Том 3. Лорд Аффенхем и другие

— Гу! — сказал фельдмаршал.

— Трехдюймовые, с белым брюшком.

— Гы, — сказал фельдмаршал.

— Не бывали в Вест-Индии? Фельдмаршал сознался, что не бывал.

— Ну, там они вылупляются, а как подрастут, переплывают в Англию. Хотя ума не приложу, на кой черт им эта Англия, где, неровен час, придут к власти лейбористы.

К несчастью, эти слова внесли раздор в гармоничное течение беседы. Фельдмаршал распрямился на все свои шесть футов одиннадцать дюймов и сообщил лорду Аффенхему, что неизменно голосует за лейбористов, чтобы, как он объяснил, спасти любимую страну от поганых фашистов, а лорд Аффенхем посоветовал как можно скорее проверить голову, потому что всякий, кроме больного водянкой младенца, понимает, что эти лейбористы — просто паршивые большевики. Последовала дискуссия, причем виконт утверждал, что фельдмаршал — на жаловании у Москвы, а фельдмаршал напомнил, что мистер Эньюрин Бивен назвал таких, гм, персон, мягко выражаясь, хуже чем паразитами. Спор грозил сделаться жарким, но тут загудел клаксон подъехавшей машины.

Рассерженный пэр протиснулся в дверцу и опустился на сиденье. Билла за рулем подбросило на несколько дюймов. Шестой виконт имел обыкновение, прежде чем сесть, зависать на секунду, а затем, обмякнув, рушиться, как лавина.

Ехали сперва молча: Билл думал о Джейн, лорд Аффенхем — о тех правильных вещах, о которых сказал бы фельдмаршалу, если бы додумался сразу. После мили тягостных раздумий о невозвратном он вдруг вспомнил, что не поблагодарил юного друга, столь умно промолчавшего об их недавней встрече, и поспешил исправить упущение.

— Ловко это вы сообразили, — сказал он. — Так прямо и видите меня в первый раз! Я аж замер.

Билл порадовался, что тревожившая его неясность наконец разрешится.

— А я удивился. Прочел просьбу в ваших глазах, но не понял, в чем дело. Почему вы отвергли любовь и дружбу прежних дней?

— Сейчас объясню. Вернитесь мысленно надень. Помните скульптуру? Голую бабу?

— Явственно.

— Мы согласились, что это мерзопакость?

— Согласились.

— Ну так вот, когда мы вчера встретились, я только что пририсовал ей бородку.

— Бородку?

— Маленькую бородку клинышком. Черную.

— А, ясно. Очень здраво.

— Вы одобряете?

— Всем сердцем.

— Я так и думал. Вы мыслите широко. А вот моя племянница Джейн — нет. Если б она узнала, что я был в саду, то свела бы одно с другим, и мне бы не поздоровилось. Вообще она — хорошая девушка…

— Ангел.

Лорд Аффенхем задумался.

— Мда, с некоторой натяжкой ее можно назвать ангелом, но она женщина, и лучше ее не злить. Женщины — они хуже слонов. Ничего не забывают. Мать ее была такая. Моя сестра Беатрис. Помню, вытащит событие пятнадцатилетней давности, из нашего общего детства. «На твоем месте я бы не стала есть больше салату, Джордж, — пропищал лорд Аффенхем. — У тебя такой слабый желудок. Помнишь, как плохо тебе было в 1901, на Рождестве у Монтгомери?». В таком вот роде. Я стараюсь не давать Джейн поводов.

— Рад, что помог вам. Мы, мужчины, должны держаться вместе.

— Мда. Спина к спине. Иначе никак, — сказал лорд Аффенхем и погрузился в транс. Казалось, он расседлал свой разум и пустил попастись на воле, однако слова, которые он произнес через несколько миль, опровергали это ложное впечатление. Развернувшись на широком основании и вперив в Билла голубой взор, он промолвил:

— Ангел, вы сказали?

— Виноват?

— Джейн. Вы вроде сказали, что она — ангел.

— А, Джейн? Определенно ангел. Без всяких сомнений.

— Давно ее знаете?

— Встречались детьми в Америке.

— В 1939?

— Да.

— Часто с тех пор виделись?

— Сегодня впервые.

— Вы увидели ее первый раз за пятнадцать лет и говорите, что она — ангел?

— Говорю.

— Быстро же вы решили.

— Довольно одного взгляда. Такое прекрасное лицо!

— Хорошенькая она, да…

— Не то слово! Ума не приложу, как за несколько лет она превратилась из кикиморы в светящуюся, прекрасную девушку. Чудо, да и только. Вот что делают правильный настрой и воля к победе.

Лорд Аффенхем вздрогнул, глаза его зажглись интересом. Если он не ошибался, то слышал голос любви, а это дело хорошее, это надо поощрять. Лорд Аффенхем частенько грезил о Прекрасном Принце, который выскочит, как чертик из коробочки, и при должной поддержке, пока не поздно, отвлечет Джейн от Стэнхоупа Твайна. Видимо, такой человек сидел рядом с ним. Лорд Аффенхем уже приготовился задать наводящий вопрос, чтоб выяснить истинные чувства своего собеседника, но тут за деревьями показался Шипли-холл, и мысли его мгновенно приняли новое, сентиментальное направление.

Шипли-холл возвышался на плоском лесистом холме — большой белый дом в окружении лужаек и клумб. Когда машина въехала в чугунные ворота на аллею, у лорда Аффенхема забулькало в горле, как у бульдога Джорджа при виде хорошей косточки, и чуткий Билл все понял. В девятнадцатом веке поэт Томас Мур трогательно описал чувства изгнанной из рая пери; британский землевладелец, посещающий дом, который нужда вынудила сдать богатому американцу, испытывает примерно то же.

Словно нарочно, чтобы усугубить страдания изгнанника, у дверей стоял «Ягуар» нового обитателя. Лорд Аффенхем взглянул на него косо, но тут же переборол минутную слабость, и длинная верхняя губа вновь обрела твердость.

— Бэньян здесь, — брезгливо сказал он.

— Да, это его машина.

— Если мы войдем, он захочет водить нас по дому, словно хозяин.

Билл не стал поворачивать нож в ране, напоминая, что Бэньян действительно здесь хозяин, и заметил просто:

— Войти надо, иначе как я посмотрю картины?

— Успеется. Я хочу вас сам поводить. Видите дерево? В десять лет я спрятался за этим деревом и попал из лука прямо садовнику в зад. И вопил же он! Видите розарий?

Билл видел розарий.

— Здесь был прудик. Моя племянница как-то в него сверзилась — маленькая еще была — и шла, третий раз шла ко дну, когда ее вытащили, всю в пиявках.

У Билла остановилось сердце. Конечно, это случилось давным-давно, она, наверное, оправилась, и все равно он содрогнулся при мысли о Джейн, тонущей в черном иле. Видимо, женщина, которую он любит, почти все годы своего становления провела под водой.

— Господи! — выговорил он.

— Насосались ее крови, как не знаю что. Помню, я тогда сказал: «Лопни кочерыжка, Энн…»

— Джейн.

— Нет, это была не Джейн. Энн, ее сестра.

Билл мгновенно потерял интерес. Он не возражал, чтоб пиявки сосали кровь — на то они и пиявки, — лишь бы не из Джейн.

— Мне правда надо посмотреть картины, — сказал он. — В конце концов, за этим я и приехал.

Лорд Аффенхем подумал и нашел это разумным.

— Да, наверное. Ладно, пошли. Надеюсь, — сказал он, когда они проходили в исторические ворота мимо легендарных кустов, — что они потянут на приличную сумму, так что я смогу вернуться в Шипли и выставить этого Бэньяна. Обидно, когда тебя выкидывают из родного дома. Аффенхемы жили в Шипли не знаю с каких веков. Картины ведь дорого продаются?

— Еще как! У папы Гиша есть Ренуар, которого он рассчитывает продать за сто тысяч долларов.

— Сто тысяч долларов, — сознался лорд Аффенхем, — пришлись бы очень кстати. Ну, вот мы и у цели. Проскользнем в боковую дверь, чтоб не беспокоить всяких дворецких.

Картинная галерея располагалась на втором этаже, к ней надо было подниматься по крутой дубовой лестнице. («Ох и полетел же я с нее в пятнадцать лет! Бежал от дяди Грегори, а он гнался за мной с охотничьим хлыстом, не помню уж, почему»). В данный момент она была не пуста, Мортимер Байлисс созерцал картины; во взгляде, которым он наградил непрошенных посетителей, сквозила холодная неприязнь.

— Здравствуйте, мистер Байлисс, — сказал Билл. — Хороший денек, а?

— Вас только не хватало! — с обычной своей сердечностью воскликнул тот. — Кой черт вы притащились?

— Исполняю долг, порученный мне мистером Гишем: взглянуть на картины лорда Аффенхема.