Да, господин министр

Он взял у меня трубку и набрал номер. Я молча слушал. Закончив разговор, Эплби откинулся на спинку стула и устремил на меня испытующий взгляд.

– Послушайте, Бернард, считаете ли вы себя обязанным, являясь личным секретарем министра, информировать его об этом разговоре?

– О каком разговоре? – не моргнув глазом, спросил я.

Сэр Хамфри предложил мне «шерри», поздравил и выразил надежду, что со временем я все-таки стану моральным вакуумом.

Пожалуй, именно тогда я, впервые по-настоящему поверил в свое будущее, в то, что когда-нибудь меня сделают главой британской государственной службы».

Весь день не могу отделаться от ощущения какой-то вины – какой? – и… собственной глупости. Не поставил ли я под угрозу свое будущее? Остается только надеяться, что Вик Гульд (главный Кнут. – Ред.) представит меня ПМ в благоприятном свете, когда речь зайдет о серьезных вещах.

Все-таки сегодня я оказал ему большую услугу. Однако Вик – странный парень и, возможно, смотрит на все иными глазами.

Кстати, его я меньше всего ожидал увидеть. Утром должна была состояться моя встреча с ПМ в палате общин, но когда я вошел в его кабинет, там сидел Вик Гульд.

Внешне Вик производит впечатление умудренного опытом государственного мужа – копна седых волос, величественная осанка, хищное лицо, но манера поведения выдает в нем до мозга костей партийного деятеля. Он то обаятелен и даже сентиментален, то через мгновение вульгарен и груб.

Вик сказал – как мне почудилось, нарочито небрежным тоном, – что ПМ занят и поручил ему переговорить со мной.

Я почувствовал себя слегка уязвленным. Вик мне не начальник. Даже если в его обязанности входит следить за партийной дисциплиной, он всего лишь один из моих коллег, такой же, как и я, член правительства! Между прочим, я даже не предполагал, что он настолько близок к ПМ. А может, не настолько. Может, он просто убедил премьер-министра (который не знал, почему я попросил о встрече), что моя проблема носит не политический, а скорее партийный характер? Но непонятно, откуда Вику известно, чего я хочу. И чем руководствовался ПМ, посылая вместо себя главного Кнута? От таких вопросов можно превратиться в настоящего параноика.

Впрочем, как оказалось, все это, может быть, даже к лучшему, если Вику можно верить. Но можно ли? Можно ли вообще кому-либо верить?

Вначале я отказался сообщить Вику о цели своего визита. Мне было непонятно, какое отношение главный Кнут может иметь к продаже оружия итальянским террористам.

Он бесцеремонно отмел мои возражения.

– Премьер-министр попросил меня провести с вами предварительную беседу и доложить ему основные соображения… в целях экономии времени.

Против такой постановки вопроса трудно было что-либо возразить, поэтому я рассказал Вику о полученной мной конфиденциальной информации и о том, что итальянские террористы получают совершенно секретные детонаторы для бомб, изготовленные в нашей стране. На государственных предприятиях!

– И вы считаете обязательным сообщать об этом премьер-министру?

Его вопрос поразил меня. Ведь на ПМ возложена ответственность за безопасность страны. Какие могут быть сомнения?… Странно, но Вик придерживался иной точки зрения.

– По-моему, вряд ли стоит обременять премьер-министра информацией подобного рода, – сказал он. – Давайте-ка лучше забудем обо всем этом, согласны?

– Вы что, в самом деле считаете, что можно ничего не предпринимать?

Вик кивнул: да, он это рекомендует, причем весьма настоятельно.

Я выразил категорическое несогласие с его мнением. Он сердито нахмурился и сказал:

– Разговор с ПМ почти автоматически означает официальное расследование.

Чего я и хотел. Чего и добивался! Однако как раз этого не хотел Вик.

– Расследование может вскрыть факты поставок британского оружия целому ряду нежелательных и даже враждебных нам правительств, – объяснил он.

Его циничное замечание в буквальном смысле слова шокировало меня. Но не столько фактической стороной вопроса, сколько предположением, что на подобные вещи следует закрывать глаза.

– Вы это серьезно? – спросил я.

– Я сказал «может». Соответственно, это может поставить в неудобное положение наших с вами коллег по кабинету: министра иностранных дел, министра обороны, министра торговли… И лично премьер-министра.

– Правое дело может причинять неудобства, но это еще не повод, чтобы отказываться от него, – не сдавался я.

Вик пропустил мои слова мимо ушей.

– А вам известно, что мы уже продаем оружие таким странам, как Сирия, Чили, Иран? – неожиданно спросил он.

– Да, известно… Но с официального разрешения.

– Верно, – согласился Вик. – И вас приводит в восторг, как оно используется?

– Ну… не совсем…

– Да поймите вы, оружие можно либо продавать, либо не продавать, – с неумолимой логикой отрезал он.

И тут я дал волю чувствам. Большая ошибка! Выказывать эмоции имеет смысл на публике (или даже в палате общин, когда того требуют обстоятельства), но перед своими коллегами – особенно такими тертыми, как Вик Гульд, – эти номера не проходят.

– Если торговля оружием ставит нас в один ряд с преступниками и убийцами, надо ее прекратить. Это аморально! – заявил я.

Теперь вышел из себя Вик.

– О, великолепно! Потрясающе! – гневно прорычал он.

У меня было ощущение, что он искренне презирает меня, недоумевая, как такого бойскаута допустили в кабинет. И вообще в политику.

– А лишать работы сто тысяч честных британцев – морально? А выбрасывать на ветер два миллиона фунтов в год экспортных поступлений – это морально? А голоса избирателей? Где, по-вашему, правительство размещает все эти заказы на оружие?

– Как где? В неустойчивых округах?

– Вот именно, – подтвердил он, – quod erat demonstrandum [96].

Мне ужасно не хотелось признавать себя побежденным.

– Поймите меня правильно, Вик: раз я знаю обо всем этом, мой прямой долг – сообщить ПМ.

– Зачем?

«Зачем?» Его вопрос поставил меня в тупик. Лично мне это казалось очевидным.

– Если вы подцепили какую-то заразу, вы что, считаете своим долгом награждать ею других?

Пока я обдумывал ответ – или, вернее, досадовал про себя на отсутствие такового, – Вик как бы ненароком повернул настольную лампу в мою сторону. Она не слепила мне глаза в буквальном смысле слова, однако я не мог отделаться от смутного ощущения, что ко мне применяют третью степень.

И его следующий вопрос только усилил впечатление, что меня допрашивают по подозрению в нелояльности.

– Вам нравится быть членом кабинета? – доверительно понизив голос, спросил он.

– Да-да, конечно!

– И вы хотели бы в нем остаться?

Мое сердце ушло – нет, прыгнуло – в пятки, язык прилип к гортани. Значит, они все-таки сомневаются в моей лояльности. О боже! Я удрученно кивнул.

– В таком случае… – Он замолчал, явно чего-то ожидая.

Я мгновенно покрылся противным липким потом. В глазах потемнело, голова пошла кругом. Все обернулось совсем не так, как мне хотелось. Я планировал непрерывно атаковать, а вместо этого ушел в глухую оборону. Неожиданно под угрозой оказалось… мое политическое будущее!

А я, глупец, не желал уступать! Представляете? Сам не знаю почему. Наверно, потому, что голова шла кругом, иначе не объяснишь.

– Существует такое понятие, как чувство долга, – донеслись до меня мои собственные слова. – Бывают моменты, когда необходимо поступать так, как подсказывает совесть!

Вик снова взорвался. И понятно: напоминать главному Кнуту о совести – все равно, что размахивать красной тряпкой перед быком.

Причем на этот раз взрыв был термоядерным. Передо мной разверзлась Скандальная Глотка, которой он славился на весь Вестминстер.

– Какого хрена! – заорал он, вскочив и уже не сдерживаясь.