаться с Энни и передать ей, чтобы она заехала за мной.

Оказывается, Бернард уже позаботился об этом, но наша машина что-то забарахлила, и Энни вызвала механика. Тогда я сам позвонил ей и сказал, что механик подождет: от Уайтхолла до Кенсингтона машина нас как-нибудь довезет.

И опять я жестоко ошибся. Эта чертова машина все-таки сломалась, да не где-нибудь, а посреди Найтсбриджа [32]. В час пик! Под проливным дождем! Я – в смокинге! – вышел и попытался что-либо сделать. Попросил Энни дать мне зонтик. Она ответила, что он должен быть где-то у меня. Но я-то прекрасно помню: зонтик брала она. Мы наорали друг на друга. Энни выбралась из машины, громко хлопнув дверцей, и ушла, оставив меня отвечать на отборную брань и оскорбления проезжающих мимо водителей: я ведь практически полностью перекрыл подъезд к универсаму «Хэрродз» [33]. В час пик и в канун рождества!

До посольства добрался с опозданием часа на полтора. Насквозь промокший и перепачканный машинным маслом, я первым делом принял три или четыре бокала с шампанским. Кто на моем месте поступил бы иначе? Мне это было просто необходимо!

Выходя из посольства после приема – не то чтобы пьяный, чуть навеселе, – я выронил ключи от машины, и они упали в сточный люк. Чтобы достать их, мне пришлось лечь на тротуар, и – надо же – как раз в этот момент рядом оказался какой-то подонок-журналист!

Сегодня утром пришел на работу с дикой головной болью. С похмелья чувствую себя преотвратно. А тут еще эти газетные писаки как с цепи сорвались по поводу моего якобы беспробудного пьянства. Наша пресса полностью утратила и чувство меры, и чувство ответственности!